Смекни!
smekni.com

Русская усадьба в произведениях писателей XIX века (стр. 5 из 6)

В начале творчества Шмелева его герои скованы городом – нищими углами, душными лабазами, меблированными квартирками с окнами "на помойку". Они могут лишь изредка вспомнить, как о чем-то далеком, о "тихом, сонном лесе", о "тихих обителях" и "пустынных озерках". В новые его произведения вторгаются пейзажи во всем богатстве их ароматов и красок. Для персонажей поздних рассказов и повестей Шмелева красота природы как будто открыта. Но ее не замечают они – люди, погрязшие в мелкой и суетной жизни. Так, рассказ "Пугливая тишина" строится на контрасте между завороженной своей красотой природой, разомлевшей от летнего зноя, и измельчавшими беспокойными обитателями усадьбы: заматеревшим в скупости барином Николаем Степановичем и его сыном корнетом Павлом, приехавшим с единственной целью – раздобыть деньжат на возмещение "долга чести".

Заглавие рассказа очень точно передает ощущение тишины, от века жившей в усадьбе: "Стало так тихо, что даже в самом дальнем конце усадьбы, в малиннике, было слышно Проклу, как скатывались на лапках по крыше голуби", "И тогда тишина становилась такой четкой и звонкой, что сорвавшаяся вишня давала тугой звук камня".

Судьба патриархального купечества, сходящего на нет, уступающего место прущему напролом новому, бесцеремонному и наглому буржуа, – пожалуй, центральный мотив в разнообразном творчестве Шмелева 1910-х годов. Быть может, и тема дворянского оскудения, гибели патриархальной усадьбы привлекала художника тем, что он видел нечто общее в судьбе старого барства и патриархального купечества. С той, впрочем, существенной разницей, что вымиравшие дворянские "зубры" не вызывали у него никакого сочувствия. Шмелев, чуткий художник, с большой точностью запечатлел появление "самоновейшего" оборотистого коммерсанта, который проник уже и в дворянскую усадьбу.

Октябрь Шмелев не принял. Отход писателя от общественной деятельности, его растерянность, неприятие происходящего – все это сказалось на его творчестве 1918--1922 годов. В ноябре 1918 года в Алуште Шмелев пишет повесть "Неупиваемая Чаша", которая позднее своей "чистотою и грустью красоты" вызвала восторженный отклик Томаса Манна (письмо Шмелеву от 26 мая 1926 года). Грустный рассказ о жизни или, скорее, о житии Ильи Шаронова, сына дворового маляра Терешки и тягловой Луши Тихой, напоен и в самом деле подлинной поэзией, проникнут глубоким сочувствием к крепостному живописцу. Кротко и незлобиво, точно святой, прожил он свою недолгую жизнь и сгорел, как восковая свеча, полюбив молодую барыню.

В этой работе мне хотелось бы проанализировать тот образ усадьбы, который создал в повести "Неупиваемая Чаша" И. Шмелев, поскольку этот образ сильно отличается от уже рассмотренных выше. Кроме того, меня поразили те картины дворянского имения, которые Шмелев рисует в самом начале своего произведения, как бы предваряя свою историю, показывая ее конец. Если Гончаров и Толстой отразили в своих произведениях пышно цветущую, значимую, богатую русскую, если Чехов описал закат русской усадьбы, то у Шмелева описана даже не смерть – разложение мертвого тела.

Первые же строки повести поражают нас тоской об ушедшем навеки, о том, что не вернется, потому что некому его вернуть: "Дачники с Ляпуновки и окрестностей любят водить гостей "на самую Ляпуновку". Барышни говорят восторженно: "Удивительно романтическое место, все в прошлом! И есть удивительная красавица... одна из Ляпуновых. Целые легенды ходят". Правда: в Ляпуновке все в прошлом. Гости стоят в грустном очаровании на сыроватых берегах огромного полноводного пруда, отражающего зеркально каменную плотину, столетние липы и тишину; слушают кукушку в глубине парка; вглядываются в зеленые камни пристаньки с затонувшей лодкой, наполненной головастиками, и стараются представить себе, как здесь было. Хорошо бы пробраться на островок, где теперь все в малине, а весной поют соловьи в черемуховой чаще; но мостки на островок рухнули на середке, и прогнили под берестой березовые перильца"[13].

Пришедшие посмотреть усадьбу пьют чай на скотном дворе, и чай этот подает им распоясанный сторож, неловко пошучивающий над развалившимся хозяйством. Развал хозяйского двора – некогда гордости усадебного хозяйства венчает бычий череп над покосившимися воротами, и этот страшный символ смерти вызывает веселье у пришедших посмотреть на мертвую усадьбу.

Картина брошенного дома, в который каждый может зайти, дома, хозяева которого судятся уже двадцать два года поражает, заставляет задуматься: а как здесь было раньше. Усадьба огромна: "…банкетные, боскетные, залы, гостиные – в зеленоватом полусвете от парка. Смотрит немо карельская береза, красное дерево; горки, угольные диваны-исполины, гнутые ножки, пузатые комоды, тускнеющая бронза, в пыли уснувшие зеркала, усталые от вековых отражений. Молодежь выписывает по пыли пальцами: Анюта, Костя... Оглядывают портреты: тупеи, тугие воротники, глаза навыкат, насандаленные носы, парики – скука".

Но грусть Шмелева не об имении. Тема его повести – судьба крепостного художника. Жизнь его проходит на фоне двух поколений хозяев Ляпуновки. Старый барин, истинный представитель "барства дикого" терзает крепостных, жестоко истязает маленького Илью, содержит гарем крепостных крестьянок. Страх перед бездной разврата, в которую пал старый барин, и в которую он тащит за собой окружающих, толкает мальчика к церкви, где он находит успокоение и как бы мистическую защиту – после его страстной молитвы старый барин гибнет.

Новый хозяин добрее и изначально чище своего отца. Он с "идеалами", пытается наладить хозяйство, обучить крепостных, с пониманием и уважением относится к таланту Ильи, помогает ему выучиться. Но – мрачная тема усадебной пучины, черной скуки – тоже склоняется к праздной и развратной жизни. Образ его жены, Анастасии Ляпуновой – это мечта о прекрасной и чистой женщине, бросившей свет из боязни поступиться принципами. Равнодушный к красоте и душевной чистоте молодой жены, молодой хозяин именья месяцами оставляет ее одну, развлекаясь в городе или на охоте, он становится косвенным виновником ее гибели.

В этом произведении усадебный быт окрашен мрачными красками, действие происходит в дореформенное время. Но картины усадебной жизни все равно исполнены для нас нездешней прелести: пруды и хутора, прогулки в коляске, галерея семейных портретов.

Религиозность и чистота крестьянской деревни не переоценивается Шмелевым, но все же глубина и нелицемерная строгость нравственного чувства приписывается автором именно крестьянам. Все религиозные мотивы повести принадлежат именно деревенскому быту, проникнутому духом православия. Крестьяне, находящиеся в неразрывной связи с барским бытом не только обслуживают усадьбу – они судят своих господ по затверженным от века религиозным заповедям.

В разгромленном в 1905 году фамильном склепе, крестьяне, разграбив могилу старого помещика, мстя ему за унижения полувековой давности, не осмеливаются потревожить прах Анастасии Ляпуновой: "Парни наши побили гроба... – равнодушно говорит сторож. – До "Жеребца" добирались. А старики так прозвали. А эту не дозволили беспокоить. Святой жизни будто была. Старики сказывали... "[14]

Гибель Ляпуновки, с которой Шмелев начал свою повесть, предрешена не ходом истории или изменениями в экономике – она предрешена нравственным ничтожеством ее владельцев. Что же осталось? Деревенька, живущая своей немудрящей жизнью – ярмарки, церковные праздники, - церковь, расписанная крепостным талантом, и икона Богоматери, "Неупиваемая чаша", память о прекрасной и страдающей женщине. Повесть Шмелева – это гимн святой Руси, во всем богатстве ее темных и светлых красок.

Творчество Шмелева, как певца уже ушедшей России было высоко оценено современниками. "Великий мастер слова и образа, Шмелев создал здесь в величайшей простоте утонченную и незабываемую ткань русского быта, в словах точных, насыщенных и изобразительных: вот "тартанье мартовской капели"; вот в солнечном луче "суетятся золотинки", "хряпкают топоры", покупаются "арбузы с подтреском", видна "черная каша галок в небе". И так зарисовано все: от разливанного постного рынка до запахов и молитв яблочного Спаса, от "розговин" до крещенского купанья в проруби. Все узрено и показано насыщенным видением, сердечным трепетом; все взято любовно, нежным, упоенным и упоительным проникновением; здесь все лучится от сдержанных, непроливаемых слез умиленной и благодарной памяти. Россия и православный строй ее души показаны здесь силою ясновидящей любви"[15] – писал русский философ И.А. Ильин, так же, как и Шмелев, покинувший Россию.

Мертвая усадьба в повести Шмелева – одна из завершающих тем в усадебной тематике, отзвук былого в произведении одного из классиков уходящего "золотого века". Последним всплеском поэзии усадьбы в русской литературе станут новеллы И.А. Бунина и отчасти его автобиографический роман "Жизнь Арсеньева". Поэтика элегии становится здесь совершенно откровенной, нарочитой, выполняя, впрочем, жанровую функцию причитания – скорби не по уходящему, а по навеки ушедшему миру.

Заключение

Особенность формирования и бытования русской усадьбы состояла в ее многопрофильности: она представляла собой социально-административный, хозяйственно-экономический, архитектурно-парковый и культурный центр. Вновь возросший в наши дни общественный и научный интерес к судьбам сохранившихся усадебных ансамблей, к выяснению места и роли усадебной культуры, в том числе дворянской, вызывает необходимость расширить диапазон и формы исследований по истории русской усадьбы. Институт российской истории Российской академии наук начал изучение процессов формирования и эволюции усадьбы начиная с XIV в.