Смекни!
smekni.com

Лирика в поэзии В.В.Маяковского

Лирика в поэзии В.В.Маяковского

Автор: Маяковский В.В.

Сидят старики, бороды — веники, каждый хитр:

землю попашет — попишет стихи.

В. Маяковский

Почему-то Маяковского принято считать поэтом политического, агитационного и сатирического плана. Хотя, как мне кажется, он выполнял пропагандистскую и агитационную деятельность как поденщину, как обязательную и скучную работу. Конечно же, он искренне верил тому, о чем писал. И писал здорово:

Но вдруг, будто ожогом рот

скривило господину,

это господин чиновник берет

мою краснокожую паспортину.

Берет, как бомбу, берет, как ежа,

как бритву обоюдоострую,

берет, как гремучую, в двадцать жал

змею двухметроворостую.

Можно понять гордость обладателя паспорта молодого государства. К сожалению, нынче мы не всегда испытываем это чувство.

Но в душе Маяковский наверняка скучал по тонкой, душевной лирике. Даже в поэме "Хорошо", насквозь проникнутой воспеванием коммунистических успехов, он не удерживается от теплых поэтических фраз. Промерзнув в комнате с приютившими его Лилей и Осей Брик и псом Щеником, он идет на Ярославский вокзал за дровами и привозит их на санках домой:

Лишь лежа в такую вот гололедь,

зубами вместе пролязгав — поймешь:

нельзя на людей жалеть ни одеяло, ни ласку.

А чуть дальше — совсем мило и нежно. Особенно если учесть тот голод в России, о котором он пишет:

Не домой, не на суп,

а к любимой в гости

две морковки несу

за зеленый хвостик.

Я много дарил конфет да букетов,

но больше всех дорогих даров

я помню морковь драгоценную эту

и полполена березовых дров.

В одном из ранних стихов у Маяковского есть прекрасная и нестандартная в стилистическом смысле зарисовка:

Лошадь, не надо!

Лошадь, слушайте!

Чего вы думаете, что вы их плоше?

Глупенькая,

все мы

немного лошади.

Каждый из нас по-своему лошадь.

Может, старая и не нуждалась в няньке.

Может, и мысль ей моя показалась пошла.

Только лошадь рванулась,

встала на ноги.

И пошла,

хвостом помахивая.

Рыжий ребенок!

Пришла веселая,

стала в стойло.

И все ей казалось: она — жеребенок....

Видение тонкого и сострадательного человека. Любовь, высказанная в несколько иносказательной форме. Но есть и более конкретные высказывания:

Приду в четыре, сказала Мария.

Восемь, девять, десять....

Вошла ты,

резкая, как "нате!", муча перчатки замш, сказала:

— Знаете,

я выхожу замуж.

— Что ж, выходите. Ничего. Покреплюсь.

Видите — спокоен как! Как пульс покойника.

Когда-то Маяковский вроде бы в шутку сказал, что он не мужик, а облако в штанах. Потом появилась прекрасная поэма под таким названием. Появились и кровавые, обнаженные чувства:

Меня сейчас узнать не могли бы:

жилистая громадина

стонет, корчится.

Что может хотеться этакой глыбе?

А глыбе многое хочется!

Впрочем, он и сам говорил о себе:

...Меня любить учили в Бутырках. Что мне тоска о Булонском лесе?!

...Нести не могу — и несу свою ношу, Хочу ее бросить — и знаю, не брошу!

...Взяла, отобрала сердце

и просто пошла играть — как девочка мячиком.

...Так я к тебе возвращаюсь, —

разве,

к тебе идя,

не иду домой я?!

Не смоют любовь ни ссоры, ни версты.

Продумана, выверена, проверена.

Пройду, любовищу мою волоча.

В какой ночи

бредовой,

недужной,

какими Голиафами я зачат —

такой большой

и такой ненужный?

В сущности, у поэта почти не было детства. Раннее взросление, увлечение марксистской философией, тюрьма... Но каждый настоящий поэт немного ребенок.

Страшное у меня горе. Вероятно — лишусь сна, Вы понимаете, вскоре В РСФСР придет весна.

Да, Маяковский пытается подшучивать над своими чувствами. Но они все равно прорываются сквозь иронию:

Надо принять какие-то меры.

Ну, не знаю что, —

например:

выбрать день самый синий,

и чтоб на улицах улыбающиеся милиционеры

всем в этот день раздавали апельсины.

Если это дорого —

можно выбрать дешевле, проще.

Например: чтоб старики, безработные, неучащаяся детвора

в 12 часов ежедневно

собирались на Советской площади,

троекратно кричали б:

ура! ура! ура!

От всего этого поэт с горечью отказывается. Он сам себя призывает в армию борцов за лучший мир, разменивает талант на дешевые агитки и масштабные политические поэмы. Вместо "А вы ноктюрн сыграть могли бы на флейте водосточных труб?.." появляется: "Ешь ананасы, рябчиков жуй, день твой последний приходит, буржуй". Он говорит о своем выборе открыто:

Я, ассенизатор и водовоз революцией мобилизованный и призванный, ушел на фронт из барских садоводств поэзии — бабы капризной.

И все же, как он ни "смирял себя, становясь на горло собственной песни", ручейками живой воды просачивается лирика истинных чувств в нарочито грубоватых стихах.

...Я слышу мой, мой собственный голос.

Мне лапы дырявит голоса нож.

Мой собственный голос — он молит, он просится:

— Владимир! Остановись! Не покинь!

Зачем ты тогда не позволил мне броситься!

С размаху сердце разбить о быки?

Семь лет я стою.

Я смотрю в эти воды,

к перилам прикручен канатами строк.

Семь лет с меня глаз эти воды не сводят.

Когда же,

когда ж избавления срок?

Я бегал от зова разинутых окон,

любя убегал.

Пускай однобоко,

пусть лишь стихом,

лишь шагами ночными —

строчишь,

и становятся души строчными,

и любишь стихом,

а в прозе немею.

Ну вот, не могу сказать,

не умею.

Но где любимая,

где моя милая,

где —

в песне! —

любви моей изменил я?

каждый звук,

чтоб признаться,

чтоб кликнуть.

А только из песни — слово не выкинуть

И уже где-то в шаге от рокового конца Маяковский пишет:

Я не знаю, буду ли понят своей страной?

А не буду понят, ну что ж...

Над своей страной пройду стороной, как проходит осенний дождь.

Выстрел еще не прозвучал, но в этом четверостишии уже чувствуется горькое дыхание смерти. Самое страшное разочарование для поэта — это разочарование в самом себе, в том, что, встав "на горло собственной песни", ты и самом деле эту песню задушил. Зачем? Во имя чего?

Ложных идеалов лживой партии и кровавых вождей?!

Поэт жив и поныне, поскольку живы его многочисленные сборники. Поныне собираются люди у памятника Маяковскому, декламируют его и свои стихи — это традиция. Но этот памятник не только поэту, но и тому,

что он - жертва, одна из многомиллионных жертв неправедного строя и

неправедных правителей.