Для нас интерес заключается в некой личности, сияющей и оживленной, шествующей среди членов комитета садоводов; интерес заключается в этой личности, разряженной, причесанной, напомаженной, одетой во все красное, - цвет, особенно оттеняющий ее черные волосы и желтый цвет лица.
Этот ликующий, опьяненный восторгом триумфатор, этот герой дня, кото- рому суждена великая честь затмить собою и речь ван Систенса и при- сутствие штгальтера - Исаак Бокстель. И он видит, как перед ним, спра- ва, несут на бархатной подушке черный тюльпан, его мнимое детище, а сле- ва - большой мешок со ста тысячами флоринов, прекрасными, блестящими золотыми монетами, и он готов совершенно скосить глаза, чтобы не потерять из виду ни того, ни другого.
Время от времени Бокстель ускоряет шаги, чтобы коснуться локтем локтя ван Систенса. Бокстель старается заимствовать у каждого частицу его дос- тоинства, чтобы придать себе цену, так же, как он украл у Розы ее тюльпан, чтобы приобрести себелаву и деньги.
Пройдет еще только четверть часа, и прибудет прин Кортеж должен сделать последнюю остановку. Когда тюльпан будет возсен на свой трон, то принц, уступающий место в сердце народа своему сопернику, возьмет ве- ликолепно разрисованный пергамент, на котором написано имя создателя тюльпана, и громким ясным голосом объявит, что соверлось чудо, что Голландия в лице его, Бокстеля, заставила природу создать черный цветок и что этот цветок будет впредь называться Tulipa nig Boxtellea.
Время от времени Бокстель отрывает на момент свой взгляд от тюльпана и мешка с деньгами иобко смотрит в толпу, так как опасается увидеть там бледное лицо прекрасной фрисландки.
Вполне понятно, что этот призрак нарушил бы его аздник, так же как призрак Банко нарушил праздник Макбета.
И поспим добавить, этот презренный человек, перебравшийся через стену, и притом не через собственную стену, влезший в окно, чтобы войти в квартиру своего соседа, забравшийся при помощи поддельного ключа в комнату Розы, - этот человек, который украл славу у мужчины и приданое - у женщины, этот человек не считал себя вором.
Онтолько волновался из-за тюльпана, он так тщательно следил за ним от ящика сушильне Корнелиуса до Бюйтенгофского эшафота, от Бюйтенгофс- кого эшафота до тюрьмы в Левештейнской крепости, он так хорошо видел, катюльпан родился и вырос на окне Розы, он столько раз разогревал сво- дыханием воздух вокруг него, что никто не мог быть владельцем тюльпа- на с большим правом, чем он Если бы у него сейчас отняли черный тюльпан, это, безусловно, было бы кражей.
Но он нигде не замечал Розы. И, таким образом, радоь Бокстеля не была омрачена.
Кортеж остановился в центре круглой площадки, великолепные деревья которой были разукрашены гирляндами и надписями. Кортеж остановился под звуки громкой музыки, и молодые девушки Гаарлема вышли вперед, чтобы проводить тюльпан до высокого пьедестала, на котором он должен был кра- соваться рядом с золотым креслом его высочества штатгальтера.
И гордый тюльпан, возвышающийся на своем пьедестале, вскоре овладел всем собраем, которое захлопало в ладоши, и громкие рукоплескания раз- дались по всему Гаарлему.
XXXII
Последняя просьба
В этот торжественный момент, когда раздавались громкие рукоплескания, по дороге вдоль парка ехала карета. Она продвигалась вперед медленно, так как спешившие женщины и мужчины вытесняли из аллеи на дорогу много детей.
В этой запыленной, потрепной, скрипящей на осях карете ехал нес- частный ван Берле. Он смотрел в открытую дверцу кареты, и перед ним ста- ло развертываться зрелище, которое мы пытались весьма несовершенно обри- совать нашему читателю.
Толпа, шум, эта пышность роскошно одетых людей и природы ослепили заключенного, словно молния, ударившая в его камеру.
Несмотря на нежелание спутника отвечать на вопросы Корнелиуса об ожи- дающей его участи, Корнелиус все же попробовал в последний раз спросить его, что значит все это шумное зрелище, которое, как ему сразу показа- лось, совсем не касается его лично.
- Что все это значит, господин полковник? - спросил он сопровождавше- го его офицера.
- Как вы можете сами видеть, сударь, это празднество.
- А, празднество, - сказал Корнелиус мрачным, безразличным тоном че- ловека, для которого в этомире уже давно не существовало никакой ра- дости.
Через нескольксекунд, когда карета продвинулась немного вперед, он добавил:
- Пстольный праздник города Гаарлема, по всей вероятности? Я вижу много цветов.
- Да, действительно, сударь, это праздник, на котором цвет играют главную роль.
- О, какой нежный аромат, о, какие дивные краски! - воскликнул Корне- лиус.
Офицер, подчиняясь внезапному приступу жалости, приказал солдату, за- менявшему кучера:
- Остановитесь, чтобгосподин мог посмотреть!
- О, благодарю вас, сударь, за любезность, - сказал печально ван Бер- ле, - но в моем положении очень тяжело смотреть на чужую радость. Из- бавьте меня от этого, я вас очень прошу.
- К вашим услугам, сударь. Тогда едем дальше.
Я приказал остановиться потому, что вы меня об этом просили, и затем вы считались большим любителем цветов и в особенности тех, в честь которых устроено сегодня празднество.
- А в честь каких цветов сегодня празднество, сударь?
- В честь тюльпанов.
- В честь тюльпанов! - воскликнул ван Берле. - Сегодня праздник тюльпанов?
- Да, сударь, но раз это зрелище вам неприятно, поедем дальше.
И офицер хотел дать распоряжение продолжать путь.
Но Корнелиус остановил его. Мучительное мнение промелькнуло в его голове.
- Сударь, - спросил он дрожащиголосом, - не сегодня ли выдают пре- мию?
- Да, премию за черный тюльпан.
Щеки Корнелиуса покрылись краской, по его телу пробежала дрожь, на лбу выступил пот. Затем, подумав о том, что без него и без тюльпана праздник, конечно, не удастся, он заметил:
- Увы, все эти славные люди будут так же орчены, как и я, ибо они не увидят того зрелища, на которое были приглашены, или, во всяком слу- чае, они увидят его неполным.
- Что вы этим хотите сказать, сударь?
- Я хочсказать, - ответил Корнелиус, откинувшись в глубину кареты, - я хочу сказать, что никогда никем, за исключением только одного чело- века, которого я знаю, не будет открыта тайна черного тюльпана.
- В таком случае, сударь, тот, кого вы знаете, открыл уже эту тайну. Гаарлем созерцает сейчас тот цветок, который, по вашему мнению, еще не взращен.
- Черный тюльпан! - воскликнул, высунувшись наполовину из кареты, ван Берле. - Где он? Где он?
- Вон там на пьедестале, вы видите?
- Я вижу.
- Теперь, сударь, но ехать дальше.
- О, сжальтесь, смилуйтесь, сударь, - сказал ван Берле, - не увозите меня. Позвольте мне еще посмотреть на него. Как, неужели то, что я вижу там, это и есть черный тюльпан? Совершенно черный... возможно ли? Су- дарь, вы видели его? На нем, по всей вероятности, пятна, он, по всей ве- роятности, не совершенный; он, быть может, только слегка окрашен в чер- ный цвет. О, если бы я был поближе к нему, я смог бы определить, я смог бы сказать это, сударь! Разрешите мне сойти, сударь, разрешите мне пос- мотреть его поближе. Я в очень прошу.
- Да вы с ума сошли, сударь, - разве я могу?
- Я умоляю вас!
-о вы забываете, что вы арестант.
- Я арестант, это правда, но я человек чести. Клянусь вам честью, су- дарь, что я не сбегу; я не окажу никой попытки к бегству; разрешите мне только посмотреть на цветок, умоляю вас.
- А мои предписания, сударь?
И офицер снова сделал движение, чтобы приказать солда тронуться в путь.
Корнелиус снова остановил его.
- О, подожде, будьте великодушны. Вся моя жизнь зависит теперь от вашего сострания. Увы, мне теперь, сударь, по-видимому, осталось не- долго жить. О, сударь, вы себе не представляете, как я страдаю! Вы себе не представляете, сударь, что творится в моей голове и моем сердце! Ведь это, быть может, - сказал с отчаянием Корнелиус, - мой тюльпан, тот тюльпан, который украли у Розы. О, сударь, понимаете ли вы, что значит вырастить черный тюльпан, видеть его только одну минуту, найти его со- вершеннымнайти, что это одновременно шедевр искусства и природы, и по- терять его, потерять навсегда! О, я должен, сударь, выйти из кареты, я должен пойти посмотреть на него! Если хотите, убейте меня потом, но я его увижу, я его увижу.
- Замолчите, несчастный, и спрячьтесь скорее в карету; приближается эскорт его высочества штатгальтера, и если принц заметит скандал, услы- шит шум, то нам с вами не сдобровать.
Ван Берле, испугавшись больше за своего спутника, чем за самого себя, откинулся вглубь кареты, но он не мог остаться м и полминуты; не успе- ли еще первые двадцать кавалеристов проехать, как он снова бросился к дверцам кареты, жестикулируя и умоляя штатгальтера, который как раз в этот момент проезжал мимо.
Вильгельм, как всегда, спокойный и невозмумый, ехал на площадь, чтобы выполнить долг председателя. В руках он держал свиток пергамента, который в этот день празднества служил ему командорским жезлом.
Увидев человека, который жестикулирует и о чем-то умоляет, и узнав, быть может, также и сопровождавшего его офицера, принц-штатгальтер при- казал остановиться.
В тот же миг его лошади, дрожа на своих стьных ногах, остановились, как вкопанные, в шести шагах от ван Берле.
- В чем дело? - спросил принц офицера, который при первом же слове штатгальтера выпрыгнул из кареты почтительно подошел к нему.
- Монсеньер, - ответил офицер, - это т государственный заключенный, за которым я ездил по вашему приказу вевештейн и которого я привез в Гаарлем, как того пожелали ваше высоство.