Вокруг нее развертывается огромное количество сцен, нисколько не развивающих действие, но чрезвычайно обогащающих его многочисленными картинами войны. Так, песни II— VII рисуют ряд поединков, а песни XII—XV — просто войну с переменным успехом для греков и троянцев. Песнь VIII говорит о некоторых военных неудачах греков, в результате чего Агамемнон (IX) шлет к Ахиллу послов с предложением мириться, на что тот отвечает резким отказом. Песни XXIII — XXIV повествуют о похоронах погибших героев — Патрокла и Гектора. Наконец, песнь X уже в древности считалась позднейшей вставкой в «Илиаду». Она изображает ночную вылазку греческих и троянских героев на Троянскую равнину для разведки.
Таким образом, и читая и анализируя песни «Илиады», полезно исходить из такого разделения поэмы: сперва I, XI, XVI — XXII песни, потом II — VII, XII — XV и, наконец, VIII — IX, XXIII-XXIV и Х.
Алкей
Буря
Пойми, кто может, буйную дурь ветров!
Валы катятся – этот отсюда, тот
Оттуда…В их мятежной свалке
Носимся мы с кораблём смоленым,
Едва противясь натиску злобных волн.
Уж захлестнула палубу сплошь вода;
Уже просвечивает парус,
Весь продырявлен. Ослабли скрепы.
Вяч. Иванов
Из поэзии вагантов
Кабацкое житьё
Хорошо сидеть в трактире
А во всём остатнем мире –
Скука, злоба и нужда
Задают вопрос иные
«Чем вам нравятся пивные?»
Что ж! О пользе кабаков
Расскажу без дураков.
Собрались в трактире гости
Этот пьёт, тот – жарит в кости,
Этот – глянь – продулся в пух,
У того кошель разбух.
Всё зависит от удачи.
Как же может быть иначе?!
Потому что нет средь нас
Лихоимцев и пролаз.
Ах, ни капельки, поверьте,
Нам не выпить после смерти,
И звучит наш первый тост:
«Эй, хватай-ка жизнь за хвост!»
Тост второй: «На этом свете
Все народы – божьи дети,
Кто живёт, тот должен жить,
Крепко с братьями дружить».
Бахус учит неизменно:
«Пьяным – море по колено!»
И звучит в кабацком хоре
Третий тост: «За тех, кто в море!»
Раздаётся тост четвёртый:
«Постных трезвенников – к чёрту!»
Раздаётся пятый клич:
«Честных пьяниц возвеличь»
Клич шестой: «За тех, кто зелье
Предпочёл сиденью в келье
И сбежал от упырей
Из святых монастырей!»
«Слава добрым пивоварам,
Раздающим пиво даром!» -
Всею дружною семьёй
Мы горланим тост седьмой.
Пьёт народ мужской и женский
Городской и деревенский
Пьют глупцы и мудрецы,
Пьют транжиры и скупцы,
Пьют скопцы и пьют гуляки,
Миротворцы и вояки,
Бедняки и богачи, пациенты и врачи.
Пьют бродяги, пьют вельможи,
Люди всех оттенков кожи,
Слуги пьют и господа,
Сёла пьют и города.
Пьёт безусый, пьёт усатый,
Лысый пьёт и волосатый,
Пьёт студент и пьёт декан,
Карлик пьёт и великан.
Пьют монахиня и шлюха, Пьёт столетняя старуха,
Пьёт столетний старый дед.
Словом, пьёт весь белый свет.
Всё пропьём мы без остатка.
Горек хмель, а пьётся сладко.
Сладко горькое питьё,
Горько постное житьё. (Пер. Л. Гинзбург)
Уильям Шекспир
Сонет 66
Измучась всем, я умереть хочу.
Тоска смотреть, как мается бедняк,
И как шутя живётся богачу,
И доверять, и попадать впросак,
И наблюдать, как наглость лезет в свет,
И честь девичья катится ко дну,
И знать, что ходу совершенствам нет,
И видеть мощь у немощи в плену,
И вспоминать, что мысли заткнут рот,
И разум сносит глупости хулу,
И прямодушье простотой слывёт,
И доброта прислуживает злу.
Измучась всем, не стал бы жить и дня,
Да другу трудно будет без меня.
Сонет 130
Её глаза на звёзды не похожи,
Нельзя уста кораллами назвать,
Не белоснежна плеч открытых кожа,
И чёрной проволокой вьётся прядь.
С дамасской розой, алой или белой,
Нельзя сравнить оттенок этих щёк.
А тело пахнет так, как пахнет тело,
Не как фиалки нежный лепесток.
Ты не найдёшь в ней совершенных линий,
Особенного света на челе.
Не знаю я, как шествует богиня,
Но милая ступает по земле.
И всё ж она уступит тем едва ли,
Кого в сравненьях пышных оболгали.
Сонет 74
Когда меня отправят под арест
Без выкупа, залога и отсрочки,
Не глыба камня, не могильный крест –
Мне памятником будут эти строчки.
Ты вновь и вновь найдёшь в моих стихах
Всё, что во мне тебе принадлежало.
Пускай земле достанется мой прах-
Ты, потеряв меня, утратишь мало.
С тобою будет лучшее во мне.
А смерть возьмёт от жизни быстротечной
Осадок, остающийся на дне,
То, что похитить мог бродяга встречный.
Ей – черепки разбитого ковша,
Тебе – моё вино, моя душа.
Сонет 61
Благословен день, месяц, лето, час
И миг, когда мой взор те очи встретил!
Благословен тот край, и дол тот светел,
Где пленником я стал прекрасных глаз.
Благословенна боль, что в первый раз
Я ощутил, когда и не приметил,
Как глубоко пронзён стрелой, что метил
Мне в сердце бог, тайком разящий нас!
Благословенны жалобы и стоны,
Какими оглашал я стон дубрав,
Будя отзвучья именем Мадонны!
Благословенны вы, что столько слав
Стяжали её, певучие канцоны, -
Дум золотых о ней, единой, сплав!
Сонет 132
Коль не любовь сей жар, какой недуг
Меня знобит? Коль он – любовь, то что же
Любовь? Добро ль? Но эти муки, боже!
Так злой огонь? А сладость этих мук!
На что ропщу, коль сам вступил в сей круг,
Коль им пленён, напрасны стоны. То же,
Что в жизни смерть, - любовь. Но боль, похоже,
Блаженство. «Страсть», «страданье» - тот же звук.
Призвал ли я иль принял поневоле
Чужую власть? Блуждает разум мой.
Я – утлый чёлн в стихийном произволе,
И кормщика над праздной нет кормой.
Чего хочу, - с самим собой в расколе, -
Не знаю. В зной – дрожу; горю – зимой.
Пауль Флеминг
Великому городу Москве, в день расставания
Краса своей земли, Голштинии родня,
Ты дружбой истинной, в порыве богоравном,
Заказанный иным властителем державным,
Нам открываешь путь в страну истоков дня.
Свою любовь к тебе, что пламенней огня,
Мы на восток несём, горды согласьем славным,
А воротясь домой, поведаем о главном:
Союз наш заключён! Он прочен, как броня!
Так пусть во все века сияет над тобою
Войной не тронутое небо голубое,
Пусть никогда твой край не ведает невзгод!
Прими пока сонет в залог того, что снова,
На родину придя, найду достойней слово,
Чтоб услыхал мой Рейн напевы волжских вод. (Пер. Л. Гинзбурга)
Андреас Грифиус
Слёзы отечества
Год 1636
Мы всё ещё в беде, нам боль сердца буравит,
Бесчинства пришлых орд, взъярённая картечь,
Ревущая труба, от крови жирный меч –
Всё жрёт наш хлеб, наш труд, свой суд неправый правит,
Враг наши церкви жжёт, враг нашу веру травит.
Стенает ратуша!... На пагубу обречь
Посмели наших жён – кому их оберечь?
Огонь, чума и смерть… Вот-вот нас жизнь оставит.
Здесь каждый божий день людская кровь течёт!
Три шестилетия! Ужасен этот счёт.
Скопленье мёртвых тел остановило реки.
Но что позор и смерть, что голод и беда,
Пожары, грабежи и недород, когда
Сокровища души разграблены навеки?!
Андреас Грифиус
Величие и ничтожество языка
Венец творенья, владыка из владык,
Ответствуй, в чём твоё всевластье человечье?
Зверь ловок и силён, но, не владея речью,
Он пред тобой – ничто. А людям дан язык.
Груз башен каменных и тяжесть тучных нив,
Корабль, что входит в порт, моря избороздив,
Свечение звезды,
Течение воды,
Всё, чем в своих садах наш взор ласкает Флора,
Закон содружества, которым мир богат,
Неумолимый смысл господня приговора,
Цветенье юности и старческий закат –
Всё - только в языке! – находит выраже6нье.
В нём жизни торжество, в нём – смерти пораженье,
Над дикостью племён власть разума святого…
Ты вечен, человек, коль существует слово!
Но что на свете есть острее языка?
Что в бездну нас влечёт с нещадной быстротою?
О, если б небеса сковали немотою
Того, чья злая речь развязна и мерзка!
Поля – в холмах могил, смятенье городов,
Пожар на корабле у мёртвых берегов,
Вероучений чад,
Что разум наш мрачат,
Слепая ненависть, которая нас душит,
Вражда церквей и школ, обман и колдовство,
Война, растлившая сердца, умы и души,
Смерть добродетели, порока торжество,
Любви и верности ужасная кончина –
Всему виной язык, он здесь первопричина.
И коли речь твоя – рабыня смысла злого,
Ты гибнешь, человек, убитый ядом слова!
Роберт Бёрнс
* * *
Пробираясь до калитки
Полем вдоль межи,
Дженни вымокла до нитки
Вечером во ржи.
Очень холодно девчонке,
Бьёт девчонку дрожь.
Замочила все юбчонки,
Идя через рожь.
Если кто-то звал кого-то
Сквозь густую рожь
И кого-то обнял кто-то,
Что с него возьмёшь?
И какая нам забота,
Если у межи
Целовался с кем-то кто-то
Вечером во ржи!
Поцелуй
Влажная печать признаний,
Обещанье тайных нег –
Поцелуй, подснежник ранний,
Свежий, чистый, словно снег.
Молчаливая уступка,
Страсти детская игра,
Дружба голубя с голубкой,
Счастья первая пора.