Смекни!
smekni.com

Станиславский репетирует "Каина" Байрона (стр. 4 из 4)

Непосредственное соприкосновение с музыкой открыло Станиславскому, по его признанию, новые горизонты в области драмы. Музыка обогатила его творческие замыслы. «Я через нее понял чрезвычайно много, и планы мои расширились, — писал он Б. М. Сушкевичу 15 сентября 1923 г.—Я знаю, как надо играть трагедию. Сам, может быть, не сыграю—стар и испорчен, но других научить могу. Ритм, фонетика и звуковая графика, так точно как и правильная постановка голоса и хорошая дикция — одно из самых сильных и еще неизведанных средств в нашем искусстве».

На репетициях «Каина» Константин Сергеевич обращал усиленное внимание на внутренний и внешний ритм, присущий всему спектаклю, каждому эпизоду, самому существованию актера на сцене. 16 ноября 1919 года А. Л. Вишневский записал в протоколе репетиций, что Константин Сергеевич, занимаясь первым актом, «много говорил о ритме», причем слово «ритм» подчеркнуто два раза. А еще раньше, 13 ноября, проходил с актерами «схему пластики» в первом акте. Не раз он проводил специальные занятия по ритму и пластике со всеми участниками спектакля. В протоколе репетиции «Каина» мы встречаем в своем роде уникальную запись Станиславского: «Н. А. Андрееву сделать схемы поз для действующих лиц (идя от исполнителей)». Это, пожалуй, единственный случай, когда Константин Сергеевич обратился к художнику за помощью в смысле пластического рисунка отдельных мизансцен. Здесь, в «Каине», он искал особенных скульптурно-выразительных, музыкально-пластических движений действующих лиц. Ему нужна была необычная динамичность на сцене, монументальный реализм, продиктованные стилистическими особенностями произведения.

Премьера «Каина» состоялась 3 апреля 1920 года. Спектакль прошел всего восемь раз и был снят театром с репертуара. Основная масса зрителя его не приняла, успеха он не имел, а критика заклеймила его, как полный «провал всего замысла», как конец «для судеб целого театрального направления», исповедуемого Художественным театром. М. Загорский утверждал, что натурализм убил пьесу, «заменил благородный пафос мещанской горячностью», «опиджачил героя», сделал из Каина «ярославского мужичка». Правда, вполне доверяться критике, которая в 20-е годы вообще была весьма враждебно настроена к искусству МХАТ и не принимала по существу все его спектакли, мы не можем.