Смекни!
smekni.com

Период имажинизма в творчестве и жизни Сергея Есенина (1919 – 1923 гг.) (стр. 3 из 4)


3. Поэмы «Сорокоуст», «Кобыльи корабли», «Пугачев»

В свободное от упорядочивания имажинистского хозяйства время, поэт, вместе со своим лучшим другом Мариенгофом, начали гастролировать по разным городам России. Выступая, поэты читали лекции об имажинизме, как о новой полосе в эре искусства, которая должна повернуть формально русскую поэзию по другому руслу восприятия. Побывали они также и в Харькове. Эта поездка привела Есенина в полный ужас. В городе творилось нечто невероятное: голод, только что занятый большевиками косил голод, мертвые лежали прямо на улицах.

Вот какое письмо поэт написал на обратном пути девушке, с которой познакомился на Украине: «Мне очень грустно сейчас, что история переживает тяжелую эпоху умерщвления личности как живого, ведь идет совершенно не тот социализм, о котором я думал… Тесно в нем живому, тесно строящему мост в мир невидимый, ибо рубят и взрывают эти мосты из-под ног грядущих поколений. Конечно, кому откроется, тот увидит тогда эти покрытые уже плесенью мосты, но всегда ведь бывает жаль, что если выстроен дом, а в нем не живут, челнок выдолблен, а в нем не плавают…»

Долгое время биографы поэта, комментируя это письмо, вынуждены были писать, что Сергей Александрович интересничает с понравившейся ему девушкой. Теперь, когда опубликована поэма Велимира Хлебникова «Председатель чеки» (написана после отъезда имажинистов из Харькова, но о событиях, предшествующая их визиту), такое предположение кажется неверным. Есенин и его спутники встречались с Хлебниковым, приходили к нему домой, выпустили вместе с ним сборник «Харчевня зорь».

О чем же пишет экс-футурист в утаенной поэме «Председатель чеки»? О том, о чем весной 1920 года говорил весь Харьков! Большевики зверствуют почище деникинцев. Бунтарей привозят в пыточные камеры здешней Лубянки, где распоряжается некто Саенко. Изувеченные трупы всю зиму выбрасывали в овраг неподалеку. В марте, когда Есенин прибыл в Харьков – весна выдалась бурной и ранней, - страшный овраг стал оттаивать…

Веслами отрубленных рук

Выгребетесь в страну грядущего.

Злой октябрь осыпает перстни

С коричневых рук берез.

Это строки из написанной в это время поэмы «Кобыльи корабли». В городе голод, тут и там на улицах лежат мертвые лошади. А. Мариенгоф вспоминает:

«Лошади падали на улицах, дохли и усеивали своими мертвыми тушами мостовые.

Против почтамта лежали две раздувшиеся туши. Черная туша и белая.

На белой сидели две вороны и доклевывали глазной студень в пустых орбитах. Курносый ирисник швырнул в них камнем. Вороны отмахнулись черным крылом и отругнулись карканьем.

Вторую тушу глодала собака. Извозчик вытянул ее кнутом. Из дыры, над которой некогда был хвост, она вытащила длинную и узкую, как отточенный карандаш, морду. Глаза у пса были недовольные, а белая морда окровавлена до ушей.

Пес стал вкусно облизываться. Всю обратную дорогу мы прошли молча.»

Отсюда и:

Если волк на луну завыл,

Значит небо тучами изглодано.

Рваные животы кобыл,

Черные паруса воронов.

Кто это? Русь моя, кто ты? кто?

Чей черпак в снегов твоих накипь?

На дорогах с голодным ртом

Сосут край зари собаки.

Человек наступает на природу:

Бог ребенка волчице дал,

Человек съел дитя волчицы.

Есенин же не может принять этого «бешеного зарева трупов», не понимает таких людей:

Никуда не пойду с людьми,

Лучше вместе издохнуть с вами,

Чем с любимой поднять земли

В сумасшедшего ближнего камень.

Видно в смех над самим собой

Пел я песнь о чудесной гостье.

Лирический герой наблюдает за происходящим со стороны («большое видится на расстоянии»), а потому и сохраняет человеческое достоинство в эпоху «умерщвления личности»:

В сад зари лишь одна стезя,

Сгложет рощи октябрьский ветр.

Все познать, ничего не взять

Пришел в этот мир поэт.

Это свое мироощущение с особой лирической взволнованностью и откровенностью Есенин выразил и в поэме "Сорокоуст" (1920), написанной примерно в тоже время.

Романтический рассказ о том, как паровоз обогнал тонконогого жеребенка, имеет глубокий внутренний смысл:

Видели ли вы,

Как бежит по степям,

В туманах озерных кроясь,

Железной ноздрей храпя,

На лапах чугунных поезд?

А за ним

По большой траве,

Как на празднике отчаянных гонок,

Тонкие ноги закидывая к голове,

Скачет красногривый жеребенок?

Милый, милый, смешной дуралей,

Ну куда он, куда он гонится?

Неужель он не знает, что живых коней

Победила стальная конница?

"Конь стальной, - замечает по этому поводу поэт, - победил коня живого.

И этот маленький жеребенок был для меня наглядным дорогим вымирающим образом деревни..."

Поэту кажется, что "электрический восход, ремней и труб глухая хватка"- все это "механически мертвое", что деревне угрожает "железный гость".

"Наша песня с тобой не сживется..." - говорит он этому гостю. Трагический «Сорокоуст» продолжает тему гибели крестьянского мира, начатую Есениным еще в стихотворении «Я последний поэт деревни…» (1919): «Трубит, трубит погибельный рог!» - восклицает он.

В те же месяцы раздумий о судьбе своего «отчаря» возникает и замысел лирической драмы «Пугачев» - о роковой обреченности предводителей русских мятежей, у которых оказывается слишком много души и которых неизбежно предают, спасая собственную шкуру, их сподвижники.

Чтобы изобразить все переживания главного героя и предчувствие беды в природе, Есенин мастерски использует имажинистские образы:

«Стоп, Зарубин!/ Ты, наверное, не слыхал./Это видел не я… / Другие… / Многие…/Около Самары с пробитой башкой ольха,/Капля желтым мозгом,/Прихрамывает при дороге…»

«Пугачев» имел большой успех у читателей, и театр В.Э. Мейельхорда хотел заняться его постановкой, которая сорвалась.

4. Айседора Дункан

Поэма открыто посвящена Айседоре Дункан – второй жене Есенина.

С этой великой танцовщицей поэт познакомился осенью 1921 года, когда та приехала в Советскую Россию, учить детей «танцу будущего». Их отношенья развивались быстро, и уже весной 1922 состоялась свадьба, сразу после которой пара Есениных-Дункан улетели в заграничное путешествие.

Вне России, «Средь разных стран», Есенин прожил чуть больше года, до августа 1923-го (галопом по Европам с заездом в Северную Америку), и, кажется, для того только, чтоб убедиться «во вреде путешествий».

В Европе он чувствовал себя слишком русским, среди эмигрантской, парижской и берлинской, элиты слегка советским, а в Америке почти влюбился в коммунистическое строительство и в прорабов его, взявшихся искоренить российскую «отсталость».

Америка, пусть и ненадолго, ошеломив Есенина, так сильно «переломила» ему зрение, что он даже переименовывает в стихах бедную свою Россию в «Великие Штаты СССР».

Внезапному «покраснению» автора «Кобыльих кораблей» и «Сорокоуста», кажется, весьма поспособствовала Айседора Дункан, родившаяся, по ее же словам, «пламенной революционеркой». На каждом своем выступлении танцовщица говорила агитационные речи, что поднимало резонанс в обществе. Кончилось ярко-красное турне Айседоры плачевно: самую знаменитую американку ХХ века лишили американского гражданства. Дункан это расстроило, а вот Есенина даже несколько порадовало, так как к этому времени первое впечатление об Америке, сменилось горьким разочарованием в ней. Вот что он пишет своему другу поэту-имажинисту Александру Кусикову:

«Сандро, Сандро! Тоска смертная, невыносимая, чую себя здесь чужим и ненужным…»

Такие настроения не могли не отразиться на поэзии Есенина. После поездки заграницу появляется его самая читаемая книга «Москва кабацкая» и поэма «Черный человек» - одна из лучших поэм.

5. Черный человек, Москва кабацкая

Действие ее разворачивается глубокой ночью в полнолуние, когда силы зла властвуют. Ощущение одиночества рождает желание обратиться к неведомому другу, который не придет и не протянет руку помощи.

Друг мой, друг мой,

Я очень и очень болен.

Сам не знаю, откуда взялась эта боль.

То ли ветер свистит

Над пустым и безлюдным полем,

То ль, как рощу в сентябрь,

Осыпает мозги алкоголь.

И поэт вступает в поединок с нечистью: он должен посмотреть в глаза черному гостю, так напоминающему его самого и в тоже время – каждого из недавних знакомцев во фраках и цилиндрах, собирающих все черное, что окружает поэта, проникает ему в душу.

Э дабы потом рассматривать по строчке, собрать по фактику все самое отвратительное в его жизни.

Жизнь «какого-то прохвоста и забулдыги» разворачивает перед поэтом «прескверный гость», внушая, что иного портрета и быть не может.

Этот человек

Проживал в стане

Самых отвратительных

Громил и шарлатанов.

«Счастье, - говорил он, -

Есть ловкость ума и рук.

Все неловкие души

За несчастных всегда известны.

Это ничего,

Что много мук

Приносят изломанные

И ломанные жесты.

В грозы, в бури,

В житейскую стынь,

При тяжелых утратах

И когда тебе грустно,

Казаться улыбчивым и простым –

Вот самое высшее в мире искусство».

Да, прескверный гость бьет в самые уязвимые места. Он описывает тот самый собирательный образ его, который обсуждают в самых низших литературных и нелитературных углах. А разве сам Есенин не повинен в этих легендах? Разве не сам создавал их – дабы на них клевали, в душу не лезли? Вот и пришла расплата. Черный человек лезет именно в душу, сверлит насквозь своим мутным глазами… так нет же, «ты ведь не на службе живешь водолазовой», до дна души моей все равно не достанешь. Пусть другие слушают. Но поэту приходится выслушать до конца. И срывается он только тогда, когда речь заходит о желтоволосом мальчике.

«Черный человек!

Ты прескверный гость.

Эта слава давно

Про тебя разносится…»