Ю.В.Синеокая
Творчество Ф.Ницше, идеи которого несколько десятилетий определяли интеллектуальную жизнь Европы, оставило столь глубокий след в истории российской общественной мысли, что, на наш взгляд, правомерно говорить об особом, связанном с судьбой духовного наследия Ницше в России, пласте отечественной культуры, охватывающем последнюю декаду XIX века и полтора десятилетия между началом столетия и Первой мировой войной. Однако и поныне идеи немецкого философа, ставшие неотъемлемой частью отечественного культурного контекста, играют существенную роль в духовной жизни России.
Данная статья задумана как анализ фактических данных и общей логики истории восприятия философии Ницше в России со времени знакомства российской общественности рубежа XIX-XX веков со взглядами философа – сквозь XX век – вплоть до современной ситуации в отечественном ницшеведении. В фокусе работы – трансформация идей Ницше на российской почве, представленная в общекультурном контексте эпохи. Взаимные влияния учения Ницше и современной ему русской культуры, отношения между содержанием философской концепции, историческим контекстом эпохи и духовными ориентирами вовлеченных в нее людей, - вот центральный вопрос, который интересует нас при исследовании восприятия творчества Ницше в России.
Существенно важно, что судьбы идей Ницше, их творческое переосмысление в отечественной философской традиции интересны не только для исследования этой традиции, но и для понимания взглядов мыслителя. Ведь сам ход Истории способствовал изменению прочтения сочинений Ницше, повлияв тем самым на существо воззрений философа. Итак, наша задача – представить образ философа и круг связанных с его именем проблем от истоков (рубеж прошлого и нынешнего веков) и вплоть до наших дней (рубеж веков нынешнего и грядущего).
В западной, прежде всего американской и немецкой литературе, проблеме осмысления идейного наследия Ницше в России посвящено немало специальных работ. В июне 1983 и 1988 годов в Фордхамском университете (Нью-Йорк, США) были проведены международные конференции, результатом которых стало издание представляющих огромный научный интерес сборников “Ницше в России” (Nietzsche in Russia / Ed. By B/Rosenthal/ Princeton University Press, 1986) и “НицшеиСоветскаякультура: союзникипротивник” (Nietzsche and Soviet Culture: Ally and adversary / Ed. by B.Rosenthal. Cambridge University Press, 1994)1. Вообще, тема восприятия творчества Ницше мыслителями из различных стран мира крайне популярна в международной историко-философской науке. Существует целый ряд исследований, посвященных влиянию учения Ницше на духовную традицию не только стран Западной и Восточной Европы, но и Америки, и даже Азии2. В отечественной же науке проблема “Философия Ницше в России” еще только начинает разрабатываться3.
Философия Ницше, ставшая ключом к культурному коду новой духовной парадигмы начала ХХ столетия – века модерна4, может служить доказательством принципиальной близости отечественного и европейского типов ментальности, взаимосвязи и взаимопроникновения специфических духовно-национальных образований средиземноморской субэкумены5. Взаимное обогащение культур - - закон бытия мировой истории. Заимствуя у другой культуры то, что отвечает ее собственным запросам, культура-преемница обнаруживает доселе неведомое “избирательное средство” (В.Страда) между собой и тем, что ею усваивается. Нередко воздействие одной культуры на другую дает импульс к творческому взлету, созиданию не бывших прежде духовных ценностей. Но глубокий и органический культурный синтез может состояться лишь при условии близости предшествующего духовного опыта встретившихся во времени интеллектуальных формообразований. Именно такой творческий характер носило восприятие идей Ницше в России начала ХХ века. Отечественная культура не пассивно приняла чужое влияние, а откликнулась на то, что отвечало ее внутренним духовным нуждам: “…активное восприятие Ницше в России – это не просто влияние, а судьба”6. Творчество германского философа получило в России специфическую трактовку. Ницше, как он был прочитан российской интеллигенцией, оказался настолько близким традиционной отечественной мысли, что один из ведущих современных славистов назвал его “самым русским” из западных философов7.
Что же касается поиска “аутентичного” Ницше, то этот процесс в принципе не может быть завершен. Прав был К.Ясперс, когда он так определял сущность духовного феномена Ницше: “Ницше – самое значительное философское событие со времени кончины философского идеализма в Германии; однако суть и смысл этого события не есть, очевидно, какое-то определенное содержание, некая данность, некая истина, которой можно овладеть, суть его только в самом движении, то есть в таком мышлении, которое не завершается, но лишь расчищает пространство, не создает твердой почвы под ногами, но лишь делает возможным неведомое будущее”8. Действительно, Ницше не оставил законченного учения, не строил системы доказательств, не претендовал на открытие “универсальных истин”. О существе своего творчества, о смысле философского диалога с читателем он обмолвился однажды устами Заратустры: “Ты это знаешь, но ты этого не говоришь”.
С 80-х годов минувшего века, когда возник и стремительно усиливался интерес к текстам и личной драме немецкого мыслителя, философы самых разных духовных ориентаций не один раз “открывали” для себя Ницше. Многие культурные, общественно-политические, философские, даже религиозные движения рубежа XIX-XX веков испытали влияние, а порой представляли собой прямые отклики на пророчества и проклятия “Фридриха Безумного”. Марксисты и аналитическая школа языка, позитивисты и экзистенциалисты, психоаналитики и даже, в последнее время, постмодернисты и традиционалисты предлагали свое понимание Ницше, выделяя различные основания его мысли и акцентируя внимание на разных сторонах его многопланового учения, порой разрушающего междисциплинарные границы наук (философии и филологии, литературы, психологии, истории, и т.д.). В историко-философской литературе к настоящему времени сложились довольно устойчивые тематические блоки, концентрирующие внимание на определенных аспектах творчества германского мыслителя. Наряду с изначальным взглядом на Ницше как, в первую очередь, философа истории и моралиста (К.Брозе, И.Хайдеманн)9, традиционными стали и иные подходы к изучению духовного наследия мыслителя. Это и “метафизическая” интерпретация философии Ницше (М.Хайдеггер, Ф.Коплстон)10, и “экзистенциальная” (К.Ясперс)11, “философско-лингвистическая” (М.Фуко, К.Шлехта)12 и феноменологическая (Е.Финк)13, постмодернистская (Ж.Деррида)14 и др. Воссоздать некий “истинный” портрет, отыскать в русской философской традиции последнюю правду о “настоящем” Ницше – невозможно. Вопрос о том, чья интерпретация Ницше правдивее и истинее, неразрешим. По меткому замечанию одного из ведущих российских ницшеведов, “ошибиться, интерпретируя Ницше, легче, чем быть уверенным в своей правоте”15.
Россия была среди тех стран, где учение немецкого философа наиболее быстро получило признание. О Ницше много писали и спорили. Трудно назвать крупного мыслителя конца XIX – первой четверти ХХ века, который бы оставил без внимания философию Ницше. Его концепция оказала творчески плодотворное воздействие на интеллектуальные направления России той поры: религиозные искания философов-идеалистов, движение символистов и русский марксизм. Способ прочтения Ницше отечественными критиками сформировался, главным образом, в результате интерпретации его творчества такими мыслителями как В.Преображенский, В.Иванов, Вл.Соловьева, Е.Трубецкой, С.Франк, Л.Шестов. Влияние Ницше на отечественных интеллектуалов сопровождалось и было усилено, с одной стороны, учениями А.Шопенгауэра, М.Штирнера, Р.Вагнера и Ж.М.Гюйо, а, с другой стороны, экзистенциальными размышлениями Ф.Достоевского, произведениями М.Лермонтова, К.Леонтьева. Отношение к философу складывалось и посредством популяризации его взглядов через поэтические циклы (Н.Минский, З.Гиппиус), пьесы (М.Горький, А.Луначарский), романы и рассказы ницшеанского толка (Д.Мережковский, П.Боборыкин).
Примечательно, что углубленным знакомством с философией Ницше как европейская общественность, так и отечественная читающая публика, во многом были обязаны датскому критику и историку литературы, другу мыслителя, - Георгу Брандесу. Его статья “Фридрих Ницше: аристократический радикализм”, вышедшая на датском языке в 1889 году и опубликованная в русском переводе в 1900 году, стала весьма читаемой. (Впоследствии некоторые русские писатели, например, Н.Михайловский и Л.Шестов, значительное внимание в своих работах о Ницше уделили критике, а порой и опровержению концепции датского писателя.) Брандес одним из первых начал популяризировать учение Ницше, прочитав в 1887-1888 годах в Копенгагене курс публичных лекций о его философии. Лекции имели колоссальный успех. (Любопытно, что лекции о Ницше Брандес начал читать, отказавшись для этого от ранее объявленных лекций о России. Об этом свидетельствует переписка Брандеса и Ницше16.) Зимой 1888-1889 годов Брандес намеревался прочитать и в России аналогичный копенгагенскому курс лекций о творчестве Ницше, однако этот замысел так и остался нереализованным. Дело в том, что переведенная на русский язык, как раз в 1888 году, книга критика “Главные течения литературы XIX века” была запрещена в России. Тем не менее и до 1900 года, когда тексты Брандеса уже свободно читались в России, он немало способствовал знакомству отечественных интеллектуалов с произведениями философа, пропагандируя его идеи в письмах к своим русским друзьям и рекомендуя самому Ницше посылать свои издания таким известным в литературных кругах Москвы и Петербурга персонам, как княгиня А.Д.Тенишева и князь Л.Д.Урусов.
Существенно, что “русское ницшеанство” не носило характер единодушного принятия идей и сочинений мыслителя. Проникновение творчества Ницше в отечественную культурно-национальную традицию шло через внутреннюю полемику, критику, опровержение и неприятие ряда положений его философии. Да и понимание идей Ницше в России было далеко не еди нообразным. Едва ли можно говорить о некоем едином образе Ницше, поскольку каждый отечественный читатель открывал в немецком философе что-то свое. Так, один из отечественных рецензентов философа, Е.Соловьев, в 1901 году заметил, что орфография его имени – Нише, Ниче, Нитче, Нитше, Нитчше – была столь же разнообразна, сколь отличались друг от друга мнения о нем. В некоторых кругах имя немецкого мыслителя воспринималось как символ индивидуализма, в других же, напротив, оно означало духовный универсализм, а порой связывалось с патетикой коллективного творчества, потерей своего “я” в культовом единстве и принесением себя в жертву Богу. Для одних он был исключительно “нигилистом” и “человеком последнего бунта”, ломавшим традиционные представления о нравственности, даже “разрушителем исторического христианства”. Для других – учителем и творцом “высшей морали”, “пророком новой веры”, более того – провозвестником идеи религиозного синтеза, новой религиозной культуры. “Как можно было убедиться, - пишет современный исследователь творчества философа Р.Данилевский, - Ницше предстал перед русским читателем в самых разных ипостасях – от богоборца до богоискателя, от идеолога мещанства до врага его и союзника русского освободительного движения, от насаждающего “древо смерти” до проповедующего “радость жизни”17. Ф.Ницше вдохновлял на поиск первоценностей: свободы, красоты, творчества, на эксперименты в искусстве, литературе, музыке, кино. Типичным было отношение к философу как создателю нового мировоззрения, талантливому художнику слова, религиозному проповеднику.