Смекни!
smekni.com

Понятие, сущность и функции государства (стр. 5 из 25)

Это обстоятельство вполне осознается выдающимися учеными нашего времени.

Так, например, А.Эйнштейн писал, что "наука без теории познания (насколько это вообще мыслимо) становится примитивной и путаной". А М.Борн считал, что "физика, свободная от метафизических гипотез, невозможна".

По мере развития науки, усложнения ее задач все больше выяв­ляется необходимость в специальном исследовании ее философских оснований.

“В мельчайших системах, как и в самых больших, — писал М.Борн, — в атомах, как и в звездах, мы встречаем явления, которые ничем не напоминают привычные явления и которые могут быть описаны только с помощью абстрактных концепций. Здесь никакими хитростями не удается избежать вопроса о существовании объективного, не зависящего от наблюдателя ми­ра, мира "по ту сторону" явлений”.

Поэтому, по мнению М.Борна, современная физика никак не может обойтись без обращения к философии, осуществляющей "иссле­дование общих черт структуры мира и наших методов проникновения в эту структуру".

А вот что говорит по этому поводу один из самых крупных специалистов по философии науки, К Поппер: "Философы-аналитики полагают, что или вообще не существу­ет подлинных философских проблем, или что философские проблемы, если таковые все же есть, являются всего лишь проблемами лингвистического употребления или значения слов. Я же, однако, считаю, что имеется по крайней мере одна действительная философская проблема, которой интересуется любой мыслящий человек. Это проблема космологии — проблема познания мира, включая и нас самих (и наше знание) как часть этого мира. Вся наука, по моему мнению, есть космология, и для меня значение философии не в меньшей степени, чем науки, состоит исключительно в том вкладе, который она вносит в ее разработку. Во всяком случае для меня и философия и наука потеряли бы всякую привлекательность, если бы они перестали заниматься этим".

VIII. ФУНКЦИИ НАУЧНОГО ИССЛЕДОВАНИЯ

1. "ЗНАТЬ, ЧТОБЫ ПРЕДВИДЕТЬ"

Каковы функции научного исследования? О.Конт обозначил их с помощью такого афористического изречения: "Знать, чтобы предвидеть".

Думается, можно принять его в качестве исходной точки при рассмотрении поставленного вопроса. С помощью последующих разъяс­нений, уточнений и поправок мы сможем постепенно перейти от этого афоризма к развернутому представлению о функциях научного исследо­вания.

При всем своем эмпиризме О.Конт не склонен был, однако, сводить процесс научного познания к собранию единичных фактов.

Конечно, рассуждает он, "первое основное условие всякого здо­рового научного умозрения" состоит в том, что воображение постоянно должно находиться в подчинении у наблюдателя. Однако неправильное толкование этого условия "часто приводило к тому, что стали слишком злоупотреблять этим великим логиче­ским принципом, превращая реальную науку в своего рода бес­плодное накопление несогласованных фактов...".

Дух истинной науки "в основе не менее далек отэмпиризма, чем от мистицизма; именно между этими двумя одинаково гибельными ложными путями он должен всегда прокладывать себе дорогу...".

Массив научного знания представляется Конту объемным: над слоем фактов возвышается слой научных законов, причем "именно в законах явлений действительно заключается наука, для которой факты в собственном смысле слова, как бы точны и многочисленны они ни были, являются всегда только необходимым сырым материалом".

Эта структура научного знания порождает разнообразие тех функ­ций, которые выполняет наука. Над функциями, связанными с получе­нием и обработкой опытных данных, возвышаются функции, выполняемые на базе научных законов. Так, устанавливая связь между каким-либо отдельным явлением и законом, мы получаем объяснение этого явления.

Но, как считал О.Конт, главное "назначение поло­жительных законов — рациональное предвидение".

"Рассматривая же постоянное назначение этих законов, можно сказать без всякого преувеличения, что истинная наука, далеко не способная образоваться из простых наблюдений, стремится всегда избегать по возможности непосредственного исследования, заменяя последнее рациональным предвидением... Таким обра­зом, истинное положительное мышление заключается преимуще­ственно в способности знать, чтобы предвидеть, изучать то, что есть, и отсюда заключать о том, что должно произойти согласно общему положению о неизменности естест­венных законов".

2. Э. МАХ О СТАТУСЕ ОПИСАНИЯ В НАУКЕ

Последователь Конта в эмпиристской трактовке науки Э.Мах объявил единственной функцией науки описание. Фиксацию результатов опыта с помощью выбран­ных в данной науке систем обозначений (языка) Э.Мах объявил идеалом научного познания.

"Но пусть этот идеал достигнут для одной какой-нибудь области . фактов, — писал Э.Мах. — Дает ли описание все, чего может требовать научный исследователь? Я думаю, что да! Описание есть построение фактов в мыслях, которое в опытных науках часто обусловливает возможность действительного описания... Наша мысль составляет для нас почти полное возмещение факта, и мы можем в ней найти все свойства этого последнего".

Но как же в таком случае быть, скажем, с объяснением и предвидением, которые всеми предтечами Маха принимались за основ­ные функции научного исследования? Очень просто. Они, с его точки зрения, в сущности сводятся к описанию.

"Я уже не раз доказывал, — писал Э.Мах, — что так называемым каузальным объяснением тоже констатируется (или описывается) только тот или иной факт, та или иная практическая зависи­мость". Когда “Ньютон "каузально объясняет" движения планет, устанавливая, что частичка массы m получает от другой частички массы М ускорение... и что ускорения, получаемые первой час­тичкой от различных частичек массы, геометрически складыва­ются, то этим опять-таки только констатируются или описываются факты, полученные (хотя и окольными путями) путем наблюдения.... Описывая, что происходит с элементами массы в элементы времени, Ньютон дает нам указание, как из этих элементов получить по известному шаблону описание какого угодно индивидуального случая. И так обстоит дело с остальными явлениями, которые объясняет теоретическая физика. Все это не изменяет, однако, ничего в существе описания. Все сводится к общему описанию в элементах”.

Точно так же, по мнению Э.Маха, обстоит дело с предвидением.

"Требуют от науки, чтобы она умела предсказывать будущее... Скажем лучше так: задача науки — дополнять в мыслях факты, данные лишь отчасти. Это становится возможным через описание, ибо это последнее предполагает взаимную зависимость между собой описывающих элементов, потому что без этого никакое описание не было бы возможно".

Э.Мах считал, что всякое научное знание есть знание эмпирическое и никаким другим быть не может, утверждая, будто научные законы и тео­рии — это лишь особым образом организован­ная, как бы спрессованная эмпирия.

"Великие общие законы физики для любых систем масс, элект­рических, магнитных систем и т.д. ничем существенным не отличаются от описаний". К примеру, "закон тяготения Ньютона есть одно лишь описание, и если не описание индивидуального случая, то описание бесчисленного множества фактов в их эле­ментах". Закон свободного падения тел Галилея в сущности есть лишь мнемоническое средство. Если бы мы для каждого времени падения знали соответствующее ему расстояние, проходимое падающим телом, то с нас этого было бы достаточно. Но память не может удержать такую бесконечную таблицу. Тогда мы и выводим формулу.... “Но это правило, эта формула, этот "закон" вовсе не имеют более существенного значения, чем все отдельные факты, вместе взятые”.Точно так же им характеризуется и теория.

Как писал Э.Мах, "быстрота, с которой расширяются наши познания благодаря теории, придает ей некоторое количественное преимущество перед простым наблюдением, тогда как качественно нет между ними никакой существенной разницы ни в отношении происхождения, ни в отношении конечного результата".

Да и преимущество-то это не абсолютно, поскольку в другом отношении теория проигрывает эмпирии. Дело в том, что Э.Мах разли­чает прямое и косвенное описание.

"То, что мы называем теорией или теоретической идеей, относит­ся к категории косвенного описания". Последнее "бывает всегда сопряжено... с некоторой опасностью. Ибо теория всегда ведь заменяет мысленно факт А другим... фактом В. Этот второй факт может в мыслях заменять первый в известном отношении, но, будучи все же другим фактом, он в другом отношении, наверное, заменить его не может". По этой причине "казалось бы не только желательным, но и необходимым, не умаляя значения теоретиче­ских идей для исследования, ставить, однако, по мере знакомства с новыми фактами на место косвенного прямое описание, которое не содержит в себе уже ничего несущественного и ограничивается лишь логическим обобщением фактов".

Все, что не может быть непосредственно наблюдаемым, по его мнению, не может относиться к научным знаниям. Вместе с тем, как отмечал Э.Мах, ученые склонны в своих попытках постичь реальность выходить далеко за пределы наблюдаемого.

В этой связи, писал он, "стоит вспомнить частицы Ньютона, атомы Демокрита и Дальтона, теории современных химиков, клеточные молекулы и гидростатические системы, наконец, со­временные ионы и электроны. Напомним еще о разнообразных физических гипотезах вещества, о вихрях Декарта и Эйлера, снова возродившихся в новых электромагнитных токовых и вих­ревых теориях об исходных и конечных точках, ведущих в четвертое измерение пространства, о внемировых тельцах, вызы­вающих явление тяжести, и т.д. и т.д. Мне кажется, что эти рискованные современные представления составляют почтенный шабаш ведьм".