Смекни!
smekni.com

Толстой Соединение и перевод четырех Евангелий (стр. 1 из 89)

Лев Николаевич Толстой

Соединение и перевод четырех Евангелий

Соединение и перевод четырех Евангелий

ТОЛСТОВСКИЙ ЛИСТОК №6

В сжатии составителя «Толстовского листка» (Владимира Александровича Мороза)

По завещанию Л.Н. Толстого перепечатка разрешается безвозмездно

«Если религия не на первом месте, она на последнем»

«...причины угнетения находятся в самом народе, а не вне его, сам народ поставил себя в такое положение, отступив от истинной веры»

«То, что я отрекся от церкви, это совершенно справедливо. Но я отрекся от нее не потому, что я восстал на Господа, а, напротив, только потому, что я всеми силами души желал служить ему»

«Для христианина нет и не может быть никакой сложной метафизики. Все, что можно назвать метафизикой в христианском учении, состоит в простом понятном всем положении, что все люди – сыны Бога, братья и потому должны любить Отца и братьев и вследствие этого поступать с другими так же, как желаешь, чтобы поступали с тобой»

«в том‑то и сила христианского учения, что оно из области вечных сомнений и гаданий переводит вопросы жизни на почву несомненности»

Л. Толстой

ГОЛОС ТОЛСТОГО (от составителя)

Слово свободно. Но в несвободе, запрещенное, оно не переходит в “свободу слова”.

Обращенная к человечеству на рубеже XIX – ХХ веков религиозная проповедь Толстого, в несвободе – при единовластном царстве православной церкви и самодержавного государства – почти не была услышана: «Людей, разделяющих мои взгляды, едва ли есть сотня».

Толстой, как и религиозный мыслитель, проповедник христианского учения, был беспощадно гоним. Получал угрозы убийства и однажды, по почте, веревку – чтобы убил себя сам. В разные годы гонение испытали самые близкие помощники и единомышленники Толстого (личный секретарь Николай Николаевич Гусев был уведен из Яснополянского дома, посажен в тюрьму и затем сослан в Чердыньский уезд, Владuмир Григорьевич Чертков под угрозой ареста выслан за границу без права возвращения в Россию). Рассыпались готовые типографские наборы запрещенных сочинений Толстого. Арестовывались и сжигались выпущенные тиражи книг, а удавшееся их распространение грозило тюрьмой. Издатели устрашались судом и штрафами. Позже безгранично преданная отцу младшая дочь Александра не избежала первых советских кутузок.. Особое озлобление российского общества, уже беременного революцией – то есть готовностью в неслыханных масштабах убивать друг друга, – вызывал приписываемый Толстому (наделе лишь выдвинутый им на первое место в христианском учении) не устраивавший никого ни в какие времена завет Христа – НЕПРОТИВЛЕНИЕ ЗЛУ НАСИЛИЕМ.

Всякая власть безбожна. В дни набирающей силы, откровенно безбожной власти, толстовцев стали убивать. “...толстовщина в полной мере разоблачает себя, как та сила, против которой направлен наш пролетарский атеизм... толстовщина дает оплот кулацкой идеологии, помогает кулакам бороться с большевиками под прикрытием лицемерного религиозно‑нравственного учения о непротивление злу ... кулак, сектант, интеллигент, бесчисленные гады... все они имеют в аргументации Толстого верную нравственную самозащиту... Социализм для толстовщины – худший, самый ненавистный «дьявол»... Толстой и толстовщина относятся к числу тех явлений, против которых трудящиеся массы должны бороться... Толстой не ставил перед собой иных задач, как только выяснения основного, интересовавшего его вопроса, – вопроса о боге... пролетариат должен изжить и преодолеть вредное влияние толстовщины" («Атеист», 1928 г.).

Наибольшее рвение в неприятии Толстого проявляли те, кто, или вовсе не зная учения, или, не уяснив исток его – боль и любовь к людям, узнавал о нем от его сознательных извратителей и хулителей. Так будет до тех пор, пока свое суждение о Толстом люди будут выводить из существующего на сегодня толсто ведения, которое, не принимая источник, питающий мировоззрение Толстого – Иисусово понимание Бога, не принимает и толстовского учения о Боге.

Непонятый, изуродованный атеистическим толкованием Толстой отдан в среду образования (от школы до академий), и непонятым, не принятым ни душой, ни сердцем от академий, по порочному кругу, снова возвращен школе. Мимо познания.

Чтобы не стать невольно причастным к гонению Толстого, не встать тем самым на пути движения истины от души к душе, надо, внимая совету Блока, «торопиться понимать Толстого с юности, пока наследственная болезнь призрачных дел и праздной иронии не успела ослабить духовных и телесных сил». Чтобы не оказаться затянутым мнимыми знатоками и исследователями толстовского мировоззрения в ложное понимание, в неведение, что есть Толстой на самом деле, надо, постоянно углубляясь, изучать Толстого.

Мы переживаем время, какого, может быть, никогда не было в России. Оно позволяет вывести мысль Толстого хотя бы вровень с другими, поначалу хотя бы в так называемый плюрализм, чтобы мысль Толстого могла открытьсянам, его современникам, ведь последние десять лет своей жизни Толстой жил в «наше время», начав новый век новым пониманием христианского учения.

Как раньше, так и теперь голос Толстого есть проверка «гласностью» – гласности, "свободой словасвободы. Проверка – действительно ли мы переживаем время, какого никогда не было в России, когда религиозная мысль Толстого может стать достоянием всех.

Цель этого издания – вывести из забвения великого религиозного мыслителя, о котором мало или почти ничего не известно просвещенному человечеству, тогда как обращение к мировоззрению Толстого и вживление его в жизнь людей могло бы означать не только возрождение России, но и спасение рада человеческого, стоящего на грани самоуничтожения. Распространение мировоззрения Толстого есть задача "Толстовского листка”.

Началом религиозного пути мыслителя можно считать написанную им в 1880 году книгу «Исповедь». Завершением – оконченный в 1910 году грандиозный труд «Путь жизни». Тридцать последних лет своей жизни отданы Толстым на разъяснение истинности христианского учения, на необходимость руководиться им современному человечеству, которое, далеко удалившись по времени от Иисуса‑Учителя, еще дальше отдалилось от сущности его учения.

Раскрывая смысл учения Христа, суть которого в объединении народов мира в единую семью человечества – братство людей, имеющих одного Отца :. – Бога, Толстой не мог тем самым не задеть разделяющие мир государственные системы, не мог не обличить – «любовно обличить» (его слава) – существующие общественные, культурные, научные структуры, не мог не показать ложность различных философских учений, оправдывающих настоящее устройство мира, и прежде всего не мог не указать на главных виновников разделения мира – различные церковные учения – «ложные веры» (как их называл Толстой), в том числе и учение православной церкви. Умолчание и оболгание деятельности Льва‑Учителя, идущей вразрез с существующим порядком вещей утвержденным государством – господином над жизнью человеческой, и церковью – господином над душой человеческой, сделалось неизбежным. Сокрытие и извращение смысла жизни и труда Толстого стало целью как для представителей безбожной власти, так и для представителей ложной веры. Bласть и ее институты, церковь и ее институты объединились в общем усилии – вырвать из нравственной жизни людей важнейшие творения религиозной мысли Толстого.

Основные труды Толстого, призванные направлять сознание человека к пониманию истины, и изменению своей жизни в соответствии с этим пониманием, не были опубликованы в России при жизни Толстого. Так же обошлись с трудами единомышленников, писавших о Толстом и его учении. До последнего времени не была известна ценнейшая книга Маховицкого, проведшего последние годы жизни Толстого в его даме «Яснополянский дневник», свидетельствующая, что мыслительная жизнь человека рождается из высоконравственной жизни человека. Ближайший друг, помощник, единоверец Толстого В. Г. Чертков, о котором сам Толстой говорил, что он с ним «удивительно одноцентрен», годами собирал в один свод мысли Толстого. Труд этот преступно скрывается, покоясь мертвым грузом в одном из толстовских архивов, что лишает людей знания вершин религиозной мысли.

Россия до Толстого не имела своего духовного учителя, подобного Будде, Конфуцию, Лао‑Цзы, Сократу, Иисусу. Эту роль со времени князя Владимира, перенесшего на русскую почву переписанные при императоре Константине евангельские тексты, выполняла союзничающая с государством православная церковь со своим церковным толкованием учения Христа, допускающим рабство людей, смертные казни, «христолюбивое воинство» – благословляющая убиение людей друг другом во имя «защиты отечества» и прочие дикости. Неудивительно, что Heпpuмиpuмыми врагами и гонителями Толстого, возрождающего христианское учение в его чистоте, были и остаются церковь (с ложной верой в то, что вера в церковь – это и есть вера в Бога), и государство (сложной верой в то, что, соединенные в общую семью – «общество», люди могут быть братьями, не будучи"сынами Бога”). Усилиями церкви и государства величайший духовный учитель, несущий истину не только своему времени и своему народу, но и другим временам и другим народам, исключен из сознательной жизни человечества.

В последующие за октябрьским переворотом годы духовные писания Толстого, нужные как воздух духовно нищему обществу, были заключены в темницу – так называемую "стальную комнату” в Щукинском доме (ныне здание Академии художеств на Кропоткинской улице). Доступ к ним был разрешен немногим. Остальным: «Только через мой труп», – заявила, как известно, просвещающая массы соратница вождя отступившего от истинной веры народа.

Как прежде, так и теперь, печатаются и восхваляются художественные шедевры «великого писателя земли русской» (Толстой шутил: «Почему не воды?»). То же, что Толстой совершил как главное деяние своей жизни – возрождение религиозной мысли Христа, – отвергается и осмеивается. Главарь атеизма называет философию Толстого «утонченной поповщиной». Бывший марксист Бердяев, впавший в православие, винит учителя непротивления злу насилием, убеждавшего приходивших к немурабочих не совершать революции: «Хуже будет. Придет к власти какой‑нибудь адвокатишка” (предугадал Ульянова‑Ленина), – в том, что он “оказался источником всей философии русской революции», и что «нео6ходимо освободиться от Толстого, как от нравственного учителя».