В тесном сотрудничестве с краеведческим движением происходило развитие местных музеев. Вопросы содержания и ведущих направлений их деятельности, места в культурной жизни региона регулярно обсуждалось на краеведческих конференциях, в краеведческой периодике, появились теоретические работы Н.И.Романова и др. Деятельность местных музеев проходила в контакте с краеведческими обществами, характер которого определялся региональными особенностями. В Татарии, например, где были сильны традиции научных обществ, ведущих начало от дореволюционных обществ Казанского университета, музеи функционировали как отделения Общества изучения Татарстана и Татарского бюро краеведения. В Центральном Черноземье, напротив, краеведческие общества создавались при музеях (или по их инициативе), возникших до революции и обладавших влиянием на культурную жизнь региона. Одной из распространенных форм сотрудничества, как и в предыдущий период, были совместные экспедиции, способствующие формированию музейных коллекций (естественно-научных, археологических, этнографических, историко-бытовых). В экспозиционной работе местных музеев получают дальнейшее развитие элементы историко-бытовой и тематической экспозиции. Основными формами просветительской работы остаются экскурсии и лекции.
Материально положение местных музеев было тяжелым. В 1923 г. музеи бывших губернских ученых архивных комиссий и статистических комитетов, а также образцовые музеи «краеведческого характера» получили значение общегосударственных, были включены в соответствующие списки и поступили в ведение Главнауки Наркомпроса. Кроме того, в их число вошли, как наиболее органично сложившиеся, Казанский, Вятский, Пермский, Вологодский, Нижегородский, Астраханский, Смоленский, Уфимский и др. музеи. Из государственного бюджета финансировалась лишь научная обработка и охрана музейных коллекций, прочие виды работ – из местных средств; остальные местные музеи передавались на местный бюджет. Управление ими осуществлялось губернскими комитетами по делам музеев и охраны памятников при отделах народного образования. Согласно списку 1925 г., в сеть музеев государственного значения вошли губернские, областные и республиканские музеи, а также уездные музеи, обладавшие особо ценными коллекциями (Енисейский, Минусинский). Большинство уездных музеев финансировалось из местного бюджета, наиболее крупные получали незначительные государственные дотации.
Несмотря на недостаток средств, местные музеи продолжали издательскую деятельность, как правило, совместно с краеведческими обществами; к середине 1920-х гг. в среднем каждый 5-й местный музей имел свои издания, среди которых преобладали краеведческие периодические и непериодические научные и научно-популярные сборники. Активную деятельность вели Музей Центрально-промышленной области (директор В.В.Богданов), Воскресенский (Истринский) музей, в котором работали Н.А.Шнеерсон, Е.С.Радченко, Б.А.Куфтин, Дмитровский музей, возглавляемый К.А.Соловьевым, Шадринский (директор В.П.Бирюков), Татарский, в котором работали В.И.Воровьев, П.М.Дульский, Н.Ф.Калинин. и др.музеи. При краевом музее в Екатеринославе существовала кафедра краеведения (зав. Д.И.Эварницкий).
Преобладавшее в краеведческой и музейной литературе этого периода понимание местных музеев как «провинциальных академий наук», «живых энциклопедий края» свидетельствовало об особом месте, которое им отводилось в жизни региона в качестве своеобразных культурных центров, сосредотачивающих и популяризующих краеведческие материалы и знания. С другой стороны, это требовало от музеев всестороннего отражения жизни края, «всеохватности», независимо от содержания музейных коллекций. Будучи действительно культурными и научными центрами (в уездных городах зачастую единственными), далеко не все местные музеи являлись в полной мере комплексными, способными представить в полном объеме природу, историю, экономику, культуру региона. Специфика собраний и характер деятельности отражались в названии музеев (Воронежский историко-культурный музей, Курский историко-археологический музей и др.).[27]
В конце 1920-х гг. четко определилась тенденция свести краеведение к удовлетворению насущных и утилитарных хозяйственных и политических нужд и тем самым противостоять свободному развитию историко-культурного направления в краеведении. Опасаясь дальнейшего самостоятельного развития краеведческого движения и каких-либо отклонений от единообразия мысли, краеведение стремились подчинить государственно-политическому диктату. В силу своей роли в культурной жизни края местные музеи одними из первых испытали идеологическое давление складывающегося тоталитарного режима. В советское время было несколько реорганизаций их деятельности, фактически приводящих краеведческие музеи ко всё большему содержательному однообразию. Первые попытки унификации обнаруживает «Положение о губернском музее», разработанное Наркомпросом в 1925 году. Предусматривалось единообразие в названии, состоявшем из указания географического местоположения музея и обязательного слова «краеведческий», и структуре, включавшей отделы: естественно-исторический, культурно-исторический, социально-экономический и революционный (при отсутствии в регионе историко-революционного музея). «Положение» 1925 г. легко в основу последующих типовых положений о краеведческом музее. Термин «местные музеи» употреблялся до середины 1930-х гг. В результате реорганизации музейной сети на местах во второй половине 1920-х гг. произошло механическое объединение разных музеев, имевшихся в одном регионе, в краеведческие. К 1930 г. все республиканские, краевые и областные центры имели краеведческие музеи. Руководство краеведческими музеями, переданными на местный бюджет, возлагалось на политико-просветительские отделы местных исполнительных комитетов. А на рубеже 1929-30гг. начался разгром краеведческого движения и арест его видных деятелей.[28]
Музеи «мобилизовались» на участие в многочисленных политических кампаниях, на пропаганду индустриализации, колхозного строительства, атеизма. Был выдвинут один критерий эффективности — участие в массовой пропаганде. К сбору, сохранению, изучению памятников истории и культуры, без чего теряется сам смысл существования музея, власти относились враждебно. Так, с середины 1920-х гг. в связи с общими тенденциями политизации и идеологизации общественной жизни музей рассматривался как «проводник политического просвещения», «политико-просветительный комбинат», а на рубеже 1920-30х. гг. утверждается термин «политико-просветительная работа» и это направление становится ведущих в музейной деятельности. Основной задачей являлось внедрение в общественное сознание господствующей политической доктрины, основных критерием оценки – массовость охвата населения. Термин «политико-просветительная работа» дополняется понятием «массовая».[29]
Все эти тенденции получили окончательное закрепление в решениях Первого Всероссийского музейного съезда в 1930 г. и публикациях журнала «Советский музей» 1930-х гг., определили дальнейшее развитие музейного дела в России на долгие годы.
В этой атмосфере в декабре 1930 г. в Москве собрался Всероссийский музейный съезд. Направление его работы было определено в письме наркома образования РСФСР А. Бубнова, который призывал преодолеть «реакционное рутинерство», отойти от «музеев-кунсткамер», поставить их на службу социалистическому строительству. В докладах на съезде ставились две кардинальные проблемы:
- методологические основы работы музеев, их идейное содержание и структура;
- объект музейного показа, роль аутентичных памятников в музее.
К сожалению, обе проблемы были решены в пользу политики, а не культуры. Непосредственным результатом I музейного съезда было появление в 1931 г. специального органа советских музейных работников — журнала «Советский музей», а также музейных отделений при некоторых вузах Москвы, Ленинграда, Казани. Эти и некоторые другие прогрессивные начинания (например, открытие в 1938 г. в структуре АН СССР Всесоюзного музея А. С. Пушкина и Государственного музея Л. Н. Толстого) не могли изменить общей тенденции бюрократизации и идеологизации музейной деятельности.
В интересном направлении шла деятельность научно-просветительной работы медицинских музеев. Первыми послереволюционными медицинскими музеями были Музей здравоохранения в Петербурге и Государственный музей социалистической гигиены Наркомздрава РСФСР, созданные в 1919 г. В 1920-30-е гг. медицинские музеи сыграли большую роль в развитии санитарного просвещения и в борьбе за оздоровление условий труда и быта. К 1926 г. во многих промышленных городах СССР существовали музеи по проблемам социалистической гигиены, гигиены труда и профессиональным заболеваниям. В 1934 г. в Москве открыт музей охраны материнства и младенчества. Первый музей по истории военной медицины в России открыт в 1942 г. в Москве.[30]
Острее других музейных учреждений испытали на себе идеологический гнет и контроль партийных органов исторические музеи, которые в конце 1920-х гг. из научно-просветительных учреждений трансформировались в политико-просветительные. В 1920-е гг. сформировалась сеть историко-бытовых и историко-революционных музеев, где при активном участии ученых разрабатывались программы деятельности исторического музея, сочетавшего просветительную и научно-исследовательскую задачу. Выбор основных объектов документирования (домашний быт разных слоев населения), а также хранения и экспонирования (вещественные источники) был обусловлен определяющим влиянием историко-бытового направления русской историографии. Теперь же в практику исторических музеев проникали схематизм и упрощенчество: проводились преимущественно обзорные экскурсии, преобладали выставочные формы работы, создавались экспозиции, рассчитанные на ведение идеологической работы, исторические реликвии уступали место «театрализованным группам» (Ленинградский музей революции). Вместе с тем, нельзя не отметить колоссальное расширение аудитории исторических музеев, через которые в советский период прошло практически всё население страны. При разработке теоретических и методических основ деятельности, коллективами исторических музеев на рубеже 1920-30-х гг. особое внимание уделялось методике построения экспозиции тематической (А.В.Шестаков, Н.М.Дружинин).