Россия, не имеющая социокультурного единства, не может быть выражена в рамках простой альтернативы: Восток-Запад. Дореволюционная Россия на протяжении столетий сохраняла и приумножала социокультурный и духовный плюрализм.
Русские всегда составляли значительную часть населения России, но с ростом государства доля их падала. И тем не менее они всегда были самым большим по численности народом, и уже это определяет его огромную роль в судьбе страны. Доминирование одного народа в рамках многонациональной системы – та неизбежность, с которой приходится мириться, пока не созреют предпосылки для демократического общественного устройства. Иначе говоря, кто-то должен устанавливать общие "правила игры" – причем для всеобщего блага. Иначе государство развалится. Русские и русскоязычные на протяжении пяти столетий определяли эти "правила игры" в рамках российского государства. Тем не менее нет оснований сводить историю России только к истории русских: это означало бы уход от сложной и противоречивой реальности, которая существенно влияла и на судьбу русского народа.
Если общество, цивилизационно неоднородно, важная роль принадлежит межцивилизационному диалогу и связанному с ним феномену, когда одна из культур и язык начинают выполнять роль трансляторов. Этот феномен родился в эпоху колониальных завоеваний. Достижения разных народов через языки-трансляторы становились доступными многим другим народам. Французская, испанская, англоязычная культура и языки стали в свое время такими трансляторами, которые выполняют важнейшие задачи: обогащают свою и другие культуры, выводят на мировой уровень достижения больших и малых народов, способствуют общественному прогрессу. Уже в колониальную эпоху европейские метрополии, выступая в роли трансляторов, использовали сами и сделали доступными для других многое из культуры и опыта колоний. Одновременно в колонии поступал поток достижений западной цивилизации, создавая предпосылки для их модернизации.
На чем держалось единство столь огромного, разнородного по духовным ценностям, социальной организации, культуре, традициям и образу жизни конгломерата? Стабильность и устойчивость этого многонационального сообщества определяло централизованное унитарное государство. На всей территории империи существовали единое административное деление (губернии), этническая составляющая при этом не учитывалась; единая система делопроизводства и суда, единое правовое и экономическое пространство. Унификация → единство.
Районы, населенные кочевниками, включались в унитарную систему России, как правило, без переходного периода. Для остальных районов существовал определенный период адаптации, в течение которого на новой территории постепенно вводились в действие законы России. Так, период адаптации Прибалтики составил более шестидесяти лет. Еще большим он был для Украины, которая вошла в состав России, оговорив себе колоссальную автономию. В течение 128 лет шел процесс постепенного включения Украины в унитарную систему Российского государства. В 1764 г. было упразднено гетманство, территория Украины была разделена на 2 губернии – Слободскую и Новороссийскую. Затем была ликвидирована Запорожская Сечь. К началу XIX века от особенностей Украины практически уже ничего не осталось.
Другое, что обеспечивало целостность государства на протяжении столетий, принято называть русификацией, хотя этот термин и не совсем точно отражает суть процесса. Собственно русификация, конечно, существовала, но не была столь масштабной, как принято думать и надо признать, была малоэффективной. В П. Наливкин, много лет работавший в российской администрации в Средней Азии и хорошо знавший ее проблемы, писал в начале XX века: "Нарождалось новое явление местной жизни, попытки возможно широкого распространения среди туземцев знаний русского языка русской грамоты и других предметов нашего школьного преподавания, причем за этой официальной, гласной вывеской прятались смутные и тщательно маскировавшиеся гласные надежды на возможность русификации туземного населения, надежды впоследствии оказавшиеся безусловно несбыточными попытки русификации были мало перспективней и в других мусульманских частях страны. Вот что писал путешественник в конце XIX века об Азербайджане: "Трудно представить себе, что едешь по русскому царству. Нигде ни одного русского лица, ни одного русского слова, ничего русского. Хоть бы случайно где-нибудь мелькнул крестик православного храма, а ведь вот уже скоро целое столетие, как этот край считается русским". Не была сколько-нибудь эффективной русификация и на Западе – в Прибалтике, Финляндии, Польше.
Особый разговор о русификации Украины и Белоруссии, имеющих общие с великороссами исторические корни, общие черты в культуре и духовности. Великороссия, считая себя прямой наследницей Древней Руси, со времен Ивана III добивалась единства всего православного населения под эгидой русской церкви и русского государства. А потому вплоть до 1913 года не признавала прав украинцев и белоруссов на национальную самобытность. Их считали частью русского народа, а их языки – наречиями русского. Именно поэтому на Украине и в Белоруссии русификаторская политика была выражена ярче и жестче, чем где бы то ни было. Еще до революции здесь были мощные русскоязычные анклавы, которые существенно влияли на судьбу этих народов.
Однако, признавая русификацию как таковую, следует помнить о доминировании русского народа в общественной системе России – во всех сферах общественной жизни и в государственной прежде всего. Русификация – лишь следствие более широкого и неизбежного (в условиях разнородного, но корпоративного общества) процесса. Доминирование русского народа выражалось прежде всего в том, что все народы России жили по законам, отражающим русскую традицию. В органах власти высшего и среднего уровня преобладали русские, в сфере управления применялся русский язык. Православие имело приоритет по сравнению с другими конфессиями. К примеру, правом на миссионерскую деятельность (борьба за умы и сердца людей) обладала только православная церковь. Более того, на другие конфессии налагались некоторые ограничения, особенно это относилось к ламаистам и язычникам, которые считались идолопоклонниками, что по православной традиции было страшным грехом. В наиболее трудном положении оказались язычники: при Николае I их начали преследовать за исполнение языческих обрядов. Лишь в 1905 году указом императора было запрещено рассматривать ламаистов как идолопоклонников, но язычников этот указ не коснулся.
Чтобы сгладить цивилизационные различия, государство создавало на присоединенных территориях русскоязычные анклавы превращая их в опору власти на местах (в силу своего положения они неизбежно были заинтересованы в сохранении и укреплении унитарного государства). Эти анклавы создавались двояким образом: переселяли русских на новые территории и приобщали к русскому языку и русской культуре часть местного населения. Более того, в правящую элиту России входили не только русские, но и представители других национальностей, постепенно она становилась многонациональной, но при этом – обязательно русскоязычной. Уже во времена Московского государства на службу к царю переходили татарские мурзы, выходцы из Литовской Руси, позже в политической элите России появились представители других народов. Однако низовые органы власти всегда состояли из представителей местного населения.
И все же переселение русского, а вернее, славянского населения на новые территории в дореволюционной России не было масштабным. В огромной Сибири к концу XVII века, после ста лет колонизации, насчитывалось всего 150 тысяч русского населения. В Амурскую область (она в составе России с 1858 года) с 1859 по 1882 год переселилось всего 8709 крестьян. По переписи 1897 года в Финляндии было 14018 русских (при общей численности населения более 2,5 миллиона).
В имперский период на протяжении 200 лет русское православие сыграло своеобразную роль: духовная система для русского народа и идеология для полиэтнического государства. Предпринимались попытки расширить сферу непосредственного влияния православия как духовной системы (крещение якутов, представителей других народов – новокрещенцы. Это можно расценить как попытки власти преодолеть цивилизационную неоднородность. Но этот процесс не был масштабным.
Стремление государства создать опору власти в лице русскоязычных анклавов не разрушало в целом социокультурного плюрализма в обществе. Письменность и, следовательно, основанная на ней культура, в мусульманских регионах была на основе арабского алфавита, в буддийских – монгольского, в Молдавии, Польше - латиницы, у некоторых народов была собственная самобытная письменность. Для того, чтобы представить общество в его плюралистической реальности, приведем некоторые данные. В Дагестанской области (образована в 1846 г.) в конце XIX в. население составляло 586,6 тыс. человек (аварцы лезгины, даргинцы, лакцы, татары, русские, евреи и т.д.). Там работало 26 русских школ. С открытием специальных учебных заведений число русских школ увеличилось и к 1915 г. составило 93. Но одновременно в Дагестане работало 740 мусульманских школ, 20 горско-еврейских, 1700 мечетей неустанно утверждали традиции мусульманской культуры. В Бухаре в начале XX в. при населении 70-100 тысяч человек было 360 мечетей и свыше 130 медресе и других учебных заведений. Агинский дацан (ныне территория Читинской обл.) был крупным центром буддизма. К 1917 г. там действовали 9 храмов, несколько часовен (в том числе в честь коронации Николая II), работала богословская школа (чоира), школа тибетской медицины, типография. Дацан располагал Ценнейшим и богатейшим собранием книг и ксилографических досок с религиозными текстами, был центром буддийского иконописания. В Бурятии до революции было 16 тысяч лам (монахов).