Смекни!
smekni.com

Черный тюльпан (стр. 1 из 41)

Черный тюльпан

Автор: Дюма А.

I

Благодарный народ

20 августа 1672 года город Гаага, такой оживленный, сияющий и нарядный, словно в нем царит вечный праздник, - город Гаага со своим тенистым парком, огромными деревьями, склоненными над готическими зданиями, с зеркальной поверхностью широких каналов, в которых отражаются почти в- точные по стилю купола его колоколен, - 20 августа 1672 года, городаа- га - столица семи Соединенных провинций, был заполнен высыпавшими на улицу возбужденными толпами граждан. Они, торопясь и волнуясь, с ножами за поясом, с мушкетами на плечах или с дубинами в руках, пестрым потоком стекались со всех сторон к грозной тюрьме Бюйтенгоф. Там в то вре то- мился по доносу врача Тикелара, за покушение на убийство, Корнель де Витт, брат Яна де Витта, бывшего великого пенсионария Голландии.

Если бы история этой эпохи и в особенности того года, с серены ко- торого начинается наш рассказ, не была неразрывно связана с дмя вышеу- помянутыми именами, то несколько последующих пояснительных строк могли бы показаться излишними. Но мы предупреждаем нашего старогодруга-чита- теля, которому на первых страницах всегда обещаем, что онполучит удо- вольствие, по мере наших сил выполняя это обещание, - мы предупреждаем его, что это введение так же необходимо для ясности наго повествова- ния, как и для понимания того великого политического события, с которым связана эта повесть.

Корнелю, или Корнелиусу де Витту, главному инспектору плотин области, бывшему бургомистру своего родного города Дордрехта депутату гене- ральных штатов Голландии, было сорок девять лет, коа голландский на- род, разочаровавшись в республиканском образе правления, как его понимал великий пенсионарий Голландии Ян де Витт, проникся страстной любовью к идее штатгальтерства, которое в свое время было особым эдиктом навсегда упразднено в Голландии по настоянию Яна де Витта.

Так как очень редко бывает, чтобы общественноенение в своей каприз- ной изменчивости не связывало определенного приипа с какой-нибудь лич- ностью, то и в данном случае народ связывал республику с двумя суровыми братьями де Витт, этими римлянами Голландии, непоколебимыми сторонниками умеренной свободы и благосостояния без излиств. А за идеей штат- гальтерства, казалось народу, стоит, склонив свое суровое, осененное мыслью чело, молодой Вильгельм Оранский, которому современники дали прозвище Молчаливый.

Оба брата де Витт проявляли величайшую осторожность в отношениях с Людовиком XIV, так как они видели рост его влияния на всю Европу, силу же его они почувствовали на самой Голландиикогда столь блестящим успе- хом закончилась его Рейнская кампания, в три месяца сломившая могущество Соединенных провинций.

Людовик XIV с давних пор был врагом голландцев, и они оскорбляли его или насмехались над ним всеми способами, правда - почти всегда устами находившихся в Голландии французских эмигрантов. Национальное самолюбие голландцев видело в нем современного Митрата, угрожающего их республи- ке.

Народ питал к де Виттам двойную неприязнь. Вызывалась она, с одной стороны, упорной борьбой этих представителей государственной власти с устремлениями всей нации, с другой - есственным разочарованием побеж- денного народа, надеющегося, что друг вождь сможет спасти его от разо- рения и позора.

Этим другим вождем, готовым появиться, чтобы дерзновенно начать борьбу с Людовиком XIV, и был Вильгельм, принц Оранский, сын Вильгельма II, внук (через Генриету Стюарт) Каа I - короля английского, тот мол- чаливый юноша, тень которого, как мы уже говорили, вырисовывалась за идеей штатгальтерства. В 1672 году ему было 22 года. Его воспитателем был Ян де Витт, стремившийся сдель из бывшего принца хорошего гражда- нина. Он-то и лишил его надеждыа получение власти своим эдиктом об уп- разднении штатгальтерства на вечные времена. Но страх перед Людовиком XIV заставил голландцев отказься от политики великого пенсионария, от- менить этот эдикт и восстанить штатгальтерство для Вильгельма Оранско- го.

Великий пенсионарий преклонился перед волей сограждан; но Корнель де Витт проявил больше упорства и, несмотря на угрозы смертью со стороны оранжистских толп, осаждавших его дома в Дордрехте, отказался подписать восстанавливавший штатгалерство акт. Только мольбы и рыдания жены зас- тавили его, наконец, поставить свою подпись под этим актом, но к подписи он прибавил две буквы: V.С. - то есть vi coactus - "вынужденный силой".

И только чудом он спасся в этот день от своих врагов.

Что касается Яна де Витта, то и он ничего не выиграл от того, что быстрее и легче склонился перед волей сограждан. Спустя несколько дней после этого события на него было произведено покушение, - пронзенный несколькими ударами кинжала, он все же не умер от ран.

Эго не удовлетворило оранжистов. Жизнь обоих братьев была постоянной преградой их замыслам. и изменили свою тактику и пытались достичь кле- ветой того, чего не могли выполнить при помощи кинжала, рассчитывая в любой момент, когда будет нужно, вернуться к первой своей тактике.

Не всегда случается, чтобы для выполнения великого исторического дела появлялся столь же векий деятель. Когда же такое совпадение происхо- дит, история тотчасе отмечает имя такого деятеля, чтобы им могли вос- хищаться потомки.

Но когда сам чт вмешивается в людские дела, чтобы погубить како- го-нибудь человека или целое государство, редко бывает, чтобы у него под рукой не оказаль подлеца, которому достаточно шепнуть на ухо одно сло- во - и он тотчас же примется за работу.

Таким подлом, в данных обстоятельствах оказавшимся весьма подходя- щей для черта личностью, явился, как мы уже, кажется, говорили, Тикелар, по профессии врач.

Он заяви что Корнель де Витт, возмущенный отменой эдикта о штат- гальтерст, что он, впрочем, доказал припиской к своей подписи, и восп- ламененй ненавистью к Вильгельму Оранскому, подговорил убийцу освобо- дить республику от нового штатгальтера и что этим убийцей является он, Тикел. Однако при одной лишь мысли о данном ему поручении он по- чуввовал такое угрызение совести, что предпочел лучше разоблачить пре- ступление, чем его совершить.

Можно себе представить, какое возмущение охватило оранжистов при из- вестии о заговоре. 16 августа 1672 года Корнель был арестован в своем доме, и его подвергли в Бюйтенгофской тюрьме пытке, чтобы вырвать у него признание в заговоре против Вильгельма.

Но Корнель был не только выдающимся умом, - он был также человеком великого мужества. Он принадлежал к той породе людей, которые преданывоим политическим убеждениям так, как их деды преданы были вере, кото- рые улыбаются под пыткой; и в то время, как его терзали, он декламировал твердым голосом, скандируя размер, первую строфу оды Горация Yustum tenacem, - ни в чем не признался и не только измотал палачей, но и поко- лебал их фанатическую уверенность в своей праве.

Тем не менее судьи не предъявили Тикелару никакого обвинения, а Кор- неля де Витта лишили всех должностей и званий и приговорили к вечному изгнанию из пределов респуики.

При первых же слухах о возведенных на брата обвинениях Ян де Витт от- казался от своей должности великого пенсионария. А Вильгельм Оранский, стараясь, впрочем, несколько ускорить события, поджидал, чтобы народ, идолом которого он являлся в то время, сложил ему из трупов обоих братьев две ступеньки, необходимые ему для того, чтобы взойти к месту штатгальтера.

Итак, 20 августа 1672 года, как мы уже сказали в начале этой главы, все население города стекалось к Бюйтенгофу, чтобы присутствовь при выходе из тюрьмы Корнеля де Витта, отправлявшегося в изгнание.сем хо- телось увидеть, какие следы оставила пытка на благородном теле этого че- ловека, который так хорошо зл Горация.

Поспешим добавить, что не вся масса, стекавшаяся к Бюйтгофу, стре- милась туда с безобидной целью присутствовать на необычн зрелище; мно- гие из толпы хотели сыграть при этом активную роль или, вернее, высту- пить в роли, которая, по их мнению, была раньше плохо сыграна.

Мы имеем в виду роль палача.

Правда, в толпе были также люди, спешившие к зданию тюрьмы с менее враждебными намерениями. Их главным образом интересовало зрелище, столь привлекательное для толпы и льстящее ее самолюбию, зрелище повергнутого в прах человека, который долго и гордо стоял во весь свой рост.

Ведь Корнель де Витт - этот бесстрашный человек - сел в заключении и был измучен пыткой. Не увидят ли они его бледным, ровавленным, уни- женным? Разве это не блестящий триумф для буржуазии, еще более завистли- вой, чем простой народ, триумф, в котором каждый порядочный горожанин Гааги должебыл принять участие?

- И к тому же, - говорили оранжистские подстрекатели, ловко рассеяв- шиеся в толпе, с расчетом превратить ее одновременно в острое и тупое орудие, - не подвернется ли случай по пути от Бюйтенгофа до заставы швырнуть грязью, а может быть, даже и камнем в эго гордеца, главного инспектора плотин, который не только дал принцу Оранскому штат- гальтерство vi coactu но еще хотел его убить?

А более ярые враги Франции говорили, что надо бы действовать с тол- ком, и если б нашлись в Гааге смелые люди, - они никогда бы не допустили Корнеля де Витта отправиться в изгнание. Ведь он, как только очутится за пределами Голландии, сейчас же снова начнет месте с Францией плести свои интриги и будет жить со своим негодяем-братом Яном на золото марки- за Лувуа.

Понятно, что при таком настроении люди,аждущие зрелища, обычно не идут шагом, а бегут. Вот почему жители Гааги стремительно бежали по нап- равлению к Бюйтенгофу.

Среди наиболее торопившихся бежал и Телар, полный озлобления и не знающий, что же ему теперь предпринять. У оранжистов он считался олицет- ворением честности, национальной гордости и христианского милосердия.

Этот благородный негодяй изощрял все свое остроумие и пускал в ход всю силу своего воображения, рассказыв, как Корнель де Витт пытался купить его совесть, какие суммы денег он сулил ему и какие адские махи- нации строил заблаговременно, чтобы устранить для него, Тикелара, все зауднения при покушении на убийство.