Смекни!
smekni.com

Дядя на Парнасе Судьба и слава наставника великого Пушкина (стр. 1 из 2)

Дядя на Парнасе. Судьба и слава наставника великого Пушкина

Н.Н. Мисюров, Омский государственный университет, кафедра русской и зарубежной литературы

Дядюшка-поэт, желанный гость лучших домов "допожарной" Москвы, модник и любимец женщин, образованный любитель праздности и раб собственной барской лени, - таков был наставник юного Пушкина на Парнасе, воображаемой горе муз и райских кущ литературного досуга. Современники были к нему неравнодушны. Одни уверяли, что сочинения его "принадлежат славе", другие язвили по поводу его дендизма: "Парижем от него так и веяло... В простодушном самохвальстве давал он дамам обнюхивать свою голову". Но этот изысканный карамзинист, друг всех друзей на свете, галантный собеседник и дамский любезник был автором неприличнейшей скандальной поэмы...

Распрощавщись с "осьмнадцатым" столетием - воспоминиями о петровских реформах и дикостях бироновщины, с героями придворных утех Елисаветы Петровны и богатырями матушки Екатерины, философической пагубой вольтерьянства и блистательным театром "дворянского зерцала" - русская культура вступала в свой грядущий золотой век ... Смерть плешивого и курносого Великого Магистра Мальтийского Ордена восприняли как милосердие Провидения: страхи целой России перед самодержавным идиотизмом Павла окончились. Запутанным обстоятельствам насильственной кончины императора на радостях не придали значения - постыдное холопство уже так укоренилось в русском характере, что бесцеремонное свержение вчерашних кумиров сделается для нас на два века вперед чем- то вроде национальной забавы...

Престол занял старший сын, любезнейший молодой человек, выученик масонов, мечтавший как можно скорее осчастливить плодами европейского Просвещения вверенную ему Богом и судьбой державу. "Дней Александровых прекрасное начало" - такую поэтическую формулу эпохи обронит Пушкин, племянник более знаменитого тогда дяди (едва заметная ирония - след разочарования в ожиданиях общества). Муштра, ружейные артикулы, уставы и мундирная жизнь пугавшей великосветскую толпу Гатчины сменились благопристойными парковыми досугами Царского Села, балами, прогулками у прудов (где утопилась карамзинская Бедная Лиза - изумились приятному открытию, что и крестьянки любить умеют!), непременным предобеденным чтением tete-a-tete в укромных гротах на английский манер и китайских беседках, похвальным увлечением всего двора изящными искусствами.

Опыты в стихах и прозе сделались всеобщим пристрастием, но поэзия оказалась наимодной среди всех других наслаждений образованного вкуса и восторжествовала. Стихотворцев хватало с избытком. Фортуна к иным бывала злодейкой-мачехой, славу добывать приходилось в жестоких журнальных баталиях. Воевали с обидами, до упаду, инвалиды выбывали с Парнаса прямехонько в "Дом сумасшедших" (один из поэтов, А. Воейков, породнившийся с В. Жуковским, друг "арзамасцев", сочинял месяц за месяцем бесконечную сатиру, героями коей оказывались очередные проигравшие соперники), иные несчастные пииты, раз и навсегда посрамленные литературными оппонентами, канув бесследно в Лету, более не появлялись на страницах альманахов и в светских салонах...

Василия Львовича Пушкина судьба хранила... Забавный щеголь и герой светских анекдотов, дамский угодник, остроумец и весельчак, приятнейший собеседник, прирожденный артист-декламатор (чтение вслух и импровизации на литературные темы были в моде!), завзятый театрал и кумир закулисной жизни, почитатель хорошеньких актрисок и товарищ в загульных "подвигах" гениев русской сцены. Он страстный библиофил, чьим книжным собранием восхищались умники обеих столиц, не менее страстный барин-хлебосол, чьим московским приемам дивились гастрономы и поклонники Бахуса. Он водил дружбу с Карамзиным, певцом Бедной Лизы, и Жуковским, поэтическим "дядькой" всех чертей и ведьм, князем Вяземским, рожденным крестьянкой, и бароном Дельвигом, наследником старинного рыцарского рода. В доме его бывали Денис Давыдов, героей из героев и гуляка из гуляк, и Адам Мицкевич, литовец по крови, поляк по духу, поэт по призванию. Что же до недоброжелателей и врагов, то их у него не было!

Род Пушкиных обилен фамильными связями и известен с допетровских времен и в высшем обществе, и в поместных дворянских кругах; бывали среди них и бояре, и графы. Наш герой родился в семье отставного полковника-артиллериста и безвылазно живущего в Москве помещика Льва Пушкина в 1766 г.; дедушка будущего творца "Евгения Онегина" был человеком далеко не бедным и сумел дать детям своим прекрасное домашнее образование.

В 1791 г. Василий и Сергей явились на службу в Измайловский полк, с малолетства записанные, как было принято в те времена, в доблестные гвардейцы. Александр Пушкин в "Капитанской дочке" посмеется потом над этой привычкой чадолюбивых русских дворян простодушным обманом облегчать государеву службу отпрыскам: "Матушка была еще мною брюхата, как уже я был записан в Семеновский полк сержантом, по милости майора гвардии князя Б., близкого нашего родственника".

Хоть и устраивались жестокие сражения на обширном театре военных действий - доброй половине Европы от Брауншвейга до Измаила, Василий Пушкин ревностно осваивал поэтическое поприще, невзирая на тяготы военной службы. В 1793 г. будущий "дедушка" Крылов, а пока издатель и комедиограф, в своем журнале "Санкт-Петербургский Меркурий" опубликует первые стихотворные опусы Василия Львовича. Да, не ходил он с непобедимым фельдмаршалом и князем Италийским Суворовым через Альпы, не гонялся за польскими конфедератами под Гродно под водительством храброго генерала Михельсона! Каждому свое: рожденный поэтом не умеет носить ружье, владеть мастерски саблей и оборонять отечество, заметил один немецкий юноша-романтик - Вильгельм Ваккенродер - как раз в это же бурное и суровое время. Это только Гаврила Державин и в седле со шпагой, и за столом с ложкой, и на придворном куртаге, и у конторки с пером в руках одинаково хорошо смотрелся...

Поэтические досуги измайловца-сентименталиста имели успех. Сатиры на господ скотининых и глупомотовых, равно как и чувствительные "пиески", а также застольная анакреотика были замечены читающим столичным обществом. В 1797 г. Василий Львович решил не искушать фортуны и вышел в отставку, поселившись в Москве - подалее от глаз императора Павла. Он прибился к тихой семейной гавани, женившись на известной красавице Капитолине Вышеславцевой. Однако скоро разразилась буря: разгневанная супруга потребовала от Священного Синода расторжения брака, уличая мужа в "прелюбодеянии с вольноотпущенной девкой Аграфеной дочерью Ивановой". Хороша поди была сия девка, на чьи ласки променял Василий Львович спокойствие и счастие семейное - судился он аж до 1806 г.! Церковный суд наказал его обетом безбрачия (недолго печалился "любезник" - соединил вскоре жизнь свою навеки с московской купчихой Ворожейкиной, она нарожала ему детишек, а он хлопотал о передаче собственной доли памятного всем нам села Болдино в обеспечение будущности "воспитанников", ибо законными детьми их не признавали)...

Избавившись от объятий ревнивой жены и оставив разлюбезную девицу Аграфену, Василий Львович отправился путешествовать - мир посмотреть и себя показать. И то, и другое удалось ему, баловню судьбы!.. Сентиментальное путешествие чувствительного наблюдателя с добрым сердцем и острым умом в духе Лоренса Стерна и не понявшего его иронии обличителя Радищева все еще было модным modus vivendi: добрейший Карамзин в "Письмах русского путешественника" умудрится даже французскую революцию описать в стернианских категориях, и славный племянник Василия Львовича отдаст дань этому "юмористическому" жанру в своем "Путешествии из Москвы в Петербург" - как бы навыворот, пародируя "запретную" книгу и полемизируя с предшественником...

Германские земли, туманный Альбион (в континентальную блокаду Наполеоном взятая Англия) и, конечно же, вожделенная для всех путешествующих русских дворян Франция. Он не только осмотрел Лувр, Политехническую школу, Дом инвалидов и Версальский парк, но и удостоился приема у первого консула - Бонапарта. Будущий император Наполеон сошелся с чудаковатым русским барином на театральных увлечениях: оба преклонялись перед талантом знаменитейшего трагика Тальма, оба снисходительно восприняли милое позерство друг друга (выбившийся в люди корсиканец еще был демократичен в общении, а небогатый русский аристократ был обходителен и отличался душевностью).

Знакомство с властителем умов тогдашней Европы помогло Василию Львовичу пристроить в престижном журнале "Mercur de France" свой перевод четырех русских народных песен. Случай небывалый по тем временам! Галломания еще не перешла во "французоедство", и всякая иная национальная культура безо всякого сомнения почиталась младенческой в сравнении с французской. Два письма из Берлина в духе "сентиментального путешествия" напечатаны были в карамзинском "Вестнике Европы". Пришла желанная и заслуженная слава!

В отечество Василий Львович вернулся во всем блеске заграничной моды, московские дамы были от него без ума. Князь Вяземский язвительно сообщал: "Одет он был с парижской иголочки с головы до ног; прическа a la Titus, умащенная..." Пушкин-модник сделался героем литературных экспромтов и светских шуток: "Все тропки знаю булевара, Все магазины новых мод..." Пушкин-племянник не упустит случая подтрунить над дядюшкиными милыми слабостями, осмелившись в шутливой поэме "Граф Нулин" наделить своего забавного персонажа некоторыми чертами обожаемого старшего родственника: "В Петрополь едет он теперь С запасом фраков и жилетов, Шляп, вееров, плащей, корсетов, Булавок, запонок, лорнетов, Цветных платков, чулок a jour..."

Щегольство, слава Богу, не заслонило в нем увлеченного книжника и умнейшего рассказчика- собеседника. А уж сколько поэтических новинок, иноземных и русских, знал он наизусть и превосходно декламировал! Из-за границы вывез он не одни склянки с помадой и духами, но и бесценную библиотеку: вместе с домашними книгами его собрание оказалось одним из лучших в России - граф Бутурлин, сам книжник и богач, завидовал страшно! ...Поскольку родители Сашеньки Пушкина воспитанием будущего русского гения почти не занимались, а библиотека папеньки состояла большей частью из французских "шедевров" игривого направления, то можно догадаться, что библиотека дяди и дядюшкино попечение спасли для потомков "мальчика резвого и кудрявого" (не забудем, что в Царскосельский Лицей пристроит племянника именно Василий Львович, благодаря своей популярности в придворных кругах и личному знакомству с вдовствующей императрицей-матерью)...