Смекни!
smekni.com

Даосизм как религия и философия (стр. 7 из 9)

Главный смысл занятий «кулачным искусством» для даосов состоит в достижении личного бессмертия в вечной жизни школы. Доступно это лишь тому, кто взрастил в себе «добродетель» (дэ), каковая у даосов обозначает не просто соблюдение норм морали, но обретение в себе «полноты жизненных свойств», постижение внутреннего совершенства вещей. Поэтому человек, обладающий дэ, излучает несокрушимую мощь жизни, всегда и всюду привлекает к себе людей, заставляет их быть послушными его воле, но он воздействует на мир, не обнаруживая себя: человек дэ, говорили древние даосы, не требует от других поклонения, а люди чтут его, не доказывает свою правоту, а ему все верят, не угрожает другим, а люди держатся с ним любезно и т.д.; возможно же такое потому, что в дэ человек достигает предела своего существования и, погружаясь в поток творческого обновления мира, входит в интимное соприкосновение с другими жизнями.

Основу технического арсенала даосских школ ушу составляет определенным образом стилизованные или, лучше сказать, некие типовые движения - знаки одухотворенно-возвышенной, наполненной сознанием жизни. Усваивая эти нормативные движения, ученик перенимает символизируемые ими качества энергии и постепенно вживается, «врастает» в матрицу вселенских метаморфоз. Такое обучение имело и очевидную воспитательную ценность: оно неуклонно взбадривало сознание учащегося, повышало его чувствительность и в конце концов делало его восприимчивым к до-сущей, «прежденебесной» реальности мира. Способность жить самим предчувствием жизни, знать «семена вещей» или, говоря словами Чжуан-цзы, «быть таким, каким еще не бывал», и составляла секрет «внутреннего достижения» (гунфу) даосских мастеров кулачного искусства.

Другим распространенным критерием совершенствования в даосских школах ушу была ступень внутреннего усвоения нормативных движений. Высшим достижением здесь считалось отреченность от всех внешних форм кулачного искусства, когда, по словам одного старого мастера, «единое дыхание обращается привольно, и воля вовек не прерывается, движения имеют очертания, но пропадают в бесследном, а знание секретов мастерства уже неотличимо от деяний самой природы». [33]

6. Влияние даосизма на китайскую прозу, живопись, театр

Влияние даосизма на китайскую прозу ощутимо уже в эпоху раннего средневековья (III - VI в.н.э.). Именно тогда увидели свет первые сборники "чжитуай слошо" (рассказы о духах.), пост­роенные на даосско-религиозных мифах. Первыми их составителями были придворные маги и жрецы. Наряду с шаманством, колдовством, магией в них дана даосская концепция мира (с определенным местом человека в ней), обязательно присутствует главный положительный герой - даосский праведник, носитель подлинного знания. Авторы сборников о потустороннем мире стремились внушить читателю определенные представления в свете собственных философских кон­цепций. Даос-герой, живет в некотором универсуме, состоящем из пяти стихий и двух начал - инь и янь. В сборниках даны столь излюбленные даосами «рецепты» самовоспитания: не употреблять в пищу определенных злаков, есть сосновые шишки, и тогда можно будет дожить до 300 лет и т. д. В сборниках встречаются и реаль­ные люди: Го Пу (276-324), поэт, ученый, предсказатель, Гуань Лу (208-255), физиогном, Хуа Го (X), медик, но главное место принадлежит праведнику даосу.

Сверхъестественные возможности и способности даосов описа­ны Го Сянем в произведении "Жизнеописание Лю Аня": "К князю явились восемь старцев - князь захотел их испытать и велел по­казать свое умение". А далее Го Сян рассказывает о чудесных способностях старцев: "Хотя познания наши ничтожны, мы кое в чем искусны. Если первый из нас сядет - поднимется ветер и пой­дет дождь, а встанет - налетят облака и туман, проведя по земле черту, превратит ее в реку или ручей, а щепоть земли - в гору или холм. Второй умеет в прах развеять высокую гору, опутать веревкой барса и тигра, вызывать дракона и повелевать морскими чудовищами, а черти и духи будут у него на посылках. Третий, если сядет, то жив, а встанет - мертв, ибо нет для него разли­чий между бытием и небытием. Он умеет раздвоиться и сделать не­видимыми все шесть отрядов княжеского войска, ибо знает, как в светлый день напустить мглу. Четвертый умеет плыть в выси не­бесной на облаке, пересечь море, ступая по волнам, втянув в себя воздух, выдохнуть ураган на тысячу ли. Пятый из нас в огне не горит и в воде не тонет, неуязвим для меча и стрелы, в стужу не мерзнет, в зной не исходит потом. Еще один из нас знает, как принять все тысячи тысяч обличий, каковые только и можно измыс­лить; умеет оборотиться во всякого зверя, птицу, травинку, и дерево, умеет еще останавливать потоки и сдвигать с места горы, дворец превращать в убогую хижину, а вместо хижины поставить дворец. А последний из нас знает, как, выпарив на огне глину, получать золото, воду обратить в камень, олово в серебро, может заставить летать по воздуху тяжелую ртуть, может на облаке или драконе подняться выше третьей небесной сферы великой чистоты. Для вас, князь, мы можем показать все, чего бы вы ни пожелали" [6, с.96]. В прозе III-VI в. даосы выражали идею протеста про­тив насилия, являлись личностями, воплотившими идеи знания и нравственного совершенства. Нравственная доктрина даосизма чуж­да стремлению к власти, богатству, торжеству насилия, власти над людьми. Даос достигает совершенства для себя, не распрост­раняя его на других и не открывая другим своих тайн.[34] Как лич­ность автономная, неуправляемая, даос всегда вызывает опасение у правителей. Так князь Лю Ань захотел узнать секрет даоса, а не добившись своего, убил его. Но поскольку даос бессмертен, он явился к князю и отомстил за себя. В произведениях III-VI в. редко идея даосизма выступает как четкий вывод. Чаще всего он сплавлен с народным фольклором. Фольклорно-мифологические и да­осские идеи в литературе стали единицами повествования, создав "сюжетные основы" - некоторые относительно устойчивые формы, вошедшие затем в сюжетный фонд повествовательной прозы. Эти "сюжетные основы" стали жанровыми канонами китайской новеллы. Например, мотив "пустого гроба" для обретающих бессмертие и пе­ремещающихся на небеса. В гробу в таком случае остаются лишь вещи покойника. Мотив "пустого гроба" прочно вошел в китайскую литературу, став основой сюжета о явлении небожителя в облике человека в мир людей и его ухода на небеса через погребение. В дальнейшем образ даоса в китайской литературе раскрывался по-разному: и как маг, колдун с греховными помыслами, и как волшеб­ник, творящий чудеса - в зависимости от того, какие преобладали воззрения у китайцев во время правления той или иной династии.

Говоря о культуре Китая, нельзя не сказать о живописи, о поразительном понимании и чувствовании природы, о китайской эс­тетике. Существовали особые сочинения о том, как писать пейзаж той или иной горы, какой смысл нужно вкладывать в пейзажи. Нас­тоящий мастер должен находиться в тихой обители, в долине чис­той и светлой, подобно его духу, ибо природа врачует душу. Он должен быть странником, но путь его странствий и поиски новых мест не должны происходить во внешнем мире. "Не выходя со дво­ра, мудрец познает мир, не выглядывая из окна, он видит естест­венное дао. Чем дальше он идет, тем меньше познает. Поэтому мудрый человек не ходит, но познает" ("Дао-дэ цзын", 48 жан). Таким образом, пейзажная живопись призвана стать местом странс­твия человеческого духа, сменив всякую тягу человека к перемене мест и поискам новых впечатлений. Влияние идей даосизма просле­живается у таких знаменитых мастеров классического китайского пейзажа, как Ли Чэна (X в.), Го Сина (X в.), Ми Фу (XII в.), Ни Цзяна (XIV в.). Впоследствии худож­ники отказались от явных аллегорий и частого изображения бесс­мертных, природа же предстает все более преображенной и одухот­воренной.

В ХVI-ХVП в. Китай вышел из эпохи позднего средневековья, состоялся пересмотр традиционных ценностей и взглядов. Все большую популярность приобретали идеи всепроникающего единства мира, развивались астрономия, естественные науки, медицина и фармакология. Даосизм в эту пору приобретает особый статус. Да­осы занимают высокие государственные посты, активно участвуют в дворцовых интригах и заговорах, строятся новые даосские храмы. Конфуцианской концепции неизменности, константности ("и в самом малом изменить нельзя") не соответствующей духу времени, на смену приходит даосская идея универсальной изменчивости, непрерывного изменения, становления, естественным потоком чего захвачен и сам человек. Концепция изменчивости сдвинула с мертвой точки ортодоксальное пренебрежение к демократическим жанрам литерату­ры и способствовала бурному развитию городской повести, романа, драмы. Главным становится не рассудочное, а эмоциональное восп­риятие мира, в частности, в новом театральном жанре куньцюй. Автор знаменитой "Пионовой беседки" говорит устами своего ге­роя: "Любовь - это когда живой умирает, а мертвый воскресает. Если же живой не может от любви умереть, а мертвый - воскрес­нуть, то все это еще не достойно называться любовью". Только эмоции делают человека человеком, способствуют достижению соци­ального идеала. Представление об усовершенствовании общества че­рез естественное проявление чувств уходит корнями в древнюю идею о всеобщем равенстве вещей в естественности. Путь к соци­альному идеалу лежит через пробуждение и становление личности. Разлад личности и судьбы, человека и окружающего мира, проблемы жизни и смерти, женское равноправие и брак по любви - вот круг вопросов, которые рассматривал театр Китая. В целом театр стро­ился по законам жизни, а жизнь - по законам театра. Но даосские идеи приходили в театр в несколько "сниженном виде", ибо театр, рассчитанный на массового зрителя, должен был приспособиться к уровню его восприятия.[35]