Содержание
Введение
История развития провинции в России
Культурный ландшафт провинции
Заключение
Список использованных источников и литературы
Введение
Российская провинция как таковая, сама по себе, как зона жизненной повседневности и обыденности привлекает поразительно мало внимания — хотя это существеннейшая территориально и функционально часть нашей (и любой) страны. Провинция не выделена из смысловой каши, где не различенно пребывают регионы, места, территории, провинция, глубинка, глушь, окраины, периферия и многое другое; т. е. все, что не относится к столице или центру. Но важность провинции отнюдь не только в том, что именно там живет большая часть населения и сосредоточена основная (так трудно доставшаяся) освоенная территория страны, бóльшая часть сельскохозяйственных угодий.
Без обширной зрелой провинции как типа, значительной и существенной зоны культурного ландшафтане может быть полноценного пространства страны, не может быть состоявшейся зрелой страны. А вот такой элемент, как столица (Центр), может быть выражен в ней относительно слабо, быть отнюдь не единственным, как в реально полицентричных по форме пространства странах. Основное же внимание наши массмедиа (похоже, и «экспертное сообщество») сейчас прямо или косвенно уделяют столице (или столицам, хотя во многих отношениях Петербург сейчас лишь особая провинция), а также «горячим точкам» и точкам роста ресурсно-сырьевой экономики. А между тем в стране явно начало самоопределяться и самоосмысляться нечто пока крайне аморфное, но похожее именно на провинцию. Об этом свидетельствует, например, краеведческий и музейный бум, поток соответствующей литературы, значительное и растущее число преимущественно неофициальных местных сайтов.
Провинцию мы отличаем от периферии, которую определяем как совокупность отдельных несамодостаточных мест, связанных исключительно с центром; в пространстве периферии решают свои задачи, несоотнесенные со спецификой ее мест, иные внешние территории; периферия живет не для себя. Слово «глубинка» не используется как не имеющее определенного содержания.
История развития провинции в России
Весь ХIХ век, но более его вторую половину, Россия быстро провинциализировалась, хотя очаги и черты провинции появились и гораздо раньше. Однако быстрый рост территории государства не способствовал формированию провинции, для нее нужна стабильность пространственных рамок, устойчивая страна — напротив, расширяющееся, экстенсивно осваиваемое пространство становлению провинции не благоприятствует. Страна если и успевает сформироваться, то не успевает устояться. Провинциализация вновь осваиваемого расширяющегося пространства, вообще-то говоря, возможна, но только ценой огромных усилий местных сообществ и при благоприятном стечении обстоятельств. Для провинциального ландшафта принципиально, что он легко поддается музеефикации. Однако даже основное средоточие российской провинции, ядро страны — Центральная Россия — к революции 1917 года не достигло зрелости европейской провинции. При этом как данность культуры и ландшафта провинция в стране, несомненно, уже была (по «ментальности» верхушки в большей степени, нежели по состоянию ландшафта) — и сознавалась как таковая, хотя и охватывала относительно небольшую часть территории и населения. Для провинции географически характерны сложные в основном однородные (сходные внутри себя) районы, качественно различающиеся, большие и в основном зональные, сформировавшиеся преимущественно на основе хозяйственно освоенных природных зон[1]. Эти районы могут носить достаточно размытый характер, плавно «перетекать» один в другой, хотя современная краеведчески-музейная и иная презентации российской провинции жестко привязаны к административным районам.
Советскому времени в том, что касается провинции (даже имея в виду наиболее освоенные и благополучные территории), трудно дать однозначную оценку. Формирование и само существование советского пространства означало идеологически и сугубо практически — тотальную периферизацию всей страны, всех мест как следствие предельной централизации советской среды обитания (которая не была культурным ландшафтом) и потому невозможность существования провинции как таковой. Места, которые не имели возможности выстраивать прямые отношения друг с другом и спонтанно развиваться (и то, и другое было невозможно или крайне затруднено в советском пространстве), — не могли быть провинцией. Во многих отношениях дореволюционная провинция в СССР просто была репрессирована (примечателен разгром краеведения, выражающего именно провинциальное сознание); ряд мест был резко понижен в статусе, за чем последовала деградация их культуры и ландшафта.
Формирование провинции определяет не скорость насыщения территории отдельными «прогрессивными» элементами, а их взаимная пригонка, комплексирование, врастание в исходный ландшафт, сотворчество с гением места. Даже если не различать заведомо разных провинций — дореволюционную и «советскую», невозможно сказать, увеличилась или сократилась территориально зона провинции в России за советское время (это требует специальных исследований); но вот ландшафтно, функционально и семантически все советизированное пространство России, несомненно, стало куда менее провинциальным. Признается это местами или нет, но при всех отдельных признаках «процветания», в том числе и культурного, фрагменты советского пространства были перифериями, хотя в небольшой части привилегированными и относительно благополучными.
Ряд территорий России, благодаря дореволюционному наследству, актуализируемому несмотря на давление советского пространства, все же остаются отчасти провинциальными. Это примерно те же территории, что и столетие назад, только сузившиеся и резко фрагментированные. Острый кризис пространства — распад СССР — означал, прежде всего, кризис «советской провинции», когда ослабели и частью рухнули в основном искусственные дальние производственные и сопряженные с ними культурные связи и резко снизились привилегии территорий и поселений военно-промышленного комплекса; «советская провинция», в отличие от собственно провинции, была производна от Центра и чрезвычайно зависима от него[2].
Однако важнейшая предпосылка провинциализации (репровинциализации) в России уже налицо — в ходе распада СССР и революции регионов 1990-х годов реальная степень централизации и регламентации жизни мест в стране снизилась очень существенно; соответственно, и свобода действий мест (местных сообществ, если они есть) существенно возросла. Произошло очень значительное, хотя и явно недостаточное разгосударствление пространства (важный аспект концепта «провинциальный» — «частный, негосударственный»); в полностью же огосударствленном пространстве провинции нет места. Места во многом оказались предоставленными сами себе — к чему они совершенно не были готовы и не готовы до сих пор; говоря советско-философским языком, налицо объективные условия провинциализации, но нет субъективных.
По сравнению с советским временем и советским пространством жизнь местных сообществ стала в гораздо большей мере зависеть от них самих — но ведь провинция и есть пространство, зависящее, прежде всего, от себя самого. Она — не некое достигнутое состояние, а непрерывный процесс, требующий огромной воли и творчества, непрерывного согласованного общественного действия, преимущественно безвозмездного.
Страна и особенно ее пространство сейчас очень быстро меняется и диверсифицируется, динамика сложная, неоднозначная, открытая и во многом непредсказуемая — не появляется ли шанс для формирования новых типов провинциальных (или пока квазипровинциальных) ландшафтов. Но и старая российская провинция при активности местного сообщества имеет шанс возродиться.
Новыми становятся отношения мест и Центра; налицо дистанцирование территорий от Москвы-Центра и рост москвофобии. Как это повлияет на становление провинции, пока сказать трудно. На территории РФ явно формируются несколько стран; и может быть, мы скоро увидим локальные провинции в некоторых реально автономных «национальных» регионах, тем более что там и культурный ландшафт сохраннее.
Культурный ландшафт России сейчас бурно фрагментируется, что лишь отчасти компенсируется ростом его информационной связности — не сформируются ли скоро огромные, странные, внутренне контрастные зоны немногих поднимающихся, провинциализирующихся центров среди преобладающего фона стагнирующей депрессивной «советской провинции», превращающейся в огромную зону внутренней периферии.
Культурный ландшафт провинции
Российское пространство чрезвычайно централизовано, моноцентрично и поляризовано; единственный центр доминирует и все пространство зависит от него и ему подчинено. Дело не только и не столько в статусе территорий – весь рисунок культурного ландшафта в нашей стране носит совершенно особый, государственно-централизованный характер, а транспортные линии связывают не места между собой, а лишь места и административные центры. Наш культурный ландшафт — порождение и продолжение пространства централизованного, большого во всем государства. Он и устроен точно так, как устроено само государство с его абсолютно жесткими иерархиями, хотя ландшафт и государство образования по типу своего пространства заведомо разные. В нашем пространстве вообще очень мало того, что не является самим государством или не производно от него.
В стране между столицей и остальным пространством зияет пропасть. Этот разрыв носит отнюдь не только количественный, но и качественный характер — вне столицы даже время течет иначе; общим местом стало утверждение, что страна и столица живут в разных временах. Разрыв пространственный — и разрыв временной[3].