Оценка преобразовательной деятельности Петра I, несомненно, являлась императивом философских размышлений П.Я.Чаадаева о судьбе России, изложенных им в своих знаменитых “Философических письмах”, а также в “Апологии сумасшедшего” и его переписке с друзьями и зарубежными корреспондентами. Об этом говорит наблюдение, которое свидетельствует, что в опубликованных текстах Чаадаева имя Петра I встречается более двадцати раз, тогда как имя Екатерины II – всего лишь три раза, а императора Александра I – семь раз.
Общеизвестно, что П.Я.Чаадаев являлся не просто сторонником западноевропейских форм развития христианской культуры и цивилизации. Важно то, что такая интеллектуальная позиция формировала у него резко критическую точку зрения на действительность российского образа жизни с его апологетикой рабства и политической вседозволенности. Кроме того, она устойчиво поддерживала и его критику истории России как источника современных ему отрицательных фактов и процессов социальной и политической жизни России.
Вместе с тем, никак нельзя обвинять П.Я. Чаадаева в последовательно нигилистической позиции по отношению к истории России. Более того, есть основания предполагать, что Чаадаев не только выражал критическую позицию по отношению к русской истории, но и обосновывал ее. При этом поиск обоснований для своей критики русской истории отнюдь не ведется им только в сфере апологетики западноевропейской исторической традиции. Апология западноевропейского развития как образца цивилизованных форм жизнеустройства суть внешняя сторона его размышлений. Их внутренним стержнем являются беспрецедентные для своего времени попытки найти и сформулировать реальные основания для объяснения отрицательных смыслов русской истории. И оценка им исторического смысла и результирующей формы преобразовательной деятельности Петра I оказывается тем контекстом, в котором Чаадаев формулирует свои действительные представления о русской истории и трагическом характере ее саморазвития. Уже в “Апологии сумасшедшего” Чаадаев недвусмысленно заключает, что резко очерченная реформами Петра европеизация России стала возможной отнюдь не в силу субъективных стремлений воли царя-преобразователя. Он пишет: “Если мы оказались так послушны голосу государя, звавшего нас к новой жизни, то это, очевидно, потому, что в нашем прошлом не было ничего, что могло бы оправдать сопротивление. Самой глубокой чертой, - заключает далее Чаадаев, - нашего исторического облика является отсутствие свободного почина в нашем социальном развитии”[3].
Развитием и установлением правил и форм социальных отношений современные народы Запада, по мнению Чаадаева, обязаны глубокому усвоению религиозного начала христианской веры под влиянием национальных или местных условий. Усвоение христианских идей русским народом было принципиально иным. Оно оказалось символически значимым и приобрело формы скорее политического, но никак не социального развития. “…У нас христианская идея осталась такою же, какой она была привезена к нам из Византии … - важное обстоятельство, которым наша церковь справедливо гордится, но которое тем не менее характеризует своеобразную природу нашей народности”.[4] При таком положении вещей на развитие социальной жизни русского народа налагались тесные, интимные рамки “домашнего строя и семейного уклада, примененого к государству”. Такой строй никак не мог быть совместим с прогрессом и цивилизацией, на поприще которых, как пишет Чаадаев, нас бросила могучая рука Петра I. Это замечание особенно важно в связи с тем, что Чаадаев неявно, но формулирует важнейшее противоречие всех преобразований Петра, диктуемое логикой исторического развития России. Преобразование государства по замыслу Петра, - преобразование, открывающее “окно в Европу”, светское просвещение, социальный и экономический прогресс, все это было неизбежно конфликтным в отношении к Русской Церкви. ее духовной власти, т.е. правил и установлений для государственной и частной жизни, не столько соответствующих идее и замыслу христианского бытия, сколько в соответствии с его символически выраженным идеалом
Социальное развитие, по мнению Чаадаева, удерживалось и направлялось чем-то иным, но никак не усвоением начал и духа христианской религии. Чаадаев предполагает, что этим “иным” является способность русского народа к отречению как отрицательной форме установления социальных связей и отношений. “Эта склонность к отречению, - прежде всего плод известного склада ума, свойственного славянской расе, усиленного затем аскетическим характером наших верований, - есть факт необходимый или органический…”[5]. Такой склад ума и характера участвует во всех наиболее важных событиях, формирующих социальные смыслы народного бытия, но влияет на них исключительно отрицательно. Другими словами, социальная сущность русского народа находила свое христианское по смыслу выражение только в отречении от установления и развития самостоятельных форм социального бытия. Последнее предопределило развитие петровских преобразований в сторону необходимости и возможности поглощения государством самых ферментов социального развития и сделало бюрократической аппарат государства проводником императорской воли и носителем абсолютной власти государства над обществом и личностью
Все это свидетельствует, что реформы Петра в корне изменили не только характер государственной власти и формы социально-экономического развития России. Они повлияли также и на характер идеальных представлений русского народа о самом себе, заставляли сомневаться в историческом прошлом и будущем России.
1.3. Объективные предпосылки преобразований Петра I
В конце XVII в., когда на русском престоле оказался молодой царь Петр I, наша страна переживала переломный момент своей истории. В России, в отличие от основных западноевропейских стран, почти не было крупных промышленных предприятий, способных обеспечить страну оружием, тканями, сельскохозяйственными орудиями. Она не имела выхода к морям - ни к Черному, ни к Балтийскому, через которые могла бы развивать внешнюю торговлю. В силу этого Россия не имела и собственного военного и торгового флота. Сухопутная армия строилась по устаревшим принципам и состояла главным образом из дворянского ополчения. Дворяне неохотно покидали свои поместья для военных походов, их вооружение и военная выучка отставала от передовых европейских армий.
Своим положением Россия привлекала к себе жадные взоры соседних государств - Швеции, Речи Посполитой, которые не прочь были захватить и подчинить себе русские земли.
Необходимо было реорганизовать армию, построить флот, овладеть побережьем моря, создать промышленность, перестроить систему управления страной.
Для коренной ломки старого уклада России нужен был умный и талантливый руководитель, незаурядный человек. Таким и оказался Петр I.
История России до Петра Великого и после него знала немало реформ. Главное отличие Петровских преобразований от реформ предшествующего и последующего времени состояло в том, что Петровские носили всеобъемлющий характер, охватывали все стороны жизни народа, в то время как другие внедряли новшества, касавшиеся лишь отдельных сфер жизни общества и государства
Преобразования первой четверти 18 в. позволили России сделать определенный шаг вперед. Страна получила выход к Балтийскому морю. Было покончено с политической и экономической изоляцией, укрепился международный престиж России - она стала великой европейской державой. Была создана централизованная бюрократическая система управления страной. Усилилась власть монарха, и окончательно установился абсолютизм. Шаг вперед сделали русская промышленность, торговля, сельское хозяйство.
Раздел II. Политика социально-экономического развития России
Конец XVII-первая четверть XVIII в. не внесли сколько-нибудь существенных изменений в систему земледелия, прежними оставались орудия труда, агротехника и сельскохозяйственные культуры. Производство сельскохозяйственных продуктов росло за счет распашки и включения в постоянную обработку новых территорий на юге и востоке страны.
Серьезные изменения произошли в системе феодальной собственности, владельческих и государственных повинностей крестьян, в податной системе, еще более укрепилось власть помещиков над крестьянами. В первой четверти XVIII в. завершилось слияние двух форм феодального землевладения: указом о единонаследии(1714): все дворянские поместья превращались в вотчины, земля и крестьяне переходили в полную неограниченную собственность помещика. Расширение и укрепление феодального землевладения и собственнических прав помещика способствовали удовлетворению возросших потребностей дворян в деньгах. Это влекло за собой повышение размеров феодальной ренты, сопровождавшейся ростом крестьянских повинностей, укрепляло и расширяло связь дворянской вотчины с рынком.
Указ о единонаследии завершил консолидацию класса феодалов в единый класс - сословие дворян - и укрепил его господствующее положение. Но здесь имелось и другая сторона. Помещики и бывшие вотчинники были обязаны нести службу в регулярных армии и флоте, в аппарате власти и управлении. Это была постоянная, обязательная, пожизненная служба. Все это вызывало недовольство дворянства и приводило к тому, что известная его часть участвовала в различного вида заговорах.
В целях повышения налогов была произведена перепись всего податного населения и введена подушная подать, которая изменила объект обложения, удвоила сумму взимавшихся с населения податей.
Возрастание феодальной эксплуатации не ограничивалось увеличением податного обложения и ростом размеров барщины и оброка. На это время приходится невиданное увеличение государственных повинностей (дорожной, ямской, постойной), стоимость которых нередко значительно превышала размеры подушной подати.