Сергей Алпатов
Необходимость связать программные произведения родной литературы с ключевыми текстами западноевропейской словесности остро ощущается учителями, а нередко и самими учащимися. Как правило, эта потребность остаётся вовсе нереализованной или воплощённой частично и мимоходом. Задача настоящей статьи — увидеть связи романа В.Скотта “Уэверли, или 60 лет назад”, повести Н.М.Карамзина “Марфа Посадница” и “Капитанской дочки” А.С.Пушкина в широкой историко-культурной и литературной перспективе.
Перечисленные произведения объединяет, прежде всего, сам жанр исторического повествования. В.Скотт — первооткрыватель этой формы в новеллистике XIX века. “Уэверли” — первый его роман, эталон для последующих опытов европейской словесности в названном жанре. Как станет видно из дальнейшего, связь русской исторической беллетристики с западными образцами осуществляется не только на уровне жанровых канонов, но и в плане отдельных сюжетных ходов, в построении романного пространства, в способах типизации действующих лиц и событий.
Исторический роман — парадоксальная форма литературы. История, по известному высказыванию, не знает сослагательного наклонения. Сюжет романа — заведомый вымысел, допущение, предположение. Вместе с тем сама природа события как существенного, значимого, из ряда вон выходящего роднит исторический и художественный факты, противопоставляя их обыденности. Именно переломное, осевое время является плодотворным и для развития человечества в рамках самой истории, и для осмысления происходящего в формах исторического романа.
Эпохи сложения единой нации и строительства единого государства, как правило, гармоничны в своих результатах. Но в истоках своих — это смутные времена, связанные с болезненным отказом от всего косного в этническом опыте, с поиском новых путей для исторического творчества нации.
Написанные практически в одно время “Марфа Посадница” (1803) и “Уэверли” (1805–1814) осмысляют именно такие поворотные моменты в социально-историческом развитии России и Великобритании.
Проблематику английского романа сжато можно сформулировать так: государственное объединение Англии и Шотландии в 1707году не означало мгновенного устранения различий в образе жизни цивилизованной равнины и “диких” горцев. Ещё менее могли правительственные акты обеспечить единство политических симпатий, религиозных верований и национальных чувств. Очевидные противоречия вылились в восстание шотландцев 1745года, потерпевшее поражение в битве при Коллодене. В послесловии к “Уэверли” В.Скотт отмечает, что поражение горцев повлекло кардинальные политические, экономические и социальные метаморфозы в Шотландии, заложившие фундамент подлинного единства британской нации.
Тема повести Н.М.Карамзина — подъём национальной государственности после татаро-монгольского ига. Перед русской нацией XVвека встал вопрос о выборе столбовой дороги исторического развития: развивать ли свои самобытные, национально и религиозно специфичные традиции или обратиться к перспективам западноевропейского пути. Условно первый из этих путей можно назвать московским, а второй — новгородским.
Новгородская модель исторического развития уходит корнями в первовремя русской государственности. Её двойственность ярко воплощают фигуры Рюрика и Вадима: призванному извне варяжскому князю противостоит сын исконной демократии — воли-вольности народной. По мысли В.Н.Топорова, именно такое соотношение власти и воли несло в себе зёрна будущей русской цивилизации: “в Новгороде закладывались отдалённые подступы к тому, что получило развёрнутое продолжение в историческом творчестве ПетраI”.
Вместе с тем вольность новгородская была чревата предпочтением региональных (Запад, Литва) и профессиональных (торговля) интересов в ущерб общерусским. Московское княжество строилось на принципе власти единодержавной в интересах единства национального. Выбор этого пути определялся печальным опытом предшествующей раздробленности, в свете которого иную цену получал и опыт новгородской демократии: “Привыкшие к выгодам торговли торгуют и благом народа”.
Если в плане социально-политическом выбор между московским и новгородским путями развития был возможен и необходим, то с точки зрения духовной двух правд быть не могло: одна правда и одна кривда. Обе стороны исторического противостояния отчётливо понимали, что гораздо важнее того, что они думают о судьбе России, то, что Бог мыслит о ней в вечности.
Новгородская повесть о событиях 1478года подчёркивает атмосферу лжи, раздоров, царившую в городе: “И бысть в Новегороде молва велика, и мятеж мног, и многа лжа неприазненна. И разделишася людие: инеи хотяху за князя, а инии за короля за литовьского... И бысть на лутьшии люди молва, яко те приведоша великого князя на Новгород, а то Богъ сердце-ведець и суди им, зачинающим рать и обидящим нас”.
Ещё жёстче оценки Московской повести о походе ИванаIII на Новгород: “Аще бо християне нарицахуся, а дела их бяху горее неверных... въ крещении быша за великими князи православными, ныне же на последнее время, за двадцать лет до скончания седмыя тысящи, въсхотеша отступити за латинского короля”.
Летописным повестям вторит народный духовный стих:
В Голубиной книге есть написано:
Кая земля всем землям мати,
Кое озеро всем озерам мати,
Кая река всем рекам мати,
Который город всем городам мати.
...Свята Русь-земля всем землям мати,
Ильмень-озеро всем озерам мати.
Не тот Ильмень, который над Новым градом,
Не тот Ильмень, который во Царе-граде,
А тот Ильмень, который во Турецкой земли
Над начальным градом Иеросалимом,
Выпадала с ёго матушка Иордань-река,
Иордань-река да всем рекам мати.
…При последнем будет при времени,
При восьмой будет при тысяци,
Правда будет взята Богом с земли на небо,
А Кривда пойдёт она по всёй земли,
По всёй земли, по всёй вселенныя,
По тем крестьянам православныим,
Вселится на сердца на тайныя...
По мысли народной, своё, новгородское Ильмень-озеро — малое подобие озёр цареградских и иерусалимских. Точно так же и крещенская прорубь в каждом селе — малая Иордань, в которой очищаются Христом наши грехи. Именно на таком духовном основании рождается средневековое представление о Руси как о Третьем Риме, который подобен Иерусалиму земному и тем самым Иерусалиму небесному. Пророчество о Третьем Риме относится не только к Москве, но и ко всем городам и весям Руси: два великих центра духовной и мирской власти пали, третий — их слабое, последнее, наихудшее из возможных подобие — стоит, а четвёртому не быть, ибо дальше, меньше, хуже, греховнее быть невозможно, не выходя за пределы мира и звания христианского. И вот кривда поселяется в этом последнем оплоте христианства.
Иерусалим, променявший небесные дары на земные блага, опустел по пророчеству Христа: “Се, оставляется вам дом ваш пуст” (Мф.23, 38; Лк.13, 35). Падение Новгорода отождествляется с гибелью Иерусалима: “И таково бе възмущение в них [новгородцах], яко же въ Иерусалиме бысть, егда предасть его Господь в руце Титове”.
Очевидно, что конфликт Англии и Шотландии в XVIIIвеке, так же как и противостояние Москвы и Новгорода в XVстолетии, включали в себя не только вопрос о территориальном единстве государства, но и вопрос о духовном и культурном центре нации. Выбор той или иной этнической перспективы означал кардинальный поворот в историческом развитии.
Поход московского князя ИванаIII на Новгород в 1478году пришёлся на осевой рубеж русской культуры. В.Н.Топоров в своей книге “Святость и святые Древней Руси” особо подчёркивает тот факт, что в русло исторических преобразований включаются все политические, социальные и духовные силы того времени: “...происходит медленное, а потом всё более набирающее силу нарастание исторического творчества на Руси — и в народе, и в Церкви, и в государственной власти. На одном полюсе (народ) задача решается незаметно, как бы исподволь, если угодно, эгоистически и приземлённо. На другом полюсе (власть) всё делается обнажённо, нередко грубо, жестоко, не по-христиански. Церковь старается (и это ей не всегда удаётся) избежать крайностей”.
Этот краткий историографический очерк не только проясняет событийный контекст “Уэверли” и “Марфы Посадницы”, но и поможет нам выявить особенности художественного воплощения обсуждаемых событийных, идеологических и духовных коллизий в жанре исторического романа.
Важнейшие категории национального менталитета родная земля и соотечественник в рамках исторического романа получают более конкретную форму — родной дом и герой сюжета.
В романе В.Скотта каждый дом непосредственно связан с историей. Замки Уэверли-Онор, Тулли-Веолан, Гленнакуойх предстают перед читателем как центры разных культур (средневековой английской, пограничной англо-шотландской и современной шотландской), как памятники и места значимых событий разных исторических эпох: “После битвы при Вустере король Карл целый день скрывался в Уэверли-Оноре, и в тот момент, когда отряд кавалерии приближался к замку, чтобы произвести обыск, леди Алиса послала своего младшего сына с горсткой слуг задержать неприятеля, хотя бы ценою жизни, пока король успеет спастись бегством”.
Вместе с тем на каждом из родовых гнёзд видны следы исторических метаморфоз, более или менее удачных приспособлений к новым временам и веяниям: “Дом был построен в ту эпоху, когда замки уже изжили себя, а шотландские зодчие ещё не овладели искусством создавать покойные дома для семейного жилья”. Не всякое преобразование происходит так постепенно и незаметно, что хозяева однажды замечают безнадёжный анахронизм своего жилища. В переломные эпохи продолжение жизни возможно лишь через разрушение, смерть и воскресение в новом качестве. Этому посвящена главаLXIII “Уэверли” “Следы опустошения”, в которой звучат пророческие слова блаженного дурачка из Тулли-Веолана: “Всё кончено... Все умерли”. Не забудем, что в итоге все герои живы, но каждый пережил внутреннюю катастрофу и прошлое ушло безвозвратно.