Автор: Зощенко М.М.
То-есть каторжный труд -- велосипеды теперь иметь. Действительно верно,
громадное через них удовольствие, физическое развлечение и все такое. На собак, опять же можно наехать. Или куренка попугать.
Но только, несмотря на это, от велосипеда я отказываюсь. Я тяжко захворал через свою машину, через свой этот аппарат.
Я надорвался. И теперь лечусь амбулаторно. Грыжа у меня открылась. Я теперь, может быть, инвалид. Собственная машина меня уела.
Действительно, положение такое -- на две минуты машину невозможно без себя оставить -- упрут. Ну, и приходилось в силу этого машину на себе носить в свободное от катанья время. На плечах.
Бывало, в магазин с машиной заходишь -- публику за прилавок колесьями загоняешь. Или к знакомым в разные этажи поднимаешься. По делам. Или к родственникам.
Да и у родственников тоже сидишь -- за руль держишься. Мало ли какое настроение у родственников. Я не знаю. В чужую личность не влезешь.
Отвертят ааднее колесо или внутреннюю шину вынут. А после скажут: так и было.
В общем, тяжело приходилось.
Неизвестно даже, кто на ком больше ездил. Я на велосипеде или он на мне.
Конечно, некоторые довоенные велосипедисты пробовали оставлять на улице велосипеды. Замыкали на все запоры. Однако, не достигало -- угоняли.
Ну, и приходилось считаться с мировоззрением остальных граждан. Приходилось носить машину на себе.
Конечно, человеку со здоровой психикой не составляет труда понести на себе машину. Но тут обстоятельства для меня сложились неаккуратно.
А понадобился мне в срочном порядке целковый. На пропой души.
"Надо, -- думаю, -- где-нибудь забодать".
Благо машина есть -- сел и поехал. Заехал к одному приятелю -- дома нету. Заехал к другому -- денег дома нету, а приятель дома.
А один приятель хотя проживает в третьем этаже, зато другой в седьмом. Туда и назад с машиной смотался -- и язык высунул.
После того поехал к родственнице. На Симбирскую улицу. К родной тетке.
А она, зануда, на шестом этаже живет.
Поднялся со своим аппаратом на шестой этаж. Смотрю, на дверях записка. Дескать, приду через полчаса.
"Шляется, -- думаю, -- старая кочерыжка". Ужасно я расстроился и сгоряча вниз сошел. Мне бы с машиной наверху обождать, а я сошел от расстройства чувств. Стал внизу тетку ждать.
Вскоре она приходит и обижается на меня, зачем я с ней наверх итти не хочу.
-- У меня, -- говорит, -- с собою около гривенника. Остальные деньги на квартире.
Взял я машину на плечо, пошел за теткой. И чувствую, икота поднимается, и язык наружу вылезает. Однако, дошел. Получил деньги сполна. Пошамал для подкрепления организма. Накачал шину и вниз сошел.
Только дошел донизу -- гляжу, парадная дверь закрыта. У них в семь часов закрывается.
Ничего я тогда не сказал, только ужасно заскрипел зубами, надел на себя велосипед и стал опять подниматься. Сколько времени я поднимался -- не помню. Шел, прямо, как сквозь сон.
Начала меня тетка выпущать с черного хода. Сама, зануда, смеется.
-- Ты бы, -- говорит, -- машину наверху оставлял, если внизу боишься.
После перестала смеяться -- видит ужасная бледность разлилась по моему лицу. А я, действительно, держусь за руль и качаюсь.
Однако, вышел на улицу. Но ехать от слабости не мог. А теперь обнаружились последствия -- хвораю через эту каторгу.
Утешаюсь только тем, что мотоциклистам еще хуже. Вот, небось, переживают!
И хорошо еще,, что у нас небоскребов не удосужились построить. Сколько бы народу полегло!