По словам современников, той «маленькой искрой», которая вызвала пожар всеобщей войны, была злополучная «мегарская псефизма» (постановление) 432 г. до н. э.: афиняне прервали торговые отношения с поддерживающими коринфян Мегарами, закрыли для них все рынки и гавани городов, входящих в Афинский союз. Эта мера была равносильна блокаде Мегар, обречению их на голод. В ответ на «мегарскую псефизму» Спарта предъявила Афинам ультимативные и явно невыполнимые требования (немедленное изгнание Алкмеонидов, в том числе Перикла, предоставление автономии союзным городам, т. е. роспуск Афинского морского союза). Ультиматум был отклонен. Над Элладой сгустились тучи, предвещавшие грозу и разрушения. Томительно переживалось зловещее затишье, наступившее перед грядущей катастрофой, чувствовалось неумолимое приближение грядущих роковых событий. По словам Фукидида, вся Эллада находилась в напряженном состоянии ввиду ожидавшегося решительного столкновения двух первенствующих государств. Всюду делались прогнозы и строились догадки относительно будущего. Суеверные люди во всем необычном видели предзнаменования и толпились вокруг прорицателей; «многочисленные изречения ходили из уст в уста, многое вещали гадатели как среди собравшихся воевать, так и в остальных государствах» . Лишь молодежь, еще не испытавшая на собственном опыте всех ужасов войны и искавшая выхода своим силам, «с большой охотой принималась за войну» .
Пелопоннесская война началась в марте 431 г. до н. э. с ночного налета союзников Спарты на союзный с Афинами город Платеи. Соотношение сил вступивших в борьбу лагерей (Афинского и Пелопоннесского союзов) было, по мнению известного русского историка В. П. Бузескула , в общем равным, хотя и неодинаковым: на море бесспорное господство принадлежало Афинам, на суше — пелопоннесцам. В отношении денежных средств Афины были богаты, а пелопоннесцы — бедны. Однако ведение войны, в особенности затяжной, Афинам стоило дороже, а пелопоннесцам с их опорой на натуральное хозяйство и возможностью получать все необходимое для ведения войны в «натуре» — дешевле. Благодаря олигархическому строю Спарта могла действовать втайне, в то время как афинская демократия со своим народным собранием действовала на виду у всех; все, что там осуждалось и принималось, почти тотчас же становилось известным вражеской стороне. К тому же афинский демос не всегда был последовательным. Изменчивый и увлекающийся, он с легкостью мог переходить от одного решения к другому, но вместе с тем был способен и на такое воодушевление, на такой подъем духа и на такие жертвы, на которые едва ли была способна тогдашняя олигархическая Спарта. В Афинском союзе было больше централизации, в Пелопоннесском — общности интересов между главой союза и его членами. Но у Спарты была своя «ахиллесова пята» — Мессения и ее порабощенное население, ненавидевшее своих завоевателей. На стороне Спарты был дельфийский оракул, обещавший ей победу и помощь божества, и еще один важный союзник — общественное мнение тогдашней Эллады, решительно склонявшееся в пользу Спарты. Афинам завидовали, их опасались, желали избавиться от их владычества, казавшегося столь тяжким; и, не испытав еще господства Спарты, верили ее уверению, что она берется за оружие ради освобождения эллинов от «тирании» Афин.
Пелопоннесская война явилась выражением глубокого противоречия между назревшей во второй половине V в. до н. э. исторической необходимостью преодоления полисной системы и образования единого государства («сверхполиса»), с одной стороны, и неспособностью греков ответить на вызов истории (т. е. самостоятельно выйти за пределы полиса), с другой. Для эллинов самодовлеющие интересы полиса (автаркия) и его политическая независимость были дороже панэллинского («национального») единства. Преимущество полисной формы государственной организации перед неполисными («варварскими») формами в глазах греков состояло в том, что первая обеспечивала совмещение в одном и том же лице начала властвующего и начала подчиненного, а вторая односторонне регламентировала власть одних людей (или одного человека) и подчиненно-бесправное положение других. Основное различие между греками и «варварами» (негреками), особенно «варварами» Азии, усматривалось в неспособности (или в гораздо меньшей способности) грека жить в условиях подчинения и терпеть единовластие . Представление о полисе как о высшей и типично греческой форме государственного бытия было одним из коренных убеждений греков классического периода. Согласно А. И. Доватуру, «даже отсутствие территории у города не мешало грекам (при наличии других относящихся к полису признаков) осознавать его как полис» . Греки не мыслили себя вне полиса. Многие из граждан демократических полисов стремились принимать активное участие в делах полиса, опасаясь, что иначе события могут принять иное, нежелательное для них направление.
Полисная система была одной из главных причин расцвета греческой культуры, но вместе с тем одним из решающих факторов ее падения. Пока многие из полисов были едины в борьбе против нависшей над ними угрозы персидского порабощения, они могли отстоять свою свободу и независимость. Но когда назрели межполисные противоречия и борьба за гегемонию над всей Грецией между Афинами и Спартой приняла форму ожесточенной и опустошительной Пелопоннесской войны, судьба полисной системы была предрешена.
Нельзя сказать, что панэллинская программа Перикла не соответствовала объективной исторической необходимости объединения Греции вокруг единого центра. Однако пути и средства объединения Эллады, избранные Периклом и в особенности его преемниками, были в сущности неверными и исторически малооправданными. Их отрицательные последствия, не говоря уже о чисто военных просчетах афинских стратегов и политиков после Перикла, сказались на исходе Пелопоннесской войны.
Если во внешнеполитической жизни и отношениях с другими полисами притязания Афин на руководство всей Грецией потерпели в конечном счете провал, то, став в эпоху Перикла центром греческой культуры, этот полис доказал свою способность быть гегемоном Эллады в духовной сфере в течение двух последующих веков, если не всей античности. Одним из тех, кому Афины обязаны своей заслуженной славой «школы Эллады», и был Сократ. Но об этом речь пойдет позже. Сейчас же мы обратимся к деятельности философа в области общественно-политической жизни, в частности, к дошедшим до нас сообщениям о его участии в событиях, разыгравшихся в период Пелопоннесской войны.
1.4. Общественно-политическая деятельность Сократа
Об этой стороне жизни философа мы имеем достаточно полные сведения. Сократ принимал участие в трех военных операциях в качестве гоплита, тяжеловооруженного пехотинца, и проявил себя мужественным и выносливым воином, не теряющим присутствия духа при отступлении войска и верным по отношению к боевым соратникам. За год до начала Пелопоннесской войны Сократ участвовал, как мы уже знаем, в осаде Потидеи, которая объявила о своем выходе из Афинского союза. В битве под Потидеей был ранен Алкивиад, и, если бы не Сократ, вынесший его с поля боя, он был бы взят в плен. После битвы спасенный Алкивиад просил присудить почетную награду Сократу. Но афинские военачальники, считаясь как с высоким положением Алкивиада, так и с тем, что Сократ больше всех ратовал за Алкивиада, присудили награду последнему. Так рассказывает о Сократе Алкивиад в диалоге Платона «Пир». Начавшаяся затем осада Потидеи и сопряженные с ней лишения и невзгоды продолжались с 432 по 429 гг. до н. э. Платон устами Алкивиада так изображает поведение Сократа во время осады. «Начну с того, что выносливостью он превосходил не только меня, но и вообще всех. Когда мы оказывались отрезаны и поневоле, как это бывает в походах, голодали, никто не мог сравниться с ним выдержкой. Зато когда всего было вдоволь, он один бывал способен всем насладиться; до выпивки он не был охотник, но уж когда его принуждали пить, оставлял всех позади, и, что самое удивительное, никто никогда не видел Сократа пьяным... Точно также и зимний холод, — а зимы там жестокие — он переносил удивительно стойко, и однажды, когда стояла страшная стужа и другие либо вообще не выходили наружу, либо выходили, напялив на себя невесть сколько одежды и обуви, обмотав ноги войлоком и овчинами, он выходил в такую погоду в обычном своем плаще и босиком шагал по льду легче, чем другие обувшись. И воины косо глядели на него, думая, что он глумится над ними...» Разумеется, можно думать, что Платон приукрасил выносливость и стойкость Сократа, его хладнокровие в минуты опасности, но измышлять сам факт участия Сократа в битве при Потидее Платону не было никакой надобности.
Алкивиад приводит также следующий случай из походной жизни Сократа во время осады Потидеи: «Как-то утром он о чем-то задумался и, погрузившись в свои мысли, застыл на месте, и, так как дело у него не шло на лад, он не прекращал своих поисков и все стоял и стоял. Наступил уже полдень, и люди, которым это бросалось в глаза, удивленно говорили друг другу, что Сократ с самого утра стоит на одном месте и о чем-то раздумывает. Наконец вечером, уже поужинав, некоторые ионийцы — дело было летом — вынесли свои подстилки на воздух, чтобы поспать в прохладе и заодно понаблюдать за Сократом, будет ли он стоять на том же месте и ночью. И оказалось, что он простоял там до рассвета и до восхода солнца, а потом, помолившись солнцу, ушел» .
Вероятно, в данном случае способность Сократа отключаться от внешнего мира и всецело погружаться в свои мысли преувеличена. Из текста следует, что сам Алкивиад не был свидетелем этого эпизода: он передает рассказы ионийцев, по словам которых Сократ простоял на месте целые сутки, пребывая в состоянии какого-то транса.
В первый период Пелопоннесской войны, называемой Архидамовой войной (431—421 гг. до н. э.), Сократ участвовал также в битве при Делии на аттико-беотийской границе в 424 г. до н. э. В этом крупном сражении афинское войско, состоявшее из семи тысяч гоплитов и тысячи всадников, потерпело тяжелое поражение. Сократ сражался рядом с мужественным Лахесом. Характеризуя поведение Сократа в диалоге, носящем его имя, Лахес говорит: «Я был с ним во время отступления, и, если бы остальные были в мужестве похожи на Сократа, наш город процветал бы и не впал в несчастье» . Еще более выразительно изображает поведение Сократа во время отступления Алкивиад: «... мне казалось, что там, так же как здесь , он шагал, говоря твоими, Аристофан, словами, "чинно, глядя то влево, то вправо", т. е. спокойно посматривал на друзей и на врагов, так что даже издали каждому было ясно, что этот человек, если его тронешь, сумеет постоять за себя, и поэтому они благополучно завершили отход. Ведь тех, кто так себя держит, на войне обычно не трогают, преследуют лишь тех, кто бежит без оглядки» .Сократ проявил не только воинскую доблесть на полях сражений, но и гражданское мужество в сложных перипетиях общественно-политической жизни своей родины. Правда, в вопросе об участии в политике государства, в деятельности его учреждений Сократ избрал весьма своеобразную позицию. Он сознательно избегал участия в государственной жизни, мотивируя это принципиальным расхождением его внутреннего убеждения относительно справедливости и законности с наблюдаемым множеством «несправедливостей и беззаконий, которые совершаются в государстве». В то же время он не считал себя вправе уклоняться от выполнения гражданских обязанностей (посещение народного собрания, участие в суде присяжных и т. п.), налагаемых на него законами государства.