В языковой системе смысловая сущность слова не исчерпывается свойственными ему значениями. Слово по большей части заключает в себе указания на смежные ряды слов и значений. Оно насыщено отражениями других звеньев языковой системы, выражая отношение к другим словам, соотносительным или связанным с его значениями. В богатстве таких отголосков и заключается ценность удачного названия или художественного выражения. Эти черты семантики слова - со времени литературно-художественной деятельности А.С. Пушкина - были осознаны нашими филологами и писателями. Так, например, П.А. Плетнев писал Я.К. Гроту (29 сентября 1845 г.) о своей лекции в университете: "Я изъяснил, что нет в языке слов равнозначащих совершенно, потому что с лексиконным значением в голову приходит с каждым словом идея века, народа, местности, жизни. Все это удалось мне выяснить простым примером - борода и брада. Первая так и рисует читателю Русь в виде ее мужика, купца или попа. Второе каждого из нас переносит во времена патриархов (иудейских), в жизнь восточных народов и проч., оттого только, что это слово врезалось в памяти из церковных книг. На этом я основал важное учение о мастерстве давать картинам точные краски в литературных произведениях" [6].
Позднее проф. А.В. Никитенко (в дневнике 26 января 1864 г.) заметил: "То выражение особенно хорошо, которое, с точностью передавая определенную мысль, вместе с тем дает вам чувствовать и отношение ее к другим мыслям, более или менее к ней близким или отдаленным, но которые не входят непосредственно в цепь излагаемых вами понятий" [7]. Язык Пушкина представляет разительные примеры семантической многоплановости слова и - вместе с тем - многообразия его возможных художественных применений.
Связь значения слова с лексико-семантической системой языка осуществляется через посредство внутренне объединенных разнообразных предметно-смысловых и экспрессивно-синонимических словесных групп [8].
Вследствие сложности смысловой структуры слова, вследствие многообразия его отношений и живых взаимодействий с другими лексическими звеньями языковой системы бывает очень трудно разграничить и передать все значения и оттенки слова даже в данный период развития языка, представить со всей полнотой и жизненной конкретностью роль слова в речевом общении и обмене мыслями между членами общества.
II
Отсутствие разработанной семантической теории слова сказывается в том, что у нас не обобщены и не систематизированы наблюдения над качественным своеобразием значений и форм их связи, их внутреннего объединения у слов, относящихся к разным грамматическим классам. Не может считаться достаточно изученным вопрос о характере соотношений и взаимодействий лексических значений с грамматическими у разнообразных типов предлогов, союзов, частиц и других разрядов служебных слов. Внутреннее своеобразие лексических значений, например, предлога в соотношении с семантическими свойствами глаголов, прилагательных и других частей речи не определено (ср., например: полное ведро воды и ведро с водой; домик, принадлежащий бабушке и домик у бабушки; генерал, сопровождаемый ординарцами и генерал с ординарцами; калитка без запоров и калитка, не имеющая запоров и т.п.).
Высказывалась мысль, что семантический объем и способы объединения значений различны в словах, принадлежащих к разным знаменательным частям речи. Так, смысловая структура глагола шире, чем смысловая структура имени существительного, и круг его значений подвижнее. Например, глагол звонить служит в современном русском языке обозначением разных действий, связанных и со звоном, и со звонком (ср. соотношение глагола свистеть с существительными свист и свисток, глагола гудеть - с гудение и гудок; ср. объединение в глаголе вытравить значений, связанных с существительными трава, отрава и травля). Еще более эластичны и разнообразны значения качественным прилагательных и наречий (таких, как легкий, легко, простой, просто и т.д.).
Широта фразовых связей слова также зависит от его грамматической структуры. Нередко различие лексических значений слова связано с разными его грамматическими формами. Например, глагол холодать употребляется или безлично со значением "становиться холоднее" (форма совершенно вида - похолодать): Уже совсем стемнело и начинало холодать - или лично - применительно к живым существам (причем по отношению к людям всегда в сочетании с глаголом голодать) в значении "зябнуть, страдать от холода" (холодал и голодал). Ср. у Гаршина в рассказе "Четыре дня": Неужели я бросил все милое, дорогое, шел сюда тысячеверстным походом, голодал, холодал, мучился от зноя..."
Границы между словом и грамматической формой слова бывают подвижными, скользкими. Например, сложен и спорен вопрос, можно ли считать формами одного и того же слова такие глагольные разновидности, как, например, заслуживать с винительным падежом (несовершенный вид к заслужить: В это время он заслуживает доверие своих товарищей) и заслуживать с родительным падежом (в значении "быть достойным чего-нибудь": Проект заслуживает внимания; Книга заслуживает всяческой похвалы и т.д.).
Русский язык, как и другие языки, имеет ряд слов, которые употребляются только в какой-нибудь одной форме. Так, мы имеем одну форму родительного множественного - щец. Считать ли ее формой слова щи, параллельной форме щей, или видеть в ней особое слово? (ср. дрова - дров, дровец). Также мы пользуемся одной формой дательного множественного: (по) мордасам. Связывать ли ее экспрессивно со словом морда? Слово мордас, по-видимому, имело некогда увеличительно-презрительное значение "надутая щека" (ср. дубасить от областного дубас).
Иногда вопросы этого рода разрешаются проще. Например, у некоторых советских писателей употребляется областное слово угрево в среднем роде, у других - слово угрева в женском роде. Например, у С. Голубова в повести "Атаман и фельдмаршал" читаем: "Солнечное угрево приласкало землю. вода побежала светлыми ручейками в овраги..." ("Доблесть". Повести и рассказы). У Л. Леонова во "Взятии Великошумска": "Маленькое сероватое существо, ежась от холода и дремотно щурясь на свет, лежало в огромной правой ладони танкиста; левою он прикрывал его от простуды, так что хвост и ноги оставались под угревой мокрого обрядинского рукава". Очевидно, это - формы одного и того же слова. Но, вероятно, разными словами должны быть признаны заправлять - форма несовершенного вида к заправить (Заправлять машину бензином) и заправлять в значении "быть заправилой" (Всеми делами в доме заправляла свояченица).
Для того, чтобы уловить потенциальные тенденции смыслового развития слов, целесообразно исследовать и способы их индивидуально-творческого применения и преобразования, хотя индивидуальное переосмысление слова, не получившее общественной санкции, обычно не меняет присущих этому слову значений. Ср. у Марлинского индивидуальное применение слова междометие: "Все лица вытянулись восклицательными знаками; на всех ртах бродили междуметия" ("Мулла-Нур").
Вместе с тем индивидуальное употребление слова может быть связано с выполнением им характерологических функций в языке художественной литературы. Так, в пьесе Чехова "Юбилей" бухгалтер Хирин подвергает слово междометие комической этимологизации (между-метия - "мелькания"): "А тут еще воспаление во всем теле. Зноб, жар, кашель, ноги ломит и в глазах этакие... междометия".
Изучение способов и своеобразий индивидуального употребления слова должно производиться не только на фоне системы уже установившихся общественных его значений, но и на фоне его типических образных применений. Л.В. Щерба в своем "Опыте общей теории лексикографии", перечислив разные значения слова игла, указывал на необходимость - в восполнение их - очертить весь фразеологический круг образного употребления этого слова: "Как бы мы ни решали вопроса о значении этого слова, остается все же вопрос о том, в каких случаях игла может быть употреблено образно. Можно ли, например, сказать о гвоздях, натыканных для затруднения воров поверх забора, что они торчат как иглы? Мне кажется, что нельзя; это, хотя и неважно само по себе, однако показывает, что в словаре должны быть исчислены все традиционные случаи образного применения данного слова" [9].
Изучение образного применения слова особенно важно для полного и широкого воспроизведения истории так называемых фразеологически связанных значений, для понимания их генезиса. Например, слово когти в русской литературе начала XIX в. употреблялось как образ хищнического насилия, цепкого и мучительного властвования. Оно повлекло за собой в круг переносного употребления многочисленную группу слов и фраз. Когтями образно наделяются в русской художественной литературе болезнь, смерть, нищета, тоска, горе и горестные чувства (например, горькое воспоминание), изуверство, фанатизм, ложь, разврат и другие отрицательные, но стихийные страсти, эмоции и явления.
В связи с этим развивается такая фразеология: "... Смерти в когти попадешь, и не думая о ней!" (Д. Давыдов, Песня); или у Марлинского: "Бедный, добрый друг, - для того ли выпустила она (смерть - В.В.) тебя из когтей своих, чтобы похитить после удачи" ("Наезды"); или: "Смерть впустила в него когти свои" ("Латник"). У Гоголя в "Невском проспекте": "Разврат распустил над нею страшные свои когти"; у Лермонтова в стихотворении "Ночь": "Воспоминание в меня впилось когтями"; у А. К. Толстого в романе "Князь Серебряный": "Отчаяние схватывало его как железными когтями"; у Тургенева в "Крыжовнике": "Как бы он ни был счастлив, жизнь рано или поздно покажет ему свои когти, стрясется беда - болезнь, бедность, потери".