Смекни!
smekni.com

Категории одущевленности и неодушевленности (стр. 1 из 4)

Введение

Грамматическим стерженем имен является категория имен существительных. Под эту категорию подводятся слова, выражающие предметность и представляющие ее в формах рода, числа и падежа. Относимое к категории имени существительного слово обычно представляет собою систему падежных форм единственного и множественного числа, воспроизводящую определенный родовой тип склонения. Значение предметности служит тем семантическим средством, с помощью котрого из названия единичной вещи возникает обобщенное обозначение целого класса однородных вещей или выражение отвлеченного понятия.

«Форма имени существительного предназначена для сбережения духовного материала при помощи языка». Категория имени существительного обеспечивает возможность мыслить предметно, в форме названия, даже отвлеченные понятия о качествах и действиях.

Категорию грамматического рода некоторые ученые не без основания считали и считают «наиболее характерным морфологическим признаком» имен существительных. Ведь в некоторых группах имен существительных могут отсутствовать внешние признаки других категорий: падежа и числа. Между тем отнесенные к одному из трех соотносительных классов- мужского, женского и среднего рода- обязательно для каждого имени существительного в единственном числе.

Все существительные, за исключение тех, которые употребляются только в формах множественного числа, распадаются на три формальных класса, известных под именем грамматических родов: мужской, женский, средний. Эти классы имеют обозначение и выражение в форме номинатива, в некотором колисчестве особых падежных окончаний для каждого из них и в формах суффиксального словообразования.

У подавляющего большинства имен существительных, у тех, которые не обозначают лиц и животных, форма рода нам представляется немотивированной, бессодержательной.

1 Категория лица

При анализе категории рода обнаруживаются грамматические категории лица мужского рода, одушевленности и неодушевленности.

Категория лица тесно связана с категорией одушевленности, каторая широко развилась, поглотивши, вернее, вобравши в себя категорию лица. “История языка показывает,-пишет акад. А.А.Шахматов,-что первоначально категория одушевленности при этом от названий лиц на названия животых ”. В современном русском литературном языке категория лиц мужского рода обнаруживается как в форме именительного падежа единственног числа ( на –а у слов мужского рода: судья, вельможа, староста, старшина, воевода и т. п. ), так и в формах именительного падежа множественного числа:

1) в оканчании –е, присущем только названиям лиц -с суффиксом –ин в единственном числе: мещане, граждане, дворяне крестьяне, англичане, лютеране и т. п.;

2) в непродуктивных окончаниях –ья и –овья, преимщественно в обозначениях лиц по родству и свойству: сыновья, кумовья, сватья, зятья, шурья и т. п. (также: князья и друзья);

3) в архаических формах именительного падежа множественного числа на –и у двух слов с основою единственного числа на твердый согласный: черти, соседи ( форме им. Пад. Мн. Ч. Соответствуют и все другие формы мн. Ч. Этих двух слов: чертый, соседей, чертям и т.п.).

Категория лица выражается также в субстантивации имен прилагательных мужского рода. Субстантивированиые прлагательные мужскогорода за немногими искючениями (вроде устарелых названий монет: цлковый и золотой) обозначают премущественно лиц мужского пола: рулевой, дежурный, служащий, рабочий, глухонемой и т.п. (но ср. также: звеньевая).

Впрочем, в газетно-публицистических и официально-деловых стилях книжной речи широко развивается заместительное употребление имен прилагательных мужского, так же как и женского, рода, входящих в состав какого-нибудь обозначения (встречный промфинплан, тркторный завод и т. п.), в значении целого термина (например: встречный, тракторный и т. п.). Таким образом, применение субстантивированных форм прилагательных мужского рода здесь выходитза пределы категории лица. Кроме того, категория лица находит яркое выражение в формах словообразования. Личные суффиксы имен существительных особенно продуктивны и многочисленны. Только в кругу обозначений лиц наблюдается ярко выраженный активный тип соотносительных (коррелятивных) слов мужского и женского рода, например: ударник – ударница, стахановец – стахановка и т. п.

1.1 Категории одущевленности неодушевленности

Категория лица включается в более широкую категорию одушевленности, противопоставленную категории неодушевленности. Не приходится смущатся “мифологичностью” терминов “одушевленный” предмет и “неодушевленный” предмет – “категорияодушевленности и неодушевленности”. Языковая техника, отражая предшествующие стадиимышления, не всегда отвечает требованиям современной научной идеологии. Например, развличение органической, живой и неорганической природы не находит отражения в грамматике современного языка(растение, дуб, клен, липа, тростник и т. п. Оказываются для языка “предметами неодушевленными”). В английском языке даже названия животных не включаются в категорию одушевленности, суживающуюся, таким образом до границ категории лица. В самом русском литературном языке категория одушевленности в ее нынешнем виде сложилась не раньше 16 – 17 вв.

Категория одушевленности отличается от категории лица тем, что согласованияе в роде с словами, относящимися к категории одушевленности, всцело обусловлено формой этих слов, между тем как в категории лица есть тенденция к согласованию по смыслу, по полу лица, ярко проявляющаяся в формах прошедшего времени на –л (управдел заявила; профорг выступила с предложением и т. п.).

Наиболее ярким и постоянным признаком категории одушевленности в русском языке является совпадение винительного падежа с родительным в единственном (кроме слов на -а) и множественном числе у существительных мужского рода (встретить знакомого, слущать знаменитого тенора и т. п.) и только во множественном числе у существительных женского рода (в среднем роде только у слов лицо, чудовище – лиц, чудовищ: ср. также: животных, насекомых). Имена существительные женского рода, обозначающие лиц и животных, (жена – жену: мышь, рысь) и остаются, таким образом, на положении прямого объекта действия, не отличаясь в этом отношении от категории неодушевленности.

Любопытны колебания и противоречия в выражении категории одушевленности, отчасти зависящие от понимания ее границ и состава. Например, слова микроб, бактерия (ср. формы вин. пад. мн. ч. бактерии и бактерий) колеблются между категориями одушевленности и неодушевленности. Названия рыб и амфибий, употребленные во множественном числе для собирательного обозначения какого-нибудь кушанья из них, образуют винительный палеж множественного числа одинаково с иминительном падежом, т. е. относятся к категории неодушевленности; например, у Грибоедова : “К Прасковье Федоровне в дом во вторник зван я на форели”; “есть устрицы” (Тургенев); “Левин ел и устрицы” (Л. Толстой); “Искусство, не обдирая рта, есть артишоки и глотать устрицы, не проглатывая в то же время раковины” (Салтыков –Щедрин, “Признаки времени ”) и т. п.

Имена светил, лищенные своей морфологической одушевленности, рассматриваются ака названия неодушевленных предметов. Например, смотреть на Марс; видеть Сатурн, Юпитер и т. п (впрочем, возможны и формы винительного – радительного падежа). Но нарицательные обозначения бывщих ботов, перенесенные на людей, “одушевляются”. Например: поискать другого такого болвана; смотреть на своего кумира (но ср.: сделать из кого-нибудь себе кумир); этого идола ничем не проймешь и другие подобные.

Своевременные особенности наблюдаются и в употреблении слов, обозначающих то неодушевленные, то переносно-одушевленные предметы. Например, к категории одушевленности прымыкают карточные обозначения-туз и козырь: снять туза, покрыть козыря и т.п. ( но ср.: играть в свои козыри, играть в короли). “Для обозначения некоторых карт, а именно так называемых “фигур”, взяты были слова, обозначавшие предметы одушевленные, что соответствовало самому смыслу слова “фигура”; поэтому и склонение названий карточных фигур сбилось на склонение названий предметов одушевленных; а затем по этому образцу стали склоняться и такие названия карт и иные карточные термины, каторые вовсе не обозначают предметов одушевленных”. (Например, то же представление перенесено было и на название карты туз. Ср.: я сбросил туза; козырная двойка туза бьет; ср. у Пушкина в “Пиковой даме”: “Игорки понтирают на тройку, семерку и туза.”)

Для понимания тех смысловых преобразований, которым подвергаются неодушевленные предметы в игрецком языке, характерно олицетворение слова шар в жаргоне биллиардных игроков. Л.Славин, изображая в романе “Наследник” биллиардистов, пишет: “Такого шара промазали”,-сказал студент с насмешкой. Подобно всем игрокам, он склонял шар в родительном падеже, как живое существо, ибо ни один биллиардист не может заставить себя видеть в шаре неодушевленный предмет,-так много в нем чисто женских капризов, внезапного упрямства и необьяснимого послушания”.

Но, по-видимому, прав акад. Л.А.Булаховский, утерждая, что “современный литературный язык решительно склоняется в сторону сохранения за словом с основным значением одушевлнности, независмо от его переносного употребление, первоначальных морфологических особенностей” (ср.: высиживать болтуна, т. е. яйцо; плясать трепака и т.п.). Напротив, слова с основным значением ноедушевленности, примененные к конкретным лицам или к живым существам, приобретают в этом употревлении граматические свойства названий одушевленных предметов, например: “Видел этого старого колпака”; “Не время выкличать теней” (Ф.Тютчев) и т.д. Впрочем, это правило не относится к словам с абстрактным значением, заимствованным из научной терминологии, например; к словам характер, элемент и т. п. (вывести на сцену новый характер; разоблачить антиобщественные элементы и т. п.).