Часов в одиннадцать утра ее понесли в открытом паланкине за телом ее мужа на место, где был приготовлен костер. Лицо ее было открыто. Раньше она сочла бы смертельным стыдом показаться с открытым лицом перед посторонними мужчинами, но теперь она уже не принадлежала этому миру; мысли ее были с ее мужем, с которым она должна была соединиться через несколько минут вечного блаженства.
По прибытии на место сожжения к жертве подошел полицейский-индус и, согласно своей обязанности, попытался отговорить ее от выполнения страшного намерения. Но она осталась непоколебимой и, ответив решительным отказом, стала глядеть на приготовляемый костер, сложенный из легко воспламеняющихся материалов. Когда тело мертвеца было положено на него, вдову пригласили обойти семь раз вокруг костра. Она сделала это, но тут ее энергия и присутствие духа как будто поколебались. Полицейский служитель тут же воспользовался этим, чтобы еще раз попытаться спасти женщину от ее страшной судьбы. Но вдова, ничего не отвечая ему, легла рядом с покойным и приказала поджечь.
Следует сразу обратить внимание читателей, что по сути ритуальное самоубийство представляет собой разновидность сценического искусства, театрального действия, где имеются главный герой и актеры, действие и зрители, пристально следящие за ним. Роль главного персонажа исполняет жертва, и в ее обязанности входит достойно сыграть свою роль. В этом ей помогают многочисленные помощники, представленные браминами, которые следят за последовательностью развивающихся событий, управляют ходом действия, четко следя, чтобы каждый шаг, каждое слово вдовы соответствовало принятому ритуалу. Вдова следовала за трупом пешком или в носилках среди толпы благоговейно взиравшего на нее народа, и нередко под звуки музыки. Многие, вероятно, с целью одурманить себя, делали этот путь танцуя и по приходе на место очертя голову бросались на уже пылающий костер. Впрочем, это было исключение, обыкновенно жертвоприношение совершалось с достоинством и серьезностью. Этому придавалось огромное эстетическое значение. Вдова обходила надлежащее число раз вокруг костра, па котором уже лежало тело ее мужа, и сыпала из-под подола платья жареный рис и раковины каури, которые ревностно подбирались присутствовавшими, так как этим вещам, полученным от жертвы, приписывались целебные свойства. Народ верил, что сжигаемым вдовам дается в последние минуты способность ясновидения. Брамины старались внушить жертве ожидание, что в роковую минуту ей откроются удивительные вещи, и не подлежит сомнению, что им удавалось путем внушения убеждать в этом многих женщин, как видно из того факта, что одна вдова, лишившаяся чувств при виде костра, так что ее бросили в него в обморочном состоянии, дорогой туда спокойно разговаривала с сопровождавшими ее женщинами и делила между ними перечные листья, которые принимались как драгоценные реликвии. Приводится даже случай, как одна жертва, лежа на костре, вспомнила о предшествовавшем существовании своей души и сделала какое-то предсказание, которое будто бы сбылось.
Взойдя» на костер, женщина или склонялась к телу мужа, или ложилась рядом с ним, а иногда, чтобы она не соскочила, ее даже связывали с ним. В некоторых частях Индии она ждала смерти, сидя на скамье, в других ее привязывали на костре к столбу. Если же муж умер на чужбине и тело его было сожжено в дальней стране, то вдову сжигали одну, причем она прижимала к груди его башмаки или какой-нибудь другой предмет из одежды.
Одного из европейцев, присутствовавшего во время совершения ритуала сати, поразил пример молодой женщины, которая получила ложное известие о том, что муж ее умер вдали. Согласно обычаю, она взошла на костер с одеждой покойного. Европеец, тронутый этой трагический историей, выразил свое участие к отчаянию мужа, до которого дошло известие об этой ужасной ошибке. Однако каково было его удивление и даже негодование, когда один из рассказчиков заметил на это: «Да, точно, бедняку пришлось хлопотать, искать другую жену и тратиться».
Некоторые очевидцы рассказывают, что женщины, лежа на костре, сами давали знак зажечь его или даже сами зажигали свой костер, но это могло быть только в исключительных случаях.
Харакири
Ритуал получил в свое время широкое распространение среди самураев и других высших слоев японского общества в период становления и развития феодализма в Японии.
Обычай харакири неразрывно связан с кодексом чести японских воинов бусидо. Самураи совершали самоубийство с помощью харакири в случаях оскорбления их чести, совершения недостойного поступка или по приговору суда как наказание.
Начиная с эпохи Хэйан (IX–XII в.в.), сэппуку уже становится обычаем буси, при котором они кончали жизнь самоубийством, погибая от собственного меча. Тем не менее, ритуал не был тогда еще массовым явлением. Самоубийства путем харакири получили широкое распространение у самураев лишь в конце XII века, во время борьбы за власть двух могущественных родов – Тайра и Минамото. С этого времени число случаев харакири постоянно растет; самураи делали себе сэппуку, чаще всего не желая сдаваться в плен или в случае смерти своего господина.
Харакири вслед за смертью господина («самоубийство вслед») получило название «оибара», или «цейфуку». В древности в Японии при смерти знатного человека вместе с ним погребали и его ближайших слуг, предметы роскоши и так далее, чтобы обеспечить его всем необходимым в загробном мире. Этот, обычай стал позднее называться «дзюнси». Впоследствии, чтобы избавить людей от мучительной смерти при захоронении заживо, им разрешалось самоубийство здесь же, на могиле их хозяина. Император Суйнин, правивший в начале нашей эры, согласно преданиям, вообще запретил дзюнси, а слуг, хоронимых вместе с господином вокруг его могилы («хитогаки» – «ограда из людей»), приказал впредь заменять антропоморфными фигурками из глины. Однако обычай смерти вслед за сюзереном, несколько трансформировавшись, сохранился в феодальное время и принял вид уже добровольного лишения себя жизни посредством харакири на могиле феодала. В соответствии с нормами бусидо самураи itu во что не ставили свою жизнь, отдавая себя всецело служению только одному своему господину, поэтому смерть сюзерена и влекла за собой многочисленные случаи оибара. Обязавшись «отдать свои тела господину по его смерти», обычно десять – тридцать или более ближайших слуг феодала умерщвляли себя, сделав сэппуку после его кончины.
Добровольно уходили из жизни не только вассалы феодалов, но и сами дайме. Так, например, в день кончины сегуна Иэмицу (1651 г.) самоубийством покончили пять знатных князей из его окружения, которые не пожелали «пережить своего господина».
В период междоусобных войн харакири приобретает в сословии самураев массовый характер. Вскрытие живота начинает доминировать над другими способами самоубийства. Как сказано выше, в основном буси прибегали к харакири для того, чтобы не попасть в руки врагов при поражении войск своего дайме. Этим же самураи одновременно заглаживали свою вину перед господином за проигрыш в битве; они уходили таким образом от позора.
Одним из наиболее известных примеров совершения харакири воином при поражении является сэппуку Масасигэ Кусуноки. Проиграв сражение, Масасигэ и шестьдесят его преданных друзей совершили харакири. Этот случай считался одним из самых благородных примеров преданности долгу в японской истории.
Обыкновенно вслед за вскрытием живота японский воин этим же ножом перерезал себе и горло, чтобы прекратить мучения и быстрее умереть. Бывали случаи, когда самураи или военачальники обезображивали себе перед самоубийством лицо холодным оружием, с тем чтобы воины противника не смогли уже после их смерти использовать головы совершивших харакири в качестве доказательства своей храбрости и военного мастерства перед господином и снискать за эту ложь уважение и почет самураев собственного клана. Так поступил Нитта Есисада, воевавший против рода Асикага. Он, чтобы не быть узнанным врагом, перед харакири полностью изувечил себе лицо.
Другим поводом для сэппуку служило стремление предупредить угрожающее со стороны феодала или правительства сегуна наказание за какой-либо недостойный чести самурая поступок, оплошность или невыполнение приказания. В этом случае харакири совершалось по собственному усмотрению или по решению родственников.
Производилось харакири также в знак пассивного протеста против какой-либо вопиющей несправедливости для сохранения чести самурая (например, при невозможности совершения кровной мести), в виде жертвы во имя идеи или, при лишении возможности применения своих профессиональных навыков волна в составе дружины феодала (например, при утере вассалитета). Короче говоря, харакири было универсальным выходом из любого затруднительного положения, в котором оказывался самурай.
Часто самураи совершали харакири по самым незначительным и несущественным поводам. М. Хан описал случай сэппуку двух самураев из окружения императорской семьи. Оба самурая сделали себе харакири после короткого спора из-за того, что их мечи случайно задели друг друга, когда буси проходили по дворцовой лестнице.
Подобная легкость лишения себя жизни объясняется полнейшим пренебрежением к ней, выработанным в русле дзэновского учения, а также наличием среди буси культа смерти, создававшего вокруг прибегнувшего к сэппуку ореол мужественности и делавшего его имя знаменитым не только среди оставшихся жить, но и у будущих поколений. К тому же в феодальное время самоубийство посредством вскрытия живота стало у воинов настолько распространенным, что превратилось по существу в настоящий культ харакири, почти манию, так что причиной для его совершения мог стать совершенно ничтожный по современным понятиям повод.