Но возможно, субмикенский период, с его предельной простотой и некачественностью исполнения стал не только показателем глубинного кризиса, охватившего Грецию в период конца XII — сер. XI вв. до Р.Х., сколько и ещё некоей точкой отсчёта, поиска новых художественных решений, взяв на себя роль краткого конспекта, в котором излагаются будущие характерные черты вазописи геометрического стиля.
В следующий протогеометрический период произошёл существенный перелом, т.к. «переход от вазовой живописи субмикенского стиля… к непосредственно следующей за ней и, видимо, вырастающей из неё протогеометрической вазописи ознаменовался резким, отчётливо различимым скачком в новое качество, явной сменой эстетических ориентиров, т.е. сдвигами подлинно революционного характера»19. Так, по мнению Б.Р. Виппера, качественным параметром, позволяющим разделить субмикенскую и протогеометрическую вазопись, является использование последней циркуля как инструмента, дающего чёткость исполнения орнамента (20). Ю.В. Андреев отмечает что, «внимательное изучение ваз ПГ периода показало, что создававшие их ремесленники использовали устойчивый гончарный круг, тщательнее готовили глину, предназначенную для формовки сосудов, обжигали его при более высокой температуре, что придавало лаку большую прочность и красоту, а для нанесения рисунка применяли циркуль с составной кистью и линейкой» (21).
Протогеометрическая керамика появилась, вероятно, около середины XI в. до Р.Х. в Аттике и на Эвбее (22). В других районах, связанных, прежде всего, с зоной дорийского расселения этот стиль сначала появился в Арголиде (вторая половина XI в. до Р.Х.). В Лаконии, Мессении, Элиде, Ахайе, Фокиде, Локриде, внутренней части Фессалии, занятых дорийцами и другими представителями северо-западных греческих диалектов, протогеометрическая вазопись фиксируется с большим опозданием — во второй половине или даже в самом конце Xв. до Р.Х. (23) При этом важно отметить что, появление протогеометрической вазописи не является результатом прихода дорийских племён, а скорее всего вызвано спонтанным развитием культурных традиций местного додорийского населения (24).
Заметно вырастает художественное качество сосудов, художественный вкус гончаров. Сосуды протогеометрического стиля отличаются небольшими размерами, по своим формам пока ещё «… представляют собой как бы нечто среднее между микенской и геометрической керамикой… но неожиданно проявляется новое, тектоническое чутьё формы и закруглённый корпус сосуда получает прочную, резко выделенную воронкообразную ножку — один из излюбленных элементов геометрического стиля» (25). Тектоника есть важнейшее художественное качество древнегреческого искусства. По мнению М.В. Алпатова, «тектоника есть связь изображения с основными законами построения целого. Она заключается в том, что фигуры должны соответствовать целому или хотя бы одна из фигур целому должна служить опорой… Тектоника обладает важным свойством – она вносит в композицию элемент функции, придаёт всему устойчивость» (26). Именно тектоничность как новое качество формы делает силуэт сосуда более компактным, собранным (протогеометрический сосуд конца XI в. до Р.Х., амфора 975–950 гг. до Р.Х.; оба — из Музея Керамика в Афинах). Линия контура, творящая подобный силуэт постепенно теряет аморфность, а приобретает чётко выраженную динамику ритма от низа к горлышку. В связи с этим, «лучшие образцы ПГ керамики отличаются особой элегантностью силуэта. В них достаточно ясно выражено чувство ритма и пропорции, благодаря чему эти сосуды кажутся более стройными и устойчивыми, чем неуклюжие творения микенских гончаров» (27). При этом элегантность формы соседствует с её простотой и наглядной ясностью.
Уже в период протогеометрики складывается гармоничное единство и взаимодополняемость всех элементов, составляющих художественную выразительность сосудов. Простота формы подчёркивается очень скупой орнаментикой сосудов. Иногда декорировка сосуда цветом сводится к закраске всей поверхности слоем чёрной глазури. М.В. Алпатов пишет, что «греки больше других народов заботились о том, чтобы каждое произведение составляло целое. Платон считал, что нужно исходить из целого, Аристотель рассматривал всякое произведение как нечто имеющее начало, середину и конец. Он учил, что из единого следует выделить соединённые в нём противоположности» (28). Сложение зачатков этих важных компонентов для будущего развития древнегреческого искусства и культуры уже можно отметить в сосудах протогеометрического периода.
Основные мотивы протогеометрической росписи известны ещё с субмикенского времени — узкие и широкие параллельные линии, волнистые линии. Но, «…крито-микенский мотив спирали всё чаще вытесняется геометрическим мотивом концентрических кругов» (29). Основные орнаментальные композиции располагаются на важных, с точки зрения формы, местах сосуда. Как отмечает Б.Р. Виппер, «характерно, однако, для пробуждающейся тектонической тенденции, что орнамент всегда сосредоточен в верхней части сосуда, на его плечах, то есть в том месте, которое впоследствии керамисты геометрического стиля сделают главной ареной своей отвлечённой фантазии» (30).
Изысканная простота, ясность формы и орнаментальной композиции гармонирует с цветовым решением. Орнамент, выполненный коричнево–чёрной глазурью на светло–бежевом фоне ясно читается и подчёркивает изящество линии формы и геометрических знаков.
Подводя итоги вазописи протогеомерического периода, приведём слова Ю.В. Андреева, «на вазах протогеометрического стиля, которые по своим пластическим формам резко отличаются от субмикенской керамики, разнообразные геометрические фигуры вроде концентрических кругов и полукругов, заштрихованных треугольников, так называемых шахматных досок и собачьих зубов, широко использовавшихся в качестве орнаментальных мотивов последними поколениями микенских вазописцев, образуют новые, непривычные сочетания, создающие совсем иной художественный эффект и свидетельствующие в своей совокупности о радикальном переосмыслении новым поколением греческих мастеров–керамистов всей системы пространственно–временных координат» (31). При этом важно помнить, что «даже на широком сравнительном материале понять узор как знак, как схематический образ чрезвычайно сложно. Знак настолько абстрагирован от реальности. Настолько всеобъемлющ, что одного – единственного значения для него в любом случае найти не удаётся» (32).
Раннегеометрический этап становится тем периодом, когда вазопись геометрического стиля превращается в своеобразный отличительный признак греческой культуры. Ю.В. Андреев отмечает, что «в отличие от протогеометрической керамики, распространение которой… ограничивалось сравнительно узкой прибрежной полосой, тянущейся вдоль Эгейского моря, сосуды геометрического стиля завоевали в течение IX столетия основную часть как материковой, так и островной Греции, за исключением южного Пелопоннеса (Лаконии и Мессении) и западных областей юга балканского полуострова (Элиды, Ахайи, Акарнании, Локриды , Этолии), обращённых к Ионическому морю и Коринфскому заливу» (33). Широкое распространение геометрической вазописи приводит к появлению многочисленных версий в системе росписи, «тем не менее некоторые фундаментальные эстетические идеи, составляющие специфику геометрического стиля, оставались общими для всех этих школ, и это даёт право рассматривать их как боковые ответвления одного большого художественного процесса» (34).
Основные приёмы и особенности художественно–образной структуры раннегеометрической вазописи, как и протогеометрической, сложились в Аттике. Здесь на территории афинских некрополей Керамика и Ареопага, а также в Элевсине обнаружены самые ранние образцы этого периода геометрического стиля, «… не подлежит сомнению, что именно афинские геометрические вазы стали основным источником вдохновения для аргосских, беотийских, родосских и других греческих мастеров, работавших в той же манере» (35).
Рассмотрим в качестве примера сосуды раннегеометрического периода из Афин. Вазы становятся больше по размерам, крупнее (особенно это заметно на примере амфор и кратеров), но при этом они более стройны по пропорциям, благодаря тому, что вертикальные оси сосуда явно преобладают над горизонтальными. Особенно чётко теперь «прописан» такой принцип организации частей сосуда в единое целое как тектоника — «основные части каждой вазы тулово, шейка, горло и ножка (основание) чётко артикулированы и отделены друг от друга благодаря чему весь сосуд воспринимается как архитектурная конструкция, собранная из ясно различимых, обособленных и вместе с тем гармонически уравновешивающих друг друга простейших элементов» (36). Простота и предельная ясность формы, что было свойственно вазописи ещё в протогеометрический период, усиливаются тектоничностью и монументальностью сосудов. По мнению Ю.В. Андреева, «важнейшими отличительными признаками лучших сосудов этого типа (раннегеометрического — С.З.) могут считаться ярко выраженные конструктивность, тектоничность их пластических форм и не менее очевидные (они обращают на себя внимание уже в самых ранних образцах керамики этого рода) претензии на монументальность» (37).
Предельная упорядочность частей сосуда друг с другом, ясность и моментальность формы гармонично сочетаются с росписью, которая отличается предельным аскетизмом. Система росписи на аттических памятниках очень продумана и «… сводится всего к двум полоскам орнамента, одна из которых украшает самую широкую часть тулова сосуда, по всей его окружности, тогда как другая (в виде изолированной панели) заполняет часть пространства между ручками на шейке вазы. Вся остальная поверхность стенок сосуда покрывается чёрным лаком… В качестве основных орнаментальных мотивов вазописцы РГ времени особенно охотно использовали заштрихованный меандр и так называемые зубцы, совершенно вытеснившие концентрические полукруги и волнистые линии, столь характерные для росписей протогегометрической керамики» (38). Меандр становиться популярнейшим типом геометрического орнамента, ассоциируясь с универсальным символом жизни (39). Ю.В. Андреев, отмечая обилие тёмного фона предполагает, что «…это придаёт вазам этого периода определённый траурный облик, в чём можно увидеть вполне сознательный расчёт изготовивших их гончаров, если учесть, что многие из этих амфор использовались в качестве погребальных урн для хранения кремированных останков или же ставились на могилу в качестве надгробия» (40).