В развитии лингвистической мысли XVII в. особое положение занимает одна из первых теоретических грамматик — "Грамматика всеобщая и теоретико-критическая, содержащая основы искусства речи, которые изложены ясным и простым языком; логические основы всего того, что есть общего между всеми языками, и главные различия между ними, а также многочисленные замечания по французскому языку" (1660), известная под названиями "Общая и рациональная грамматика" и Грамматика Пор-Рояля. Она кладет начало разработке принципиальных проблем общей теории языка, т.е. является первым трудом по общему языкознанию. Ее авторами были философ Антуан Арно и лингвист Клод Лансло. Оба автора были связаны со знаменитым аббатством Пор-Рояль, откуда общепринятое название "Грамматика Пор-Рояля" (Grammaire de Port-Royal). Аббатство в XVI в. было крупным центром просвещения и науки, при аббатстве была школа. В середине XVII в. аббатство было центром янсенизма – религиозного течения, которое противоречило ряду доктрин католической церкви и потому преследовалось; к концу века школа при аббатстве была закрыта, А. Арно и К. Лансло бежали, а само аббатство в XVIII в. было сожжено.
Как указывается в заглавии, Грамматика Пор-Рояля имеет своей целью изучение логических принципов, лежащих в основе всех языков, исследование общих, универсальных признаков, а также исследование природы слов, их строения и различных свойств. Авторы грамматики считают, что в языке все должно быть подчинено логике и целесообразности: "Если логика, оперируя категориями понятия, суждения, умозаключения и доказательства, формулирует законы и принципы, необходимые для достижения каких-либо результатов, то задача рациональной грамматики заключается в том, чтобы сформулировать законы, обеспечивающие изучение как отдельного языка, так и всех языков мира". А. Арно и К. Лансло считают, что этого можно достичь, лишь выяснив пути и способы отражения в языке таких логических категорий, как понятие, суждение, умозаключение. Суждение, будучи выражено в словах, называется предложением, а слово понимается как понятие, выраженное членораздельными звуками. Каждое предложение (например, Человек бежит) включает в себя субъект (человек), связку (есть) и атрибут (бегущий, т.е. человек есть бегущий). Грамматика Пор-Рояля исходит из отождествления логических и языковых категорий: логические категории являются вневременными и всеобщими, таковыми же считаются и соответствующие им языковые категории. Раз это так, утверждает рациональная грамматика, то не следует удивляться, обнаруживая в конкретном языке те же закономерности, что и в других языках. Поэтому одной из главных задач языкознания должно стать выявление универсальных категорий, встречающихся во всех языках. Авторы грамматики считали недостаточным чисто описательный подход к языку и стремились создать объяснительную грамматику, в ней говорилось, что стимулом к ее написанию послужил "путь разумных объяснений многих явлений, либо общих для всех языков, либо присущих лишь некоторым из них". В целом в книге объяснительный подход преобладает и над описательным, и над нормативным. Однако ряд разделов, посвященных французскому языку, содержит нормативные правила. К 1660 г. нормы французского языка были в общих чертах сформированы, но многие детали еще оставались неотшлифованными. Тем не менее, значение "Грамматики Пор-Рояля" прежде всего не в предписаниях, а в объяснении ранее уже описанных явлений языка.
От модистов авторы "Грамматики Пор-Рояля" отличались не столько самой идеей основы языков, сколько пониманием того, что собой эта основа представляет. У модистов, выражаясь современным языком, соответствие между поверхностными и глубинными структурами оказывалось взаимно однозначным или, по крайней мере, очень близким к нему. Они старались каждому явлению, зафиксированному в грамматике Присциана, приписать философский смысл. В данной грамматике этого уже нет, прежде всего, из-за расширения эмпирической базы. Если модисты исходили из одной латыни, то здесь почти в каждой главе рассматриваются два языка: латынь и французский, достаточно часто упоминаются также испанский, итальянский, древнегреческий и древнееврейский, а изредка речь идет и о "северных", то есть германских, и о "восточных" языках; что имеется в виду в последнем случае, не вполне ясно. С современной точки зрения количество языков невелико, но по сравнению с предшествующим временем это был крупный шаг вперед.
Ориентация на латинский эталон была еще не вполне преодолена в грамматике, что особенно заметно в разделе о падежах и предлогах. Хотя и сказано, что "из всех языков только греческий и латынь имеют падежи имен в полном смысле этого слова", но за эталон принимается латинская падежная система, именно она признается "логической". В древнегреческом языке, где по сравнению с латынью на один падеж меньше, предлагается считать, что отсутствующий аблатив "есть и у греческих имен, хотя он всегда совпадает с дативом". Для французского же языка выражение тех или иных "глубинных" падежей видится в употреблении предлогов или опущении артикля. Более сложный случай составляют для А. Арно и К. Лансло прилагательные. В латинских грамматиках было принято считать существительные и прилагательные одной частью речи — именем, но для французского и других новых языков Европы данные два класса необходимо было различать, в грамматике принят компромиссный подход: выделяется одна часть речи — имя — с двумя подклассами. Такая трактовка проецируется и на семантику: у слов выделяются "ясные" значения, разъединяющие существительные и прилагательные, и "смутные" значения, общие для них: слова красный и краснота имеют общее "смутное" значение и разные - "ясные". Введение "ясных" значений указывает на отход от латинского эталона, введение "смутных" — на частичное его сохранение (впрочем, есть и другая трактовка, согласно которой выделение двух видов значений имеет глубокий философский смысл). Однако в ряде других пунктов авторы грамматики решительно отходят от латинского эталона в пользу французского. Особенно это видно в связи с артиклем: "В латыни совсем не было артиклей. Именно отсутствие артикля и заставило утверждать, что эта частица была бесполезной, хотя, думается, она была бы весьма полезной для того, чтобы сделать речь более ясной и избежать многочисленных двусмысленностей". И далее: "Обиход не всегда согласуется с разумом. Поэтому в греческом языке артикль часто употребляется с именами собственными, даже с именами людей. У итальянцев же такое употребление стало обычным. Мы не ставим никогда артикля перед именами собственными, обозначающими людей". Итак, оказывается, что у "нас", французов, в данном случае "обиход согласуется с разумом", а у других народов нет. Из французского языка исходят авторы и говоря об именах с предлогом, соответствующих "необязательным" наречиям в латыни, в некоторых других случаях.
Эталонные, соответствующие "разуму" структуры в большинстве случаев конструируются на основе либо латыни, либо французского языка. Но в принципе в этой роли могут выступать любые языки вплоть до "восточных", как это говорится там, где признается рациональность совпадения формы третьего лица с основой глагола. Авторы, по-видимому, исходят из некоторых априорных и прямо не формулируемых представлений о "логичности" и "рациональности", но берут в каждом случае некоторые реальные структуры одного из известных им языка (иногда, как с прилагательными, из контаминации структур двух языков)
Однако есть случаи, когда А. Арно и К. Лансло отвлекаются от особенностей конкретных языков и подходят к семантическому анализу. Здесь наиболее важными оказываются разделы, посвященные сравнительно периферийным вопросам: относительным местоимениям, наречиям, эллипсису и т. д. Одно из самых известных мест книги — это фрагмент раздела об относительных местоимениях, где анализируется фраза: "Невидимый бог создал видимый мир ". По его поводу А. Арно и К. Лансло пишут: "В моем сознании проходят три суждения, заключенные в этом предложении. Ибо я утверждаю: 1) что Бог невидим; 2) что он создал мир, 3) что мир видим. Из этих трех предложений второе является основным и главным, в то время как первое и третье являются придаточными, входящими в главное как его составные части; при этом первое предложение составляет часть субъекта, а последнее - часть атрибута этого предложения. Итак, подобные придаточные предложения присутствуют лишь в нашем сознании, но не выражены словами, как в предложенном примере. Но часто мы выражаем эти предложения в речи. Для этого и используется относительное местоимение".
Согласно теории Пор-Рояля, поверхностная структура соответствует только звуковой стороне – материальному аспекту языка; но когда производится сигнал, наряду с его поверхностной структурой, происходит мыслительный анализ того, что мы можем назвать глубинной структурой, которая прямо соответствует не звуку, а значению. В только что приведенном примере глубинная структура состоит из системы трех суждений (пропозиций): "что бог невидим", "что он создал мир", "что мир видим". Эти суждения, находясь в определенных отношениях друг с другом, образуют глубинную структуру.