Все это роднило Ершова в ранние годы творчества с русскими романтиками и особенно с представителями философско-поэтического направления – любомудрами. Не случайно любимыми поэтами Ершова были Д.В. Веневитинов, В.Г. Бенедиктов, Е.П. Гребенка, а стихотворение Ершова "Желание" (1835) перекликается с одноименным стихотворением А.С. Хомякова, написанным в 1827 году. Многие лирические произведения Ершова и по основным темам, и по мироощущению автора тяготеют к тому, что привлекало русских романтиков и было характерным для их сочинений: мечтательное разочарование в жизни, личная душевная причастность к мировой скорби, поиски идеала в родной, но все же экзотической древности своего народа, наконец, стремление не только в поэзии, но и в жизни уединиться от людей, слиться с первозданной природой, раствориться в ней, предаться углубленным размышлениям, внимательно прислушаться к зову души и сердца... И тем не менее за всем этим романтическим арсеналом скрывается добрый и по-русски беспечно веселый христианин Ершов. Он играючи управляет своим чудным слогом в сказке и драме, в дружеском послании и эпическом сказании, в лирической медитации и шутливом куплете. Это автор, всецело поглощенный свободой русского стихосложения и завораживающий читателя естественностью мелодики своей поэзии, в которой, по его собственным словам, "и речь вилась цветущей тканью". Ершов относится к тем поэтам,
<…> кто с чудною природой
Святой союз сыздетства заключил,
Связал себя разумною свободой
И мир и дух сознанью покорил <…>
<…> кто светлыми мечтами
Волшебный мир в душе своей явил,
Согрел его и чувством, и страстями
И мыслию высокой оживил <…>.
Вопрос, август 1837
Ершов понимал творчество как пророческое служение, вдохновленное Богом, его понимание предназначения поэта, без сомнения, созвучно мыслям, выраженным в пушкинском "Пророке".
В первой половине 1840-х годов Ершов пишет стихотворение "Моя молитва" и отправляет его в числе других П.А. Плетневу с просьбой опубликовать в "Современнике" без указания имени автора. В этом произведении, пожалуй, наиболее открыто и вполне осознанно выражены религиозность поэта и его сокровенный духовный мир. Смиренно и прозрачно начало этой глубоко взволнованной стихотворной молитвы:
Творец! Во прах перед Тобою
Склоняю голову мою
И умиленною мольбою,
О Всеблагий, Тебя молю. <…>
Творец! Все ясно пред Тобою,
И мысль, и чувство, и мечта <…>.
Молитвенное обращение в стихотворении сопряжено с размышлениями поэта о смысле жизни и бытия. Автор предстает при этом как истинно православный и искренно верующий человек, смиренно и благодарно взывающий к Богу:
Так! Жизнь моя – Твое даянье,
Как дар ее Ты мне вручил;
Ты влил мне в ум самопознанье,
А в сердце чувство заключил.
Ты дал мне Веру в Провиденье,
Ты дал надежду мне в скорбях;
И ниспослал мне утешенье
В отрадных чувствах и слезах.
Вместе с "Моей молитвой" П.А. Плетневу было отправлено программное стихотворение "Ответ", в котором Ершов четко обозначил свои художественные и духовно-гражданские позиции, дал отповедь недругам и скептикам, утверждавшим, что после "Конька-Горбунка" его поэтическая слава закатилась ("погиб твой дар"). Поэт чувствовал в себе постоянное творческое горение и знал, что
<…> пора придет –
Грудь переполненная хлынет,
И лавой огненной откинет
Богатых звуков водомет,
И разовьется песнь цветная,
Кипя, и грея, и сверкая.
Он намечает в своем творчестве ("песни цветной") основные направления, особо выделяя возвышенные – религиозные и патриотические – мелодии, сливающиеся в единую, гармоничную музыку стихов:
В той песни первая струна
Вся – Божеству! вся – искупленью!
И загремит псалмом она,
Подобно ангельскому пенью.
И грудь, внимая звук святой,
Вскипит слезами и мольбой.
Других двух струн аккорд священный
Вам, вам – Отечество и Царь!
Тебе – религии алтарь!
Тебе – Властитель полвселенной!
Для сердца русского давно
Царь и Отечество – одно.
При этом поэт не забывает и про другие лирические струны своей души, сродненной с волнениями земной жизни:
Струны последней звук живой
Вам – жизни чудные волненья –
Мечты, надежды, вдохновенья!
Я облеку вас в стих родной
И с гордой радостию кину
В печальный мир, как цвет в пустыню!
В Ершове неискоренимо живет стремление обратиться к истории Святой Руси, запечатлеть ее с пророческой страстностью в пространном эпическом произведении:
Я разверну твои скрижали,
Святая Русь! Я передам
Резцом стиха твердее стали
Твои судьбы твоим сынам.
И сердце русское услышит,
И грудь восторженно задышит.
Существенным для понимания роли религиозных мотивов в лирике П.П. Ершова является поэтический цикл "Моя поездка", состоящий из 10 стихотворений. Следует заметить, что 4 из них ("Сердце", "Межугорский монастырь", "Вечернее пение" и "Вечер"), в которых религиозные чувства поэта выражены с наибольшей откровенностью, при публикации обычно исключались . В первых пяти стихотворениях цикла ("Выезд", "Поле за заставой", "Песня птички", "Скорая езда" и "Дорога") объясняется причина поездки, почему автор уезжает из "города бедного", "города скушного", олицетворяющего "прозу жизни и души", и раскрываются красоты загородной природы, восторженно воспринимаемой вырвавшимся из уз городской суеты на волю путешественником. Из груди поэта вырываются отчаянные фразы, полные категоричности и нетерпения:
Прочь убийственные цепи!
Я свободен быть хочу…
Тройку, тройку мне – и в степи
Я стрелою полечу!
Но вот суетный мир города оставлен, застава уже позади, впереди "цветные луга", "трепетные леса"… Поэт с восторгом восклицает:
Пал шлагбаум! Мы уж в поле…
Малый, сдерживай коней!
Я свободен!.. Я на воле!..
Я один с мечтой моей!
Он наслаждается пением вольной птички, у которой жизни "краткий срок", разделяет с ней восторг земного бытия, поэта охватывает легкое чувство свободы и радости, любования трепетным миром природы – его эмоции льются через край:
Пой, воздушная певица!
Срок твой краток, но счастлив.
Пусть живой волной струится
Светлых звуков перелив!
Пой, покуда солнце греет,
Рощи в зелени стоят,
Юг прохладой сладкой веет
И курится аромат!
Восхищение поэта вызывает и скорая езда, в которой он распаляется до того, что его "земная грудь боится / Бег небесный испытать"; при этом стихотворная речь поспешна, сбивчива:
Что за роскошь, что за нега
Между поля и лесов
В вихре молнийного бега
Мчаться прытью скакунов!
Наконец вырвавшийся из плена городской жизни поэт просит ямщика "пожалеть коней", дать им вздохнуть и перейти на "ровный бег", в это время поостынет и разыгравшаяся кровь ездока, разгоряченного свободой и многообразными яркими и свежими впечатлениями от девственной природы:
Я же буду в сладкой неге
Любоваться и мечтать.
Мать-природа развивает
Предо мною тьму красот:
Беглый взор не успевает
Изловить их перелет.
Стремительно и многокрасочно промелькнули перед взором поэта картины природы, с жадностью и страстью ловил он каждый миг, каждую оригинальную, бросающуюся в глаза примету внешнего мира, наслаждаясь свободой земного бытия. После пятого стихотворения цикла, после первой половины поездки вдруг наступает глубинный эмоциональный слом в мировосприятии поэта, хотя инерция свободного и легкого мироощущения еще остается в его душе:
Дальше! Дальше! Мне отрадно;
Грудь легка; цветут мечты…
Но зачем же взор мой жадно
Ищет новой красоты?
Но зачем же червь желанья
Снова точит эту грудь,
Просит тихого страданья,
Хочет сладостно вздохнуть?..
"Непостижно сердце наше!" – восклицает поэт в недоумении, ибо оно беспрерывно находится в вихре противоречивых стремлений и желаний ("В грусти ищет наслажденья, / В наслажденьи грусть зовет"). От внутренних переживаний лирическое чувство поэта устремляется к печальным размышлениям о мире ином:
Там, на дальней мира грани,
Скрытый в холод и туман,
Глухо стонет над гробами
Беспредельный океан.
День и ночь туда чредою
Ангел смерти роковой
Беспощадно все живое
Увлекает за собой.
В конце стихотворения у автора возникает навеянная, по всей вероятности, Откровением святого Иоанна Богослова ("И слышал я громкий голос, говорящий на небе: ныне настало спасение и сила и царство Бога нашего и власть Христа Его, потому что низвержен клеветник братий наших, клеветавший на них пред Богом нашим день и ночь" – Отк. 12, 10; "И услышал я голос с неба, говорящий мне: напиши: отныне блаженны мертвые, умирающие в Господе; ей, говорит Дух, они успокоятся от трудов своих, и дела их идут вслед за ними" – Отк. 14, 13) успокаивающая мысль о "дне чудесном", когда будет низвержен этот "Ангел смерти роковой":
Но настанет день чудесный:
Голос с неба прозвучит, –
И из гроба бестелесный
Житель рая воспарит!
Спокойной пейзажной картиной, контрастной эмоциональной взволнованности описаний в предыдущих частях цикла, начинается стихотворение "Межугорский монастырь":
Едем тихо. Солнце блещет