– Последовательность букв этой якобы мусорной ДНК на первый взгляд примитивная, потому что состоит в основном из повторов, – поясняет Гаряев. – Ну, представьте сотни тысяч слов типа «ба-ба» или «трам-пам-пам». Что же может быть закодировано ими?
Оказалось, что цепочки ДНК с такими «словами» образуют в генетическом аппарате кристаллы-голограммы, в которых закодированы и пространственная структура организма, и тексты, управляющие его функциями. Более того, оказывается, что 98 % цепочек ДНК постоянно меняются местами. За счет этой подвижности создаются все новые голограммы и новые контексты, а в конечном итоге и новые смыслы. Здесь и кроется причина информационной сверхъемкости нашего генетического аппарата.
Классическая генетика этого механизма пока не понимает. Именно поэтому, несмотря на гигантские затраты на решение проблем таких тяжелых заболеваний, как СПИД или рак, так и не найдены средства, позволяющие избавить человечество от этих недугов. То, что предлагается, не решает проблемы кардинально. Вирусы приспосабливаются, контексты меняются, одни медицинские препараты сменяют другие– устойчивых результатов получить не удается. Гаряев считает, что решить эти проблемы без учета квантово нелокальной, текстовой и голографической структуры генетического аппарата не удастся. И предлагает принципиально новый подход.
Он строится на этой самой способности кусочков ДНК менять свое положение в хромосомах. Вот, к примеру, вирус иммунодефицита (ВИЧ) тоже использует законы лингвистики. Он встраивает ДНК-текст-программу своего развития в нашу хромосомную ДНК. Но встраивает ее поначалу в такое место-контекст, где клетка принимает эту программу, как говорится, со всей душой. Этим, кстати, и объясняется то, что зараженный вирусом иммунодефицита человек не болеет иногда 10-15 лет. Потом эта вирусная ДНК-текст-программа перескакивает в другой контекст, где ее распознают как врага. Но поздно. Понимая, как действует этот природный механизм, и лечить ВИЧ надо, говорит Гаряев, по-другому. А именно – загонять вирус в такое место в хромосомах, чтобы он не понимался клеткой никогда. Таких «непонятых» и поэтому безвредных вирусов в нашем геноме и сейчас полно. Вот и с ВИЧ надо поступить аналогично.
То же самое и с онкологией. Протоонкогены становятся зловредными, когда они перескакивают в хромосомах с одного места на другое. Тогда, если приземление оказалось неудачно, они становятся онкогенами и вызывают рак. Как наш организм принимает «решение» о перемещениях ДНК, пока никто не знает. Гаряев предполагает, что это результат перепрограммирований нашего генетического аппарата, который работает как волновой (квантовый) биокомпьютер.
Чтобы приблизить эти теоретические разработки к нуждам нашей медицины, нужно изучить волновые свойства генетического аппарата вируса. Зная его характеристики, можно противостоять вирусу и по-другому – лишить его возможности внедряться в те участки ДНК, которые представляют опасность для человека. То есть сконструировать небольшой карманный приборчик, вроде того, что отгоняет комаров. Он создаст такие помехи, при которых вирус потеряет ориентацию и сядет «не туда».
– Неужели так просто?
– Природа гениальна, а все гениальное – просто, – отвечает Гаряев, когда ему задают подобные вопросы. – Надо только докопаться до сути.
Слово лечит и калечит
Интересно, а как лингвисты относятся к тому, что волновая генетика посягнула на их территорию? Удивительно, но там тоже говорят о генетике. Именно в этой сфере филологи видят разгадку технологии усвоения языка. Авторитетнейший американский языковед Ноам Хомский, основоположник теории порождающей грамматики и теории формальных языков как раздела математической логики, несколько десятилетий назад заговорил о некой врожденной программе. Структура этой программы лежит, по его мнению, в основе всякого обучения и направляет его согласно схеме, содержащейся в генетическом наследии каждого вида.
Таким образом, слово – понятие по меркам современной науки биофизиколингвистическое? Новый смысл, который приобретают, казалось бы, привычные выражения, наполняет вполне конкретным содержанием то, что мы привыкли относить к миру образов. Например, утверждение о том, что слово лечит. Гаряев в своей лаборатории именно словом вылечил растения от последствий радиации.
В ходе экспериментов он облучал пшеницу и ячмень. Дозы в 2000 рентген хватало для того, чтобы у растений были повреждены хромосомы. Потом ученые брали микрофон и с помощью созданных ими речевых алгоритмов вводили эту информацию через аппаратуру, которая моделировала информационные радиоволновые процессы в хромосомах. Фактически это была просьба к генетическому аппарату растений включить процессы восстановления поврежденных хромосом. И они восстанавливались! Причем независимо от того, на каком языке к ним обращались. Но другая группа растений, подвергшаяся аналогичному облучению, погибла, хотя на нее тоже воздействовали с помощью микрофона. Разница заключалась лишь в том, что говорили абракадабру, лишенную всякого смысла.
Эта технология реабилитации может быть эффективна и для человека – с ее помощью, например, можно восстанавливать здоровье чернобыльцев – при минимальных затратах.
Гаряев не без основания утверждает: книги, и в первую очередь учебники – это своего рода генетический материал, на основе которого строится духовное тело человека и общества. Лживая книга, некачественный учебник – то же самое, что испорченный радиацией геном растения. Вот тут и кроется тот потенциал волновой генетики, который, будучи осмысленным, способен привести нас к изменению образа жизни и даже духовным запретам, о которых ученые из разных областей знания говорят в последние годы.
Медики уже признали, что высокие чувства, облеченные в прекрасные слова и образы, оказывают на людей целебное воздействие, и применяют эти знания на практике. На сельских фермах заметили, что классическая музыка заметно повышает качество домашних животных и птицы. А брань, наоборот, вызывает болезни и деградацию. Что ж, возможно, именно благодаря волновой генетике будет поставлена точка в спорах о необходимости легализации ненормативной лексики.
Надо ли объяснять, что неполезно размножать больные, мутировавшие растения? Точно так же в недалеком будущем мы отнесемся и к попыткам отстоять под лозунгом свободы творчества право публично демонстрировать лингвистическое неглиже. Со временем придет понимание того, что словарь нецензурных слов – это что-то вроде пробирки с вирусами. А низкопробный спектакль, книга или фильм – самая настоящая эпидемия. Когда-нибудь это осознают и те, от кого зависит принятие решений, и задумаются о том, как можно и как нельзя реализовывать право на публичное самовыражение.
Гаряев со своими коллегами на примере растений доказал не только то, что слово лечит, но и то, что оно в самом прямом смысле может искалечить. Ученые с помощью лазера считывали информацию с ДНК одного вида арабидопсиса и передавали его на расстояние в 6 километров, где находился другой, близко родственный вид этого же растения. В результате этого воздействия произошла мутация, причем решающим стал не физический фактор, а информационный!
Энергия излучаемых полей при передаче воздействия была настолько мала, что не могла стать причиной классических мутаций с силовыми разрывами молекулы ДНК в подопытных растениях. Значит, разрывов ДНК не было, а мутации все же произошли… Дело в том, говорит Гаряев, что повредить хромосомы можно, изменяя более высокие уровни организации ДНК, например жидкокристаллический. Что и произошло в результате эксперимента. Были повреждены ДНК-голограммы, имеющие именно жидкокристаллическую структуру. Но – и это вторая сенсация – полученные повреждения не передавались следующему поколению растений! Оно избавилось от мутации, взяв откуда-то «старую» информацию о неповрежденной ДНК от своих бабушек и дедушек. Этот результат противоречил законам Грегора Менделя – так Гаряев еще раз «подтвердил» свою репутацию «лжеученого», что было чревато потерей всякой надежды выйти из научного андеграунда.
Но в этом году произошло то, что, очевидно, должно было произойти. В марте, спустя два года после гаряевских опытов с арабидопсисом, в самом престижном научном журнале «Nature» вышла статья американских генетиков, вызвавшая настоящую бурю сначала в биологии, а потом в медицине и сельском хозяйстве. Фактически группа Роберта Прюита из Пардуйского университета США лишь повторила основной результат группы Гаряева. Американцы получили тот же эффект ухода от мутации на том же растении арабидопсиса. Но экспериментаторы из США не смогли убедительно объяснить полученные ими результаты с помощью понятий классической генетики.
Группа Гаряева, пожалуй, единственная не была шокирована этими результатами – как своими, так и полученными за океаном. Волновая генетика дает если не исчерпывающие, то достаточно логичные объяснения феноменам такого рода. Вся эволюционная предыстория генов любого организма действительно может сохраняться в генетической памяти. Примеров тому множество. Это так называемые атавизмы, когда у человека вырастает хвост или рождается покрытый шерстью ребенок. На закономерный вопрос – где находится хранилище генетической памяти? – Гаряев ответил 11 лет назад в своей работе «Волновой геном». Благодаря 98 % голографической «мусорной» ДНК, отмечал он, информационная емкость генетического аппарата поистине огромна и хранит в себе всю предысторию организма, включая «запасной» нормальный ген, который и был обнаружен американскими генетиками. Этот ген был записан в форме голограммы, поэтому его и не могли обнаружить обычным путем в исходных семенах, а проявился он только у взрослого растения, ушедшего от мутации, как и в экспериментах группы Гаряева. Вторая версия, не исключающая голографическую, заключается в том, что ДНК умеет складывать генетическую информацию в вакуумные структуры.