Он был таким же человеком, как и мы с вами, со своими человеческими слабостями и достоинствами, но одно совершенно бесспорно, это то, что он был человеком творческим с самого раннего детства. Лет 8 – 10 он издавал свой семейный журнал. Сам его сшивал из бумаги, иллюстрировал, писал в него рассказы. Текст был написан красивым каллиграфическим почерком, который сохранился у него на всю жизнь. В те годы дети увлекались рассказами об индейцах. Вот и он писал рассказы на эти темы и рисовал индейцев. Два таких журнала у него сохранились, и он мне их показывал. Это было удивительно для такого маленького ребенка.
Он был четвертым ребенком в семье. Детство его проходило в знаменитой Маньчжурской тайге. Там, на станции Вэйшахэ, существовали угольные копи, где его отец работал управляющим. В их семье все дети были талантливы, все рисовали, писали стихи, играли на фортепиано. Обе сестры были даже профессиональными художницами. Старшая сестра занималась прикладным искусством, а средняя в последнее время работала декоратором в Новосибирском драматическом театре. Брат тоже хорошо рисовал, хотя был инженером по специальности. Н. Уранов рисовал всю жизнь и, хотя он никогда этому не учился, профессиональные художники высоко оценивали его картины. Он писал стихи, повести, играл на рояле, сочинял музыку. Всему этому способствовала близость к прекрасной природе. Он очень любил тайгу и горы, в городе он чувствовал себя как птица в клетке. В молодости он был очень здоровым и жизнелюбивым человеком; в 31 год, когда мы с ним встретились, он выглядел гораздо моложе своих лет. Мне было в это время 19. Мы поженились, а через 6 месяцев Маньчжурия была занята советскими войсками, и в числе 13 тысяч Н.А. попал в сталинские лагеря. Через 11 лет, после смерти Сталина, он был освобожден и реабилитирован, как необоснованно осужденный. На свободу Н.А. вышел уже больным человеком и более суровым по характеру. В лагере он болел язвой желудка, перенес резекцию желудка и инфаркт миокарда, много раз был на грани смерти, но каждый раз неожиданно приходила помощь. Большую часть срока Н.А. работал на лесоповале, и лишь последние годы ему посчастливилось попасть в лагерную художественную мастерскую, где работали профессиональные художники заключенные, они выполняли заказы для театров, гостиниц, клубов, писали портреты вождей. И там работы Н.А. оценивались как одни из лучших. После того, как он попал в больницу с язвой желудка и встретился там со знакомым врачом земляком, Н.А. оставили работать в больнице ночным фельдшером. Это было спасение от непосильных работ и голодной смерти. И даже в те тяжелые годы он продолжал писать стихи и продиктовал несколько повестей, которые Н.А. подарил человеку, записавшему их. Две из них мне впоследствии удалось раздобыть.
В 1956 году мы снова встретились и поселились в сибирском поселке Вихоревка, Иркутской области. Опять нас окружала тайга, красивая природа, опять писались стихи, картины, сочинялась музыка. Творческие способности Н.А. проявлялись и в быту, он постоянно что-то усовершенствовал в нашей жизни: то делал настольную лампу, то особый замок на двери, то сигнализацию в сарае, где стоял мотоцикл. Н.А. мог все ремонтировать сам, включая телевизор, когда таковой появился у нас. Все время его мысль работала творчески. Вставал Н.А. рано, в три часа ночи и работал часов до 7 утра, в эти часы лучше всего думалось и писалось. Что касается его духовного пути, то это разговор особый.
С ранней юности начались поиски смысла жизни. В 17 лет судьба свела его с Абрамовым Борисом Николаевичем, который в то время уже шел по духовному пути. Так Уранов стал его учеником. В 1934 году в Харбин приехал Н.К. Рерих и привез книги Живой Этики. Вскоре Б.Н. Абрамов и его жена стали учениками Н.К. Рериха. Н. Уранову в то время было 20 лет, он был студентом юридического факультета, ходил на все выступления Н.К. Рериха, которые произвели на него неизгладимое впечатление, и таким образом его дальнейший духовный путь тоже определился. Он продолжал оставаться учеником Б.Н. Абрамова. Вся дальнейшая жизнь была подчинена идеям Учения, она обрела новый прекрасный смысл. Мне в эти годы было 9 лет. Прошло 10 лет, и наши пути пересеклись. В то время я тоже уже была ученицей Б.Н. Абрамова. Он и соединил наши судьбы. Счастье наше было недолгим. Через шесть месяцев наступила разлука. Для меня наступили годы тяжелых испытаний, а для Уранова крестные муки. Но и в лагерях, когда нельзя было ничего писать и заключенным не разрешалось иметь бумагу и карандаши, он старался на память запомнить все то, что он читал в книгах Живой Этики. За два года до его освобождения, когда жизнь в лагерях стала легче, мне удалось переслать ему книгу «Сердце». И Н.А. на изготовленной им самим книжечке из тетрадей написал «Науку о «Сердце»» – это были комментарии, вернее его видение книги «Сердце». Эти семь записных книжечек в те далекие годы побывали во многих городах России и многим помогли в понимании Учения, ибо в ту пору еще не было в России книг Учения, или были единичные экземпляры, случайно попавшие сюда. Выйдя из лагеря, Н.А. все свое свободное время посвящал изучению Учения, «Тайной Доктрины» и работы над ними. Также он хорошо знал астрологию, которой тоже занимался всю жизнь.
Мы продолжали жить в Сибири, работали врачами в лагерной больнице. Часто ездили в лес, сначала на велосипедах, а потом на мотоцикле.
В это время Н.А. также занимался фотографией и делал слайды прекрасной сибирской природы. Ему очень хотелось рисовать, он нарисовал несколько картин, писал стихи, но потом понял, что времени у него остается мало, и он полностью занялся Учением, оставив только музыку. Н.А. говорил, что она продлевает ему жизнь. За это время у него был второй инфаркт, потому он очень спешил. Когда Н.А. ушел, то все его работы остались в черновиках, и мне долго пришлось собирать их в отдельные сборники, которые вы знаете теперь. Конечно, не все ещё я успела сделать, может быть, и не все успею, но главное сделано.
Еще одним из видов нашего совместного творчества были мелодекламации. Н.А. писал музыку на свои стихи, на стихи Есенина, а я декламировала. Мы записывали их на магнитофон. Но, к сожалению тогда пленки были несовершенными и записи плохо сохранились.
В 1971 году мы вышли на пенсию и переехали в г. Усть-Каменогорск. С молодости Н.А. мечтал жить на Алтае, но по состоянию здоровья уже трудно было жить в условиях Горного Алтая, и мы поселились в Устье Каменных гор, в какой-то близости к Алтаю. Город произвел на нас удушающее впечатление, и как выход из этого положения мы на лето переезжали в поселок в горах, покрытых тайгой, под Лениногорском. Эти места напоминали Н.А. родные таежные места. Пока были силы, мы часто уходили в лес и проводили там целый день. Он так любил природу и все живое, цветы, птиц, записывал на пленку их пение, даже камни были для него живыми. В детстве у Н.А. была лошадь, и всю жизнь у нас были собаки, мы не представляли жизни без них. Но больше всего он любил людей. Так много человеческих судеб прошло через его жизнь, столько было встреч на жизненном пути, и все они оставили свой след в сознании и многому научили; они научили состраданию, терпимости и любви, и он дарил её людям в общении с ними и в письмах – он вел очень большую переписку с друзьями.
Когда мы поселились в нашей летней усадьбе, которую мы назвали Урангой, что значит «Огненный поток», Н.А. сказал: «Я хотел бы всегда жить здесь и умереть здесь». Его желание исполнилось, там 6 июня 1981 года он ушел из жизни и похоронен там, на сельском кладбище.
Л.И. Уранова
Лидия Ивановна Уранова
ВОСПОМИНАНИЯ О Б.Н. АБРАМОВЕ.
Из выступления на встрече в рериховском кружке г. Усть-Каменогрска 21.07.1997 г., посвященной 100‑летию со дня рождения Б.Н. Абрамова
В дни моей юности существовала международная организация – Христианский Союз Молодых Людей. Она представляла собою сеть учебных заведений в разных странах. Это были средние школы, высшие и колледжи. В то время я жила в Китае, в г. Харбине. Я закончила гимназию, принадлежащую этой организации, и поступила в колледж. Здесь я и познакомилась с Борисом Николаевичем Абрамовым; он работал в администрации этого колледжа. Помню, у него был небольшой кабинет в здании, расположенном на Садовой улице, всегда заваленный книгами, различными учебными пособиями, и там всегда толпилась молодежь, студенты колледжа.
В то время я была моложе своих сверстников-соучеников, была очень застенчива и держалась в тени. На последнем курсе тот, кто был отличником и «шел на медаль», должен был писать работу, нечто вроде диссертации. Списки с темами работ заранее вывешивались на стенде. Темой моей работы было «Четвертое измерение». Это стало причиной того, что Борис Николаевич заинтересовался студенткой, избравшей такую тему, и вызвал меня на собеседование.
Так состоялось наше личное знакомство. Мы начали разговор с темы. Как раз в то время у меня появились сомнения в том, что я справлюсь с нею, так как мой руководитель – женщина-математик, обещавшая мне помочь, внезапно умерла. Борис Николаевич ободрил меня, посоветовал не менять тему и обещал мне помочь. Так мы стали встречаться и беседовать. Он рассказал мне о бесконечности пространства, об его наполненности, о силе мысли, об огне, о бесконечности Вселенной и о том, что после смерти наша жизнь продолжается в иных мирах, иных измерениях. Постепенно для меня начал открываться новый мир; многие вещи, о которых я смутно догадывалась, получили подтверждение, и жизнь моя наполнилась новым смыслом и большой радостью от того, что в нее вошел такой удивительный человек, который для большинства студентов оставался обычным администратором.
Шло время, я написала свою работу, окончила колледж, поступила на работу, а встречи наши продолжались. В обеденный перерыв я приходила к нему в кабинет, и мы беседовали уже на разные духовные темы. Однажды я сказала, что с детства считаю своим духовным покровителем Преподобного Сергия Радонежского, после чего Борис Николаевич дал мне книгу «Знамя Преподобного Сергия», которую вы все теперь знаете.