Смекни!
smekni.com

Хрущевская отепель и ее влияние на жизнь страны (стр. 4 из 6)

Интересный инцидент произошел 25 сентября 1960 года на 15-й Ассамблее ООН. Н.С. Хрущев во время выступления на Генеральной Ассамблее филиппинского представителя в ООН, обвинявшего политику СССР в Восточной Европе, снял свой башмак и размахивал им в воздухе, громогласно понося американского прихлебателя. Для весомости своей аргументации он даже приложился башмаком по столу, доказав, что мы можем всех не только шапками забросать. Говорят, что председательствующий, пытаясь навести порядок в зале, сломал молоток. «Мы вам покажем кузькину мать!»- говорил Никита Сергеевич.

Переводчик Хрущёва Суходрев выполнил буквальный перевод: англ. «Kuzma’s mother», который привёл слушателей в замешательство. Смысл фразы был совершенно непонятен и от этого угроза приобрела катастрофический характер.

Провалом закончилась и встреча Хрущева с новым американ­ским президентом Дж. Кеннеди в июне 1961 г. в Вене. Хрущев обра­тился к Кеннеди с воинственной речью и выдвинул новый ульти­матум по берлинскому вопросу, объявив, что СССР заключит мирный договор с ГДР до конца года. 19 августа правительство ГДР воздвигло в Берлине знаменитую «стену», нарушив этим четырехсторонний Потсдамский договор, который гарантировал свободное передвижение по городу. В сентябре Совет­ский Союз разорвал заключенное с Соединенными Штатами со­глашение о моратории на ядерные испытания в атмосфере и про­извел серию мощных взрывов. США, в свою очередь, сообщили Советскому Союзу, предъявив в подтвержде­ние фотоматериалы, об установленном ими факте наличия у СССР значительно меньшего количества ракет, чем предполага­лось, и об очень большом превосходстве США в этой области. После этого возможности Советского Союза «увещевать» оказа­лись значительно меньшими. По-видимому, именно поэтому Хрущев вы­ступил с трибуны XXII съезда с публичным заявлением, что уста­новленный для урегулирования статуса Берлина срок (31 декаб­ря 1961 г.) не окончателен.

Между тем разногласиям великих держав по берлинскому вопросу предстояло отойти на второй план в общей картине международных отношений, поскольку назревал Карибский кризис.

«Вот как все получилось, и тут придется начинать с самого начала. 1 января 1959 г. на Кубе победила на­родная революция. Возглавила ее горстка героев во гла­ве с Фиделем Кастро, в то время 32-летним.

Власти США открыто враждебно встретили рожде­ние новой, свободной, революционной Кубы. По правде говоря, я до сих пор не пойму, чем руководствовались в те дни в Вашингтоне, о чем там думали, проводя та­кой курс в отношении небольшой страны, с которой, вероятно, можно было как-то поладить. Кубу стали травить, прежде всего экономически. Страну монокультуры, полностью зависящую от произ­водства и сбыта сахара, наглухо блокировали: сахар пропадал, а то, в чем жизненно нуждалась республика, ее экономика, сюда не поступало.

Гордых, отважных кубинцев хотели поставить на колени. Добились же совсем иного. Летом 1962 г. правительство Кубы обратилось к Со­ветскому Союзу с просьбой оказать их стране дополнительную помощь. В полном согласии с международным правом две наши страны договорились о ряде мер, на­правленных на укрепление обороноспособности суве­ренной Кубы. Меры эти, в частности, предусматривали доставку туда советского ракетного оружия. С нашей стороны решение это представлялось тем более оправданным, что Соединенные Штаты начали в то время обкладывать Советский Союз по всему периметру его границ своими ракетными базами.

В США была развязана безответственная, если не сказать безобразная, антисоветская и антикубинская кампания. К кампании этой, к сожалению, подключились, лишь высшие американские руководители. 11 сентября 1962 г. Советский Союз обратился к правительству США с призывом «проявить благоразумие, не терять само­обладания и трезво оценить, к чему могут привести его действия, если оно развяжет войну». Война, как видим, стояла у порога.

Советское предупреждение было проигнорировано Вашингтоном. 22 октября, грубо нарушив нормы , международного права, власти США объявили о введе­нии через двое суток «строгого карантина на все виды наступательного оружия, перевозимого на Кубу».

Советские суда между тем шли на Кубу. Американ­ские военные корабли встали им на пути заслоном. И в Москве, и в Вашингтоне в высоких ведомствах не­сколько ночей не спали. Надо признать, что с обеих сторон было общее понимание: в любую минуту может случиться непоправимое.

Не случилось. Потому что опять-таки с обеих сторон хватило и мудрости, и мужества пойти па взаимные уступки. Начались интенсивные дипломатические кон­такты. Обмен посланиями между советским и амери­канским руководителями, а также переговоры в рамках ООН дали возможность выйти из смертельно опасного тупика. 20 ноября правительство США отменило свой «карантин». Соединенные Штаты объявили, как обя­зательство, что Куба не подвергнется нападению или вторжению, причем не только со стороны США, но и со стороны других государств Западного полушария. Советские ракеты были вывезены с Кубы.

То, что случилось, меньше всего можно назвать чудом. Обе стороны — и советское руко­водство во главе с Н. С. Хрущевым, и американская администрация, которую тогда возглавлял президент Дж. Ф. Кеннеди,— заняв жесткую, твердую позицию, в конечном счете продемонстрировали здравый смысл, гибкость, благоразумие.

В сегодняшнем мире, в ситуации, в которой ныне оказалось человечество, такое не забывается», [2, с. 65].

Общее стремление предотвратить опасность тотальной войны, ставшую благодаря этому кризису очевидной, проявилось в последующие месяцы в установке прямой линии связи между Кремлем и Белым домом для предупреждения возможных ошибок в анализе и трактовке событий. 15 августа 1963 года был подписан договор о частичном запрещении ядерных испытаний, первое формальное соглашение по контролю над вооружениями, заключенное «великими державами» и ставшее решающим этапом в их отношениях.

2. Внутренняя политика: реформы и начинания в экономике.

Из всех реформ, осуществленных в хрущевское «великое десятилетие», наибольшее воздействие на дальнейшее развитие советского общества имели преобразования в социальной сфере.

Обратной стороной успехов в послевоенном восстановлении хозяйства в Советском Союзе был низкий уровень жизни и сверхвысокая норма эксплуатации трудящихся.

«Чтобы создать видимость материального благополучия в Москве, Ленинграде, некоторых других крупных промышленных центрах, туда свозились товары и продукты, производимые в стране. Всевозможными способами деньги изымались из деревни. Росло число натуральных и денежных налогов с населения, принудительно размещаемых займов. В течение семи лет после денежной реформы 1947 г. проводились массовые снижения розничных цен на товары народного потребления. Их главная цель была чисто политической: наглядно подтвердить «заботу» партии и правительства о народе. И действительно, каждое новое снижение цен воспринималось в массах с чувством «глубокого удовлетворения»: «Мы ликуем. Маргарин, сырки, сахар, хлеб подешевели на 10-15%... Пройдет еще немного времени, и мы заживем зажиточно, слова т. Сталина всегда оправдываются...» Подобные высказывания нередки в частной переписке начала 50-х годов. Безусловно, был в политике снижения цен и экономический, антиинфляционный расчет: к 1952 г. индекс цен снизился наполовину по сравнению с высоким уровнем 1946 г., но, тем не менее, оставался в 2 раза выше уровня последнего предвоенного года.

За семь лет для многих современников стала очевидна и другая закономерность: после очередного снижения цен неизменно увеличивалась сумма подписки на государственный заем, снижались расценки и зарплата рабочих и служащих.

Закономерным итогом такой социальной политики к 1953 г. стал всеобщий дефицит элементарных потребительских товаров, усиление социального неравенства. Реальным единственным достижением социальной политики послевоенного времени явилось расширение системы образования и здравоохранения.

В письмах трудящихся новому руководству сначала робко, но после XX съезда все решительнее повторяется требование: «Мы все пока живем только для будущего, но не для себя... Улучшение материальной жизни народа совершенно необходимо... У нас заработная плата руководящих работников может превышать зарплату рабочих в 50-100 раз...»

Начало перестройки социальной политики было положено летом 1953 г., когда Председатель Совета Министров Г. М. Маленков публично назвал неотложной задачу в 2-3 года резко повысить обеспеченность населения продовольственными и промышленными товарами. Уже к 1955 г. произошли определенные сдвиги к лучшему. Продажа населению мяса увеличилось в 2,2 раза, масла — в 1,58 раза, одежды и белья — почти в 2 раза, мебели — более чем в 3 раза. Первые крупные шаги были сделаны в решении самой острой социальной проблемы — жилищной. В 1954 г. были решительно осуждены парадность и «украшательство» в архитектуре и начался переход к строительству домов индустриальным методом. Однако настоящая «жилищная революция» началась после XX съезда.

На съезде была выдвинута широкая программа повышения жизненного уровня, включавшая в себя сокращение рабочего времени, массовое жилищное строительство, повышение заработной платы низкооплачиваемым работникам и целый ряд других важных преобразований. Их реализация в последующие годы не была последовательной и не носила комплексного характера», [4, с. 359].

За 42 года (1918—1959) среднегодовой темп прироста про­мышленной продукции СССР составил 10,1 процента. По вало­вой продукции промышленность СССР в 1959 году превзошла уровень 1913 года более чем в 40 раз, производство средств производства - в 93 раза, продукции машиностроения и ме­таллообработки - в 270 раз, производство предметов потребления — в 15 раз. Если учесть, что начало индустриализации — 1929 год, то все эти успехи достигнуты за 30 лет. Если же ис­ключить войну и годы восстановления народного хозяйства, то останется 23 года.