Смекни!
smekni.com

Эволюция и происхождение человека (стр. 8 из 11)

Различимы следующие уровни.

1. Этот механизм — всего лишь «отвлечение внимания», т.е. пресечение какого-либо начатого или готовящегося действия сильным стимулом, для организма биологически бесполезным или даже вредным. Здесь интердикция еще мало отличается от простой имитации, разве что своей экстренностью.

2. Собственно интердикцией следует считать такое воздействие неадекватного рефлекса, когда имитатогенным путем в другом организме провоцируется активное выражение тормозной доминанты какого-то действия. Тем самым это действие временно «запрещается». В таком случае исходное звено — неадекватный рефлекс первого из двух организмов — отрывается от обязательной зависимости от ультрапарадоксального состояния. Он перестает быть собственно неадекватным рефлексом и может биологически закрепиться как полезный акт самообороны или даже - как активное воздействие на поведение другого индивида.

3. Высшим уровнем интердикции является такая же активизация тормозной доминанты чужого организма, но в более широкой сфере деятельности, в пределе — торможение таким способом всякой его деятельности одним интердиктивным сигналом. Предел этот недостижим на самом деле (т.к, должна оставаться какая-то резервная активность для торможения всего остального), но всё же эта генерализованная интердикция служит той ступенькой, от которой следующий шаг ведет уже к начальной ступеньке второй сигнальной системы.

Можно допустить, что и палеоантроп, подражая голосам животных других видов, в немалой части представлявшим собой неадекватные рефлексы, вызывал их имитативно-интердиктивную реакцию. Тем самым палеоантроп оказался вооруженным грозным и небывалым оружием и занял совсем особое место в мире животных. В своем еще нечеловеческом горле он собрал голоса всех животных раньше, чем обрел свой специфический членораздельный голос («и всех зверей язык узнал он»). Этот «эврибионт», даже «убиквист» (т.е. обитатель неограниченно разнообразных биотопов), был абсолютно безопасен для всех зверей и птиц, ибо он никого не убивал. Но зато он как бы отразил в себе этот многоликий и многоголосый мир; и потому смог в какой-то мере управлять поведением его представителей благодаря опоре на описанные выше механизмы высшей нервной деятельности. Множество ученых от Уоллеса до Баллона доказывали, что человеческое мышление не является линейно нарастающим от животных предков свойством. Напротив, оно и в антропогенезе, и в онтогенезе у ребенка сначала вредно для каждого индивидуального организма, делает его беспомощнее по сравнению с животным. Лишь дальнейшее его преобразование понемногу возвращает ему индивидуальную полезность. Так как же, если исключить всякую мистику, объяснить это «неполезное» свойство? Ведь естественный отбор не сохраняет «вредных» признаков. А нейтральным признаком данное свойство не назовешь. Возможно лишь одно объяснение: значит оно сначала было полезно не данному организму, а другому, не данному виду (подвиду), а другому. Таким образом, можно набросать предположительную схему дивергенции троглодитид и гоминид, начавшейся еще в мире поздних палеоантропов и завершившейся лишь с окончательным оформлением Homo sapiens sapiens. Поздние мустьерцы, в высочайшей степени освоив сигнальную интердикцию в отношении зверей и птиц, наконец, возымели тенденцию распространить ее и на себе подобных. Эта тенденция в пределе вела бы к полному превращению одних в «кормильцев», других в «кормимых». Но с другой стороны, она активизировала и нейрофизиологический механизм противодействия: асуггестивность, неконтактность. Именно здесь мы встречаемся с нарушением эволюционного процесса, прекращения его классического поступательного шествия, на человеке эволюция спотыкается. Как указывал еще Дарвин, если бы у какого-либо вида был найден признак, полезный другому виду или даже — с учетом внутривидовой борьбы — другой особи того же вида, это оказалось бы неразрешимой проблемой для теории естественного отбора. Именно таким признаком, и такой проблемой стал для теории эволюции рассудок и антропогенез. Дарвинизм, как, впрочем, и новейшие интерпретации эволюционизма, неприменимы к антропогенезу. У человека работу центральной нервной системы можно разделить на три блока.