Второй тип - мыслители. Это люди, которые, по словам Пифагора, приходят в мир не для того, чтобы соревноваться и торговать, а смотреть и размышлять. Образ мудреца, мыслителя, воплощавшего в себе традиции рода и его историческую память (летописание), всегда пользовался огромным авторитетом. Недаром многие великие мудрецы и пророки - Будда и Заратустра, Моисей и Пифагор, Соломон и Лао-Цзы, Конфуций и Махавира Джина, Христос и Мухамед - либо считались посланцами богов, либо обожествлялись сами. Мыслители имеют единственное орудие - слово.
Третий тип - люди чувств и эмоций, которые остро чувствуют, как "трещина мира" проходит через их сердца. Это деятели литературы и искусства, чьи гениальные прозрения зачастую опережают самые смелые научные прогнозы и прорицания мудрецов.
Четвертый тип - люди, сделавшие делом своей жизни милосердие. Альберт Швейцер и Федор Петрович Гааз, Анри Дюнан и Мать Тереза, тысячи их последователей в истории и современности - живые примеры служения людям, независимо от их расы, нации, возраста, пола, состояния, вероисповедания и других признаков. Евангельская заповедь - "Возлюби ближнего твоего как самого себя" - находит в их деятельности непосредственное воплощение. Такие личности обостренно чувствуют душевное состояние другого человека, как бы "вчувствуются" в него, облегчая его страдания. Их сила - в вере в свое предназначение, в любви к людям и всему живому.
Разумеется, большинство людей сочетают, в себе признаки разных типов личностей, а иногда происходит и смена ведущих установок. При этом важно понять одно - выбор личностного пути и поля деятельности - результат свободного волеизъявления человека. Поэтому личность немыслима вне свободы, а по словам Гегеля, истинная природа человека "есть свобода, свободная духовность".
Свобода - это способность человека действовать в соответствии со своими интересами и желаниями. В русском языке термин "свобода" употребляется прежде всего в значении "свобода от", т.е. отсутствие внешнего принуждения, гнета, ограничений и т.д. Понятие "воля" имеет более широкое значение, которое оформилось примерно в ХУ-ХУ1 вв. в Московском государстве. С одной стороны, "вольница" отнюдь не означала автономии личности, а напротив, заменяла ее авторитетом группы, что является в определенном смысле несвободой. С другой стороны, в воле есть и свое желание и повеление природы, степи, дали, что так характерно для русского восприятия мира (вспомним гоголевскую птицу-тройку). Понятие свободы закрепилось в христианстве как выражение идеи равенства людей перед Богом и возможности для человека свободного выбора на пути к Богу. Однако реализация этой идеи оказалась в противоречии с идеалами равенства и справедливости.
Чтобы понять сущность феномена свободы личности, нужно разобраться в противоречиях волюнтаризма и фатализма, определить границы необходимости (закономерности), без которой немыслима реализация свободы.
Волюнтаризм рассматривает волю в качестве принципа жизни человека, принижая при этом значение разума. Эти идеи были развиты в философии Шопенгауэра и Ницше и получили распространение в XX в. Действовать в духе волюнтаризма - значит не считаться с объективными условиями бытия, с законами природы и общества, выдавая свой произвол за высшую мудрость. Таких примеров немало, в том числе и в истории нашего общества. Многие революционеры испытывали своеобразное нетерпение, желание "подтолкнуть" ход истории и навязать ей свою волю. Но жизнь рано или поздно показывала утопичность таких попыток, за которые народы расплачивались кровью, нищетой, замедлением развития.
Фатализм предопределяет изначально весь ход жизни человека и его поступки. Это объясняется либо судьбой (в мифологии и язычестве), либо волей Бога (в христианстве и исламе), либо детерминизмом замкнутой системы, где каждое последующее событие жестко связано с предыдущим (системы Гоббса, Спинозы, Лапласа). Здесь, по сути дела, места для свободного выбора не остается, ибо нет альтернатив. Жесткая необходимость и вытекающая отсюда полная предсказуемость основных этапов жизни человека и главных событий характерна для астрологии и других оккультных учений прошлого и настоящего, а также для всевозможных социальных утопий и антиутопий, отраженных в произведениях А. Платонова, Дж. Оруэлла, О. Хаксли и др.
Вместе с тем очевидно, что игнорирование необходимости (природной, исторической и т.д.) чревато произволом и вседозволенностью, анархией и хаосом, что вообще исключает свободу. Следовательно, свобода есть нечто большее, чем учет объективной необходимости и устранения внешних ограничений. Гораздо более существенна внутренняя свобода, "свобода для", свобода в выборе истины, добра и красоты. В рамках "свободы от" вполне резонна формула: "Разрешено все, что не запрещено". Но по сути дела - это логика раба, оставшегося без надсмотрщика.
Существеннейшей характеристикой свободы является ее внутренняя определенность. Ф.М. Достоевский верно заметил: "Свое собственное, вольное и свободное хотение, свой собственный, хотя бы самый дикий каприз, своя фантазия, раздражающая, иногда хотя бы даже до сумасшествия, - вот это-то все и есть та самая, пропущенная, самая выгодная выгода, которая ни под какую классификацию не подходит и от которой все системы и все теории постоянно разлетаются к черту. И с чего это взяли эти мудрецы, что человеку надо какого-то нормального, какого-то добродетельного хотения? С чего это вообразили они, что человеку надо благонамеренно выгодного хотения? Человеку надо - одного только самостоятельного хотения, чего бы эта самостоятельность не стоила и к чему бы не привела". Человек не примет никакое общественное устройство, если оно не учтет выгоды его быть личностью и иметь свободу для ее реализации.
Выделяют несколько моделей взаимоотношений личности и общества по поводу свободы и ее атрибутов.
Во-первых, это отношения борьбы за свободу, когда человек вступает в открытый и часто непримиримый конфликт с обществом, добиваясь своих целей любой ценой. Это трудный и опасный путь, чреватый тем, что человек может утратить все другие человеческие качества и попасть в еще худшее рабство. Во-вторых, это бегство от мира, когда человек, будучи не в силах обрести свободу среди людей, бежит в монастырь, в скит, в свой "мир", чтобы там реализовать себя. В-третьих, чаще всего, человек адаптируется к миру, жертвуя своим стремлением обрести свободу, идя в добровольное подчинение, с тем чтобы обрести новый уровень свободы.
Если раньше свобода воспринималась в основном как отсутствие принуждения со стороны государства, то к середине XX в. уже стало очевидно, что понятие свободы должно быть дополнено идеей регулирования деятельности людей. Однако государство должно делать это не методами принуждения, а с помощью экономического механизма и при строгом соблюдении прав человека.
В 1789 г. Национальное собрание Франции приняло Декларацию прав человека и гражданина, в которой провозглашалось, что "целью всякого политического союза является сохранение естественных и неотчуждаемых прав человека. Права эти суть: свобода, собственность, безопасность и сопротивление угнетению". Особо надо подчеркнуть, что права человека не могут никем и ничем дароваться, они возникают вместе с человеком, присущи ему при рождении. Даже плод в утробе матери обладает рядом человеческих прав, находится под защитой закона, а в христианской этике уже с момента зачатия человеческая плоть становится священной, и ее уничтожение (в случае аборта) рассматривается как убийство.
Государство обязано гарантировать соблюдение прав человека, признавая, что ценность человеческой личности выше любых ценностей - нации, класса, группы людей и т.д. Это является гарантией от тоталитарного подавления прав человека, при котором он выступает "винтиком" социальной системы. Еще в 1918 г. Н.А. Бердяев писал, что идея класса убила в России идею человека. Игнорирование или принижение прав личности по сравнению с правами социальной общности ведет к неминуемой деградации и личности, и общества. С другой стороны, нельзя не видеть, что индивидуалистическая модель отношения личности и общества небезупречна. В ее рамках могут быть легализованы корыстные мотивы, эгоизм и та или иная степень социальной несправедливости. В этой сфере, как и во многих других, нужна золотая середина, которая способствует усилению жизнестойкости общества и человека и развитию человеческого в человеке, т.е. движению к гуманизму. Гегель отмечал, что для того, кто сам не свободен, не свободны и другие.
Таким образом, свобода - это сложнейший и глубоко противоречивый феномен жизни человека и общества, имеющий величайшую притягательность и являющийся в то же время тяжким бременем. Не зря в западной философской мысли анализировалось явление "бегства от свободы", особенно если реализация свободы приводила к росту неравенства и несправедливости. Эта проблема - как соотнести свободу и равенство, не приводя к подавлению и уравниловке, - стоит перед каждым обществом и государством. Решая ее, приходится ориентироваться на ту или иную систему ценностей.