Смекни!
smekni.com

Западное влияние и церковный раскол в России (стр. 1 из 3)

В переломные моменты Российской истории (а мое поколение вступает в жизнь именно в такое время) принято искать корни происходящего в ее далеком прошлом. Действительно, тысячелет­няя история России таит немало загадок. Но среди множества проблем есть главная, являющаяся одинаково актуальной как несколько веков назад, так и теперь, на пороге XXI века. И эта главная проблема российской истории - выбор пути разви­тия. Как отвечали историки XIX века, специфика нашей страны - ее расположение на границе Европы и Азии. Со времен первых норманских князей, призванных на Русь, и до наших дней идет борьба между европейским и восточным влиянием, борьба, кото­рая, на мой взгляд, в конечном счете и определяет историчес­кий петь нашей страны.

Традиционно в массовом сознании, как и в исторической науке, считается, что решающий шаг в сторону европейского пу­ти был сделан при Петре I в начале XVIII века. Это истина, вряд ли нуждающаяся в подтверждении. Но при этом сам процесс выбора пути обычно связывается с личностью, инициативой, си­лой воли царя, первого императора России Петра I. Роль вели­кой личности в истории неоспорима, но этот факт мало что дает нам в осмыслении исторического пути нашей страны, ее перспек­тив. Для нас важно знать, как складывались предпосылки пово­рота истории страны (не менее глубокого, чем сегодня, в 90-е годы), какие факторы (наряду с сильными личностями) влияли на этот процесс.

В данном реферате делается попытка показать, что судьба блестящих петровских реформ начала XVIII века решалась нака­нуне, в середине века XVII, еще до рождения великого реформа­тора. Первые шаги навстречу европейским традициям были сдела­ны при его отче-царе Алексее Михайловиче. И эти шаги еще мало что значили. Да и главное событие истории России середины XVII века - церковный раскол - выглядит бесконечно далеким от этих шагов. Традиционно в книгах по истории, в учебниках рас­кол рассматривается либо как внутрицерковное явление, либо, в крайнем случае, как отражение кризисного состояния обществен­ного сознания (которое, безусловно, было в первую очередь ре­лигиозным).

На этом фоне большой интерес представляет концепция ве­личайшего историка России XIX века Василия Осиповича Ключевс­кого, который рассматривал раскол как отражение глубокой борьбы в российском обществе в связи с началом европейского влияния и стремлением церкви это влияние не допустить. Именно в этом контексте рассматривается проблема европейского влия­ния и церковного раскола и в данном реферате.

НАЧАЛО ЗАПАДНОГО ВЛИЯНИЯ. Источник этого влияния - недо­вольство своей жизнью, своим положением, а это недовольство происходило из затруднения, в котором оказалось московское правительство новой династии и которое отозвалось с большей или меньшей тягостью во всем обществе, во всех его классах. Затруднение состояло в невозможности справиться с насущными потребностями государства при наличных домашних средствах, какие давал существующий порядок, т. е. в сознании необходи­мости новой перестройки этого порядка, которая дала бы недос­тававшие государству средства. Такое затруднение не было но­востью, не испытанной в прежнее время; необходимость такой перестройки теперь не впервые почувствовалась в московском обществе. Но прежде она не приводила к тому, что случилось теперь. С половины XV в. московское правительство, объединяя Великороссию, все живее чувствовала невозможность справиться с новыми задачами, поставленными этим объединением, при помо­щи старых удельных средств. Тогда оно и принялось строить но­вый государственный порядок, понемногу разваливая удельный. Оно строило этот порядок без чужой помощи, по своему разуме­нию, из материалов, которые давала народная жизнь, руководс­твуясь опытом и указаниями своего прошлого. Оно еще верило по-прежнему в неиспользованные заветы родной страны, способ­ные стать прочными основами нового порядка. Поэтому эта пе­рестройка только укрепляла авторитет родной старины, поддер­живала в строителях сознание своих народных сил, питала наци­ональную самоуверенность. В XVI в. в русском обществе сложил­ся даже взгляд на объединительницу Русской земли Москву, как на центр и оплот всего православного Востока. Теперь было совсем не то: прорывавшаяся во всем несостоятельность сущест­вующего порядка и неудача попыток его исправления привели к мысли о недоброкачественности самых оснований этого порядка, заставляли многих думать, что истощился запас творческих сил народа и доморощенного разумения, что старина не даст пригод­ных уроков для настоящего и потому у нее нечего больше учить­ся, за нее не для чего больше держаться. Тогда и начался глу­бокий перелом в умах: в московской правительственной среде и в обществе появляются люди, которых гнетет сомнение, завещала ли старина всю полноту средств, достаточных для дальнейшего благополучного существования; они теряют прежнее национальное самодовольство и начинают оглядываться по сторонам, искать указаний и уроков у чужих людей, на Западе, все больше убеж­даясь в его превосходстве и в своей собственной отсталости. Так, на место падающей веры в родную старину и в силы народа приходит уныние, недоверие к своим силам, которое широко растворяет двери иноземному влиянию.

ПОЧЕМУ ОНО НАЧАЛОСЬ В XVII в. Трудно сказать отчего про­изошла эта разница в ходе явлений между XVI и XVII вв., поче­му прежде у нас не замечали своей отсталости и не могли пов­торить созидательного опыта своих близких предков: русские люди XVII в. что ли казались слабее нервами и скуднее духов­ными силами по сравнению со своими дедами, людьми XVI и., или религиозно-нравственная самоуверенность отцов подорвала ду­ховную энергию детей? Вероятнее всего, разница произошла от­того, что изменилось наше отношение к западноевропейскому ми­ру. Там в XVI и XVII вв. на развалинах феодального порядка создались большие централизованные государства; одновременно с этим и народный труд вышел из тесной сферы феодального по­земельного хозяйства, в которую он был насильно заключен прежде. Благодаря географическим открытиям и техническим изобретениям ему открылся широкий простор для деятельности, и он начал усиленно работать на новых поприщах и новым капита­лом, городским и торгово-промышленным, который вступил в ус­пешное состязание с капиталом феодальным, землевладельческим. Оба этих факта, политическая централизация и городской, бур­жуазный индустриализм, вели за собой значительные успехи, с одной стороны, в развитии техники административной, финансо­вой и военной, в устройстве постоянных армий, в новой органи­зации налогов, в развитии теорий народного и государственного хозяйства, а с другой - успехи в развитии техники экономичес­кой, в создании торговых флотов, в развитии фабричной промыш­ленности, в устройстве торгового сбыта и кредита. Россия не участвовала во всех этих успехах, тратя свои силы и средства на внешнюю оборону и на кормление двора, правительства, при­вилегированных классов с духовенством включительно, ничего не делавших и неспособных что-либо сделать для экономического и духовного развития народа. Поэтому в XVII в. она оказалась более отсталой от Запада, чем была в начале XVI в. Итак, за­падное влияние вышло из чувства национального бессилия, а ис­точником этого бессилия была все очевиднее вскрывавшаяся в войнах, в дипломатических отношениях, в торговом обмене скуд­ность собственных материальных и духовных средств перед за­падноевропейскими, что вело к сознанию своей отсталости.

ПОСТЕПЕННОСТЬ ВЛИЯНИЯ. Западное влияние, насколько оно воспринималось и проводилось правительством, развивалось до­вольно последовательно, постепенно расширяя поле своего дейс­твия. Эта последовательность исходила из желания, скорее из необходимости для правительства согласовать нужды государс­тва, толкавшие в сторону влияния, с народной психологией и собственной костностью, от него отталкивавшими. Правительство стало обращаться к иноземцам за содействием прежде всего для удовлетворения наиболее насущных материальных своих потреб­ностей, касавшихся обороны страны, военного дела, в чем осо­бенно сильно чувствовалась отсталость. Оно брало из-за грани­цы военные, а потом и другие технические усовершенствования нехотя, не заглядывая далеко вперед, в возможные последствия своих начинаний и не допытываясь, какими усилиями западноев­ропейский ум достиг таких технических успехов и какой взгляд на мироздание и на задачи бытия направлял эти усилия. Понадо­бились пушки, ружья, машины, корабли, мастерства. В Москве решили, что все эти предметы безопасны для душевного спасе­ния, и даже обучение всем этим хитростям было признано делом безвредным и безразличным в нравственном отношении: ведь и церковный устав допускает в случае нужды отступление от кано­нических описаний в подробностях ежедневного обихода. Зато в заветной области чувств, понятий, верований, где господствуют высшие, руководящие интересы жизни, решено было не уступать иноземному влиянию ни одной пяди.

НАЧАЛО РЕАКЦИИ ЗАПАДНОМУ ВЛИЯНИЮ. Потребность в новой науке, встретилась в московском обществе с укоренившейся здесь веками неодолимой антипатией и подозрительностью ко всему, что шло с католического и протестантского Запада. Едва московское общество отведало плодов этой науки, как им уже начинает владеть тяжелое раздумье, безопасна ли она, не пов­редит ли чистоте веры и нравов. Это раздумье - второй момент в настроении русских умов XVII в., наступивший вслед за недо­вольством своим положением. Он также сопровождался чрезвычай­но важными последствиями.

ЦЕРКОВНЫЙ РАСКОЛ. Русским церковным расколом называется отделение значительной части русского общества от господству­ющей русской православной церкви. Это разделение началось в царствование Алексея Михайловича вследствие церковных нов­шеств патриарха Никона. Раскольники считали себя такими же православными христианами, какими считали себя и церковники. Старообрядцы в общем не расходились с церковниками ни в одном догмате веры, ни в одном основании вероучения; но они отколо­лись от господствующей церкви, перестали признавать авторитет церковного правительства во имя "старой веры", будто бы поки­нутой этим правительством; поэтому их считали не еретиками, а только раскольниками. Раскольники называли церковников нико­нианами, а себя старообрядцами или староверами, держащимися древнего дониконовского обряда и благочестия. Если старооб­рядцы не расходятся с церковниками в догматах, в основах ве­роучения, то, спрашивается, отчего же произошло церковное разделение, отчего значительная часть русского церковного об­щества оказалась за оградой русской господствующей церкви.