Крепостное крестьянство в романе
А.С. Пушкина «Евгений Онегин»
«Евгений Онегин» - первое произведение в истории русской литературы, в котором автору удалось создать широчайшую панораму действительности, раскрыть важнейшие проблемы своего времени. В романе читатели узнали жгучую современность, себя и своих знакомых, деревню, город и столицу, помещиков и крепостных. Они услышали живую разговорную, искреннюю речь лучшего из своих современников. За широчайший охват жизненных тем, за глубину и точную передачу исторических деталей В.Г. Белинский назвал роман «Евгений Онегин» энциклопедией русской жизни и в высшей степени народным произведением.
На фоне написанной картины жизни страны Пушкин представил в романе практически все социальные группы русской нации – от крепостного крестьянства до столичной аристократии.
Он удивительно точно, несколькими штрихами рисует жизнь и быт деревни и города, отношение к слугам и крепостным.
Ещё усталые лакеи
На шубах у подъезда спят;
Ещё не перестали топать,
Сморкаться, кашлять,
Шикать, хлопать;
Ещё снаружи и внутри
Везде блистают фонари;
Ещё, позябнув, бьются кони,
Наскуча упряжью своей,
И кучера, вокруг огней,
Бранят господ и бьют в ладони...
Театры начала XIX века не имели гардеробов, поэтому верхние платья сторожили лакеи.
«Нередко бывали случаи, что ожидавшие выхода господ из театра или с бала маленькие форейторы (кучера) замерзали во время больших морозов, число отмороженных пальцев на ногах и руках у кучеров не считалось», - пишет «Исторический вестник»
Главный герой романа, Евгений Онегин, живёт в эпоху, когда крепостное право, против которого выступало передовое дворянство, ещё не было отменено. Это было время пробуждения самосознания в обществе. В сопоставлении с деревенскими соседями, Онегин выглядит не только как просвещенный столичный житель, но и как либерал. Добровольная жизнь в деревне в 1820 году связывалась с распространённым в кругах Союза Благоденствия стремлением к улучшению быта крестьян:
Один среди своих владений,
Чтоб только время проводить,
Сперва задумал наш Евгений
Порядок новый учредить.
В своей глуши мудрец пустынный,
Ярём он барщины старинной
Оброком легким заменил;
И раб судьбу благословил.
Зато в углу своём надулся,
Увидя в этом страшный вред,
Его расчётливый сосед;
Другой лукаво улыбнулся,
И в голос все решили так,
Что он опаснейший чудак.
Сначала все к нему езжали;
Но так как с заднего крыльца
Обыкновенно подавали
Ему донского жеребца,
Лишь только вдоль большой дороги
Заслышит их домашни дроги, –
Поступком оскорбясь таким,
Все дружбу прекратили с ним.
«Сосед наш неуч, сумасбродит,
Он фармазон; он пьёт одно
Стаканом красное вино;
Он к дамам к ручке не подходит;
Всё да да нет; не скажет да-с
Иль нет-с». Таков был общий глас.
«В 19-м году, поехав из Москвы повидаться со своими, я заехал в смоленское своё имение. Крестьяне, собравшись, стали просить меня, что так как я не служу и ничего не делаю, то мне бы приехать пожить с ними, и уверили, что я буду им уже тем полезен, что при мне будут менее притеснять их. Я убедился, что в словах их много правды, и переехал на житьё в деревню. Соседи тотчас прислали поздравить с приездом, обещая каждый скоро посетить меня; но я через посланных их просил перед ними извинения, что никого теперь из них не могу принять. Меня оставили в покое, но, разумеется, смотрели на меня, как на чудака. Первым моим распоряжением было уменьшить наполовину господскую запашку. Имение было на барщине, и крестьяне были далеко в не удовлетворительном положении; многие поборы, отяготительные для них и приносившие мало пользы помещику, были отменены,» – писал Якушкин в своей статье. Стремление облегчить участь крестьян, нежелание знакомиться с соседями и даже прозвище чудака создают в мемуарах Якушкина «онегинский комплекс». Так как Пушкин был лично знаком с Якушкиным, то, возможно, непосредственное влияние его рассказа на образ Онегина.
В кругах Союза Благоденствия оброк считался не только лёгкой формой крепостной зависимости, но и путём к освобождению крестьян. Такое толкование Пушкин мог услышать от И.С. Тургенева, с которым общался в Петербурге. В специальной заметке «Нечто о барщине» декабрист писал: «Рассмотрим состояние оброчного крестьянства. Здесь, прежде всего, я должен заметить к чести тех помещиков, у которых крестьяне находятся на оброке, что мне весьма редко случалось находить крестьян, платящих оброк чрезмерный и для них изнурительный <...> Помещики никогда не живут в оброчных деревнях. Крестьяне оброчные управляют сами собою, посредством своих выборных, сотских, бурмистров». Мнение это, высказанное Тургеневым в 1818 году, подтверждено было им в 1819 году в записи «Нечто о крепостном состоянии в России»
Умеренный ( «лёгкий» ) оброк колебался от 18 руб.50 коп. до 25 руб. ассигнациями. Видимо, такой оброк и ввёл Онегин в своих деревнях. Следует отметить, что Тургенев весьма идеализировал положение оброчного крестьянства. С более состоятельных крестьян (извозчиков) помещики брали по 40 и 60 руб. годовых.
В воспоминаниях крепостного крестьянина Шипова читаем: «... дошло до того, что на каждую ревизскую душу падало вместе с мирскими расходами свыше 110руб. ассигнаций оброка».
Сумма оброчных денег в начале XIX века быстро росла: в воронцовских имениях она увеличилась с 1801 года в 3-5 раз. Поэтому оптимизм Тургенева был необоснован: оброк не был путём к освобождению. Однако положение оброчных крестьян всё же было более легким, чем положение барщинных, и перевод на оброк воспринимался в 20-х годах XIX века как мера либеральная, а если оброк был «лёгким» - даже вольнодумная. Именно так взглянул на «реформу» Онегина «его расчётливый сосед».
Переведение крестьян на оброк автоматически означало уничтожение «заводов» (крепостных мануфактур, обслуживающихся барщинным трудом) - одной из наиболее тяжёлых для крестьянина и доходных для помещика форм крепостной повинности. Онегин, который был «хозяином» «заводов», переведя крестьян на оброк, таким образом, не только облегчил их труд, но и значительно уменьшил свои доходы. Также поступил, как было известно, и Тургенев в 1818 году.
В романе «Евгений Онегин» отражено отношение к царской службе. В образе матери Татьяны мы видим настоящую помещицу того времени:
Она езжала по работам,
Солила на зиму грибы,
Вела расходы, брила лбы,
Ходила в баню по субботам,
Служанок била осердясь –
Всё это мужа не спросясь.
Хозяйка брила лбы, то есть сдавала крестьян в рекруты. При приёме рекрута ему сбривали спереди волосы. По указам 1766 и 1779 годов дворяне могли во всякое время года сдавать в любом угодном им количестве крестьян в солдаты, получая за лишних рекрутов квитанции, которые можно было предъявить в будущие наборы. Это превратило «бритьё лбов», с одной стороны, в меру наказания: помещик мог в любое время оторвать неугодного ему крестьянина от семьи и сдать – практически навсегда – в солдаты. С другой – сдача рекрутов сделалась доходным, хотя и официально запрещённым промыслом: квитанции у помещика охотно покупали другие помещики, не желая расставаться со своей рабочей силой, или даже богатые крестьяне, чтобы избавить своего парня от рекрутчины. Помещая «бритьё лбов» в разряд хозяйственных мероприятий, Пушкин иронизирует по поводу способов хозяйствования обычного помещика. В черновом варианте практика Лариной (матери) была подчёркнута резче:
Секала <...>, брила лбы
Служанок секла, брила лбы.
Автор симпатизирует Лариным из-за их близости к русским национальным традициям. Лучшие нравственные качества Татьяны воспитаны не француженкой-гувернанткой, а крепостной няней. Недаром охваченная любовью к Онегину, Татьяна открывает душу своей няне,как самому близкому человеку на свете:
«Не спится, няня: здесь так душно!
Открой окно да сядь ко мне»
– Что, Таня, что с тобою? – «Мне скучно, Поговорим о старине».
– О чём же, Таня? Я, бывало,
Хранила в памяти не мало
Старинных былей, небылиц
Про злых духов и про девиц;
А нынче всё мне тёмно, Таня:
Что знала, то забыла. Да,
Пришла худая череда!
Зашибло... – «Расскажи мне, няня,
Про ваши старые года:
Была ты влюблена тогда?»
В декабре 1824 года Пушкин писал одесскому знакомцу Шварцу: «... вечером слушаю сказки моей няни, оригинала няни Татьяны, вы, кажется, раз её видали, она единственная моя подруга – и с нею только мне не скучно».
Яковлева Арина Родионовна (1758-1828) – няня А.С.Пушкина. Арина Родионовна была родом из села Кобрина, лежащего в верстах шестидесяти от Петербурга. Кобрино принадлежало деду Александра Сергеевича по матери Осипу Обрамовичу Ганнибалу. Арина Родионовна получила «вольную» от бабушки Пушкина, но не захотела покинуть семью своих господ. Она бала настоящею представительницей русских нянь; мастерски говорила сказки, знала народные поверья и сыпала пословицами, поговорками. Александр Сергеевич, любивший няню с детства, оценил её вполне в то время, как жил в ссылке, в Михайловском. Умерла она в доме Пушкина в 1828 году, после кратковременной болезни.
Когда читаешь диалог Тани и её няни, возникает впечатление, что эти две женщины совершенно не понимают друг друга. В рассказе «Филипьевны седой» мы находим осуждение Пушкиным крепостного права, которое отнимает у людей даже право любить: