Предсказательность как механизм, повышающий надёжность передачи информации при общении, свойственный всем флективным языкам. В японском языке, который совмещает в себе черты агглютинативного, флективного и изолирующего строя, флексия наблюдается преимущественно в области выражения грамматических отношений у глаголов и предикативных прилагательных (причём при сохраняющейся в большинстве случаев неизменной основе слова), где можно проанализировать вид связи между предшествующими и последующими явлениями в каком-либо отрезке высказывания. В словарном составе японского языка также имеются лексические единицы, так или иначе предсказывающие дальнейшее развитие действия, такие, например, кактиндзюцуфуку-
си (поясняющие наречия). Известно, что слова дзэндзэн, кэсситэ (полностью), мэтта-ни (редко), сика (только) требуют после себя отрицания, поэтому можно говорить о том, что они обладают такой функцией, как предсказательность, так же как и моси, употребление которого свидетельствует об условной форме глагола, следующей за ним. В японском языке часто встречаются варианты предложения, когда сказуемое полностью опускается:
(Пить я вообще [не пью]).
.. (Если [будет] время.).
В таких случаях догадаться о форме глагола можно только лишь по наличию в предложении такого поясняющего наречия. Следует уточнить, что здесь мы не рассматриваем участившиеся в последнее время в японском языке случаи употребления таких наречий с утвердительными формами, как то: поскольку изменения, происходящие в языке, заслуживают отдельного исследования.
Тяготение к эксплицитности как тенденция «не экономить на языковом материале». Особая эксплицитность русского языка выражается в многообразии грамматических, синтаксических, лексических форм, а именно: минимальный сдвиг в значении лексической единицы сразу же приводит к изменению материальной стороны знака. Эта же категория характерна и для японской языковой картины мира. В японском языке мы находим похожее явление — отображение малейших оттенков совершения действия в изменении материальной стороны слова, только выражено это не в препозиции префикса, как в русском языке, а в постпозиции по отношению к корневой морфеме, во второй части сложных глаголов:
отрезать Ш^Ш^ кирихадзусу (если речь идет об отделении при этом к.-л. части) или Ш^ШЪ киритору (если мы удаляем при этом ч.-л.);
обрезать Ш^ЩЙЪ киритидзимэру (в значении «укоротить», «срезать»);
вырезать Ш^ШК киринуку (при наличии оттенка «вытянуть»);
нарезать Ш^^^ кирикидзаму;
разрезатькирихираку (с оттенком «вскрыть») или
киривакэру (если мы при этом делим на части) и др.
Как видим, японский язык тоже чутко реагирует на изменение смысла лексических единиц, в некоторых случаях даже более чутко, чем русский. С другой стороны, в японском языке мы можем наблюдать и обратное — тяготение к экономии языковых средств. Например, в области синтаксиса стремление к краткости и неизменяемости явно выражено в особом построении придаточных определительных конструкций и отсутствии в них относительных местоимений по типу который:
(Письмо, [которое]я написал);
(Книга, [которую]я вчера купил).
Очевидно, что здесь не наблюдается однозначное подтверждение свойственности данной категории японской языковой картине мира. Более того, по сравнению с русским языком японский явно тяготеет к экономности языковых средств: количество неизменяемых форм в нём неизмеримо больше, что способствует более простому построению любого отрезка высказывания. В любом случае этот аспект требует дальнейших исследований японской языковой культуры.
Пространственную категоризацию в русской языковой картине мира принято рассматривать как стремление к «однонаправленной бесконечности» (термин Г.Д. Гачева, [4: с. 119]), «пространственной раскованности» (термин Ю.М. Лотмана [8: с. 290]), направленности «вширь» и «вдаль» с вектором «от себя». В языке это выражено, например, в алгоритме построения предложения, в типе связей между группой субъекта и группой предиката. Этот вывод можно также сделать в результате анализа эмоциональной оценки в русском сознании таких пространственных образов, как «ширина», «протяжённость», «вдаль», «вширь» и др., актуализирующих положительное отношение к объекту изображения.
В японском языке ситуация обратная. Известно, что предложение в японском языке не разворачивается от субъекта к предикату, а сворачивается от предиката к субъекту; определительные конструкции предшествуют определяемому слову, а не следуют за ним. Данные особенности японского синтаксиса практически всегда вызывают особую трудность у учащихся, поскольку предложение в русском языке выстраивается в обратном направлении, и при переводе обучающиеся склонны толковать структуру предложения ошибочно, опираясь на опыт родного языка.
Рассмотрим один из примеров такого ошибочного перевода, полученных нами в практике преподавания японского языка:
Ф©
© ©
(В Японии хотят присоединяться к Интернету, но не могут овладеть навыками пользования компьютером.) (с концовкой перевода затруднились).
Ошибочный вариант перевода:максимальноприближен к синтак
сическим нормам русского языка, в то время как вариант, соответствующий нормам японского синтаксиса, — ф@©@.
Выше мы говорили о том, что такого рода ошибки можно попытаться предупредить, объясняя общий принцип построения японского предложения в связи с особенностями японского мировидения. Здесь мы обратимся к результатам наблюдений А.Н. Мещерякова о принципе минимизации потребностей, свойственном японскому менталитету, об общем стремлении японцев к минимизации. На его взгляд, это объясняется, в частности, привычкой японцев к осёдлой жизни, сложившейся приблизительно в X веке из-за не слишком больших размеров архипелага, утраты былой мощи государства, бедности минеральными ресурсами его недр [7: с. 14].
Как следствие, налицо стремление японцев приблизить к себе элементы окружающей реальности и минимизировать их; не отправляться за новыми впечатлениями, а знакомиться с явлениями действительности, притянув их к себе: «Мир этого человека можно назвать “свёртывающимся”: японцы становятся “близоруки” на всю оставшуюся часть истории. Обозреваемый ими тип пространства не развёртывается, а сворачивается вместе с их взглядом» [7: с. 17]. Таким образом, в японском видении мира пространство не разворачивается вдаль по направлению от говорящего, а сворачивается по направлению к нему, в отличие от русского мировидения, устремлённого вдаль. И при объяснении и изучении многоуровневых синтаксических конструкций японского языка понимание этой особенности японского мировоззрения будет способствовать выбору верной стратегии, правильного направления перевода.
Переходность и непереходность в русском и японском языках как грамматическая и мировоззренческая категория. В обоих языках противопоставление переходных и непереходных глаголов носит характер противопоставления описания состояния и активного действия. Но при этом в японском языке оттенки употребления переходных или непереходных глаголов выражены гораздо более ярко. Японские лингвисты Я. Хага, М. Сасаки и М. Кадокура [15: с. 259-260] в качестве примера употребления переходных и непереходных глаголов описывают диалог мужа и жены в японской семье о том, нагрета ли ванна, с употреблением глаголов ШК ваку «закипеть, быть очень горячим» (непереходный) и Ш$^^ ва- касу «вскипятить, нагреть» (переходный):
М: О-фуро, вайтэ иру? — «Нагрета ли ванна?» (непереходный глагол ШК ваку).
Ж: Ээ, вакаситэ ару ва ё. — «Да, нагрета» (переходный глагол Ш$^ вакасу).
Видно, что в русском языке форма глагола в обеих репликах одинакова, и оттенки употребления глагола нагревать неразличимы, а в японском языке путём выбора переходного или непереходного глагола имплицитно обозначено чёткое указание на позицию мужа — «ванна нагрелась сама по себе, никаких особых усилий к этому прилагать не надо, а если и надо, то я ничего об этом не хочу знать», и также явно присутствует позиция жены — «я специально приготовила ванну для тебя». При передаче этого оттенка в русском языке нам придётся принципиально изменить грамматическую конструкцию (даже при наличии грамматически возможного варианта перевода нагрета мной, который, впрочем, неестественен в данной ситуации) и сказать: «Да, я нагрела», т. е. применить описательные средства перевода так же, как в вышеизложенных примерах.
Таким образом, в области преподавания иностранных языков формирование представлений о языковых картинах мира родного и изучаемого языков будет способствовать лучшему их пониманию на системном уровне. Л.В. Щерба писал о необходимости пропедевтического курса при изучении языка «для более глубокого изучения языка как средства, выражающего наши мысли и чувства. Дети с самого начала обучения приучаются не скользить по явлениям языка, а вдумываться в значение слов и в смысловые связи их между собой. Между тем привычка вдумываться в язык (курсив наш. — У.С.) и в его выразительные средства абсолютно необходима, чтобы <.> правильно строить фразы и подбирать такие слова, которые наилучшим образом выражают данную мысль» [12: с. 103]. Другими словами, предваряя или сопровождая объяснение правил языка толкованием причин, почему это правило сложилось в языке именно так, мы приучаем работать с языком осознанно, что способствует повышению эффективности изучения иностранного языка.
Список литературы
Алпатов В.М. Япония: язык и культура / В.М. Алпатов. - М.: Языки славянских культур, 2008. - 140 с.
Алпатов В.М. Япония: язык и общество / В.М. Алпатов. - М.: Муравей, 2003. - 208 с.
Богомазов Г.М. Русский тип языкового мышления и система русского письма // Система языка и языковое мышление: сб. науч. тр / Г.М. Богомазов. - М.: КД «ЛИБРОКОМ», 2009. - С. 16-25.