Смекни!
smekni.com

Киево-Печерский патерик (стр. 1 из 2)

Кириллин В. М.

«Киево-Печерский патерик» представляет собой сборник сочинений, написанных разными авторами и в разное время. Исследователи полагают, что первоначально в его состав входили два сочинения епископа Суздальского и Владимирского Симона (1214-1226 гг.): «Послание» к киево-печерскому иноку Поликарпу и «Слово» о создании Успенской церкви в Киево-Печерском монастыре, дополненные «Посланием» упомянутого Поликарпа к печерскому игумену Акиндину. Позднее в книгу был включен ряд других произведений: «Сказание о черноризцах печерских» из «Повести временных лет» (1074 г.), «Житие» преподобного Феодосия Печерского и посвященное ему «Похвальное слово». Именно в таком составе «Патерик» представлен самой ранней рукописью, которая была создана в 1406 г. по инициативе тверского епископа Арсения. Соответственно, списки «Патерика» с аналогичным набором и порядком текстов принято относить к «Арсениевской» редакции. В XV веке созданы были и другие рукописные редакции «Патерика» — «Феодосиевская» и «Кассиановская». В XVII столетии появляется несколько печатных версий книги.

О предыстории «Киево-Печерского патерика» можно судить по посланиям епископа Симона и инока Поликарпа. Вероятно, последнему не давали покоя честолюбие и карьеристские устремления. Он дважды оставлял Киево-Печерский монастырь и при поддержке светской власти становился игуменом сначала Козьмодемьянского, а затем Дмитровского монастырей. Затем Поликарп вдруг вернулся под начало Акиндина, поняв, что жизнь простого инока привлекательнее. Однако многое в монастыре — и порядки, и отношения с братией — его не удовлетворяло, он стал жаловаться Симону, видимо, своему духовному наставнику, и более того, с помощью княгини Верхуславы-Анастасии, дочери великого князя Всеволода Юрьевича («Большое гнездо») стал добиваться для себя епископского сана. Обеспокоенный состоянием и поступками Поликарпа, Симон написал ему обличительно-наставительное послание. В нем он называет Поликарпа «санолюбцем», обвиняет его в «малодушии и высокомыслии», призывает его устыдиться, покаяться, полюбить тихое и безмятежное монастырское житие и даже угрожает ему проклятием: «Аще ми преслушаешься, — каковой либо власти восхощеши, или епископству или игуменству подвинешися, буди ти клятва, а не благословение, и к тому не внидеши в святое и честное место, в нем же еси остриглся. Яко сосуд непотребен будеши, извержен будеши вон и плакатися имаши послежде много без успеха». Вместе с тем Симон, подчеркивая особое положение архиерея в обществе, и свое в частности, пишет о несомненных преимуществах жизни в монастыре: «Истинно глаголю ти, яко всю сию славу и честь вскоре яко кал вмених бых, и аще бы ми ся сметием пометену быти в Печерском монастыре и попираему человеки, или единому быти от убогих пред враты честныя тоя лавры и сотворитися просителю, — то лучше бы ми временный сея чести. Един день в дому Божия Матере паче тысяща лет, и в нем изволил бых пребывати паче, нежели жити ми в селех грешничих».

В подтверждение своих слов Симон вспоминает как о примере истинной иноческой жизни о прежних «черноризцах печерских», которые «просияли» подобно «лучам солнечным». В связи с этим он излагает девять рассказов: 1) Об Онисифоре пресвитере и недостойном мнихе, 2) Об Евстратии постнике, 3) О Никоне многотерпеливом и сухом, 4) О священномученике Кукше и Пимене Постнике, 5) Об Афанасии затворнике, 6) О преподобном Святоше, князе Черниговском, 7) О черноризце Еразме, 8) О черноризце Арефе и 9) О Тите священнике и Ефагрии диаконе. Все они сообщают о печерских насельниках XI начала XII столетия и основаны в значительной степени на устном предании о событиях вековой давности. Каждый рассказ иллюстрирует тот или иной образец подвижничества и добродетели и каждый заканчивается кратким поучением «К Поликарпу». Рассказы эти интересны не только тем, что хранят следы подлинного монастырского быта в Древней Руси и характеризуют отношения иноков между собой и с миром; они интересны, прежде всего, потому, что в них засвидетельствовано то, какой духовной высоты и святости можно достичь, преодолевая внешние и внутренние препоны и самые утонченные соблазны силой молитвы, воздержания, трудничества, а главное — чистой и неколебимой веры в Спасителя.

Вероятно, вслед за «Посланием к Поликарпу» Симон написал еще «Слово о создании Печерской церкви». Этот раздел «Киево-Печерского патерика» также структурно сложен. «Слово» составляют пять рассказов, свидетельствующих о том, что построение Успенского храма в монастыре было чудесно сопряжено с промыслом Божиим: 1) о Шимоне, князе варяжском, 2) о мастерах церковных из Греции, 3) о греческих писцах церковных, 4) о мирянах Иоанне и Сергии и чуде перед иконой Богоматери, 5) о святой трапезе, или об освящении церкви. Все пять рассказов взаимосвязаны общей идеей прославления Киево-Печерского монастыря как русской религиозной святыни, пребывающей под благодатным покровительством пресвятой Богородицы. Это — мистический, историософский аспект идейного содержания рассказов. Но в их смысловом поле различается и политический, реальный аспект, а именно образное утверждение международного значение обители и Киевской Руси в целом как нового духовного центра, куда устремляются лучшие силы христианской Европы: воины, зодчие, живописцы, дабы послужить ему своими знаниями и мастерством.

Вероятно, патриотический и назидательный пафос адресованных Поликарпу рассказов «Послания» и «Слова» произвел на него сильное впечатление. Его мятежные мысли и чувства успокоились. Более того, он решился продолжить работу Симона и дополнить его рассказы, изложив «дивных и блаженных муж жития, деяния и знамения, бывших в святом сем монастыри печерском», о которых знал лично. Так родилось его собственное «Послание», адресованное уже к игумену Акиндину. В нем Поликарп воспроизвел еще одиннадцать рассказов о знаменитых насельниках обители периода ее расцвета: 1) О Никите затворнике, впоследствии епископе новгородском, 2) О Лаврентии затворнике, 3) О святом Агапите, безмездном враче, 4) О Григории чудотворце, 5) Об Иоанне затворнике, 6) О Моисее угрине, 7) О Прохоре лебеднике, чудотворце, 8) О преподобном Марке печернике, 9) О Феодоре и Василии, 10) О Спиридоне просфорнике и Алимпии живописце и 11) О Пимене многострадальном.

Поликарп признается, что и прежде любил рассказывать о прошлом монастыря, но несмотря на просьбы Акиндина не решался записать свои рассказы «от страха», что многое забыл и «исповеда неразумно». Однако теперь, получив пример, он сам захотел «писанием известити» о старинных чудесах и подвижниках, «да и сущи по нас черноризцы уведят благодать Божию, бывшую в святем месте сем и прославят Отца небесного, показавшего таковыя святильникы в Рустей земле, в Печерском святем монастыри». Вместе с тем, по скромности, Поликарп утверждает, что писал только о лично им слышанном, избегая при этом «приложить что-нибудь к повести для прикрасы, как это в обычае у хитрословесников». Подобно Симону, Поликарп рассказывает преимущественно об аскетических трудах печерских насельников, о творимых ими чудесах, о связанных с ними удивительных происшествиях.

Такова первоначальная повествовательная основа «Киево-Печерского патерика». Все составляющие ее отдельные рассказы в идейно-тематическом отношении и независимо от их авторства и сюжетных особенностей можно распределить по группам.

Прежде всего, выделяются рассказы, в которых осмыслено мистическое и реальное значение Киево-Печерского монастыря как одного из оплотов христианства. К таковым, как уже говорилось, относятся пять повествований, составивших «Слово о создании Печерской церкви» и обосновывающих, по крайней мере, три важнейших для русского общества идеи: 1) о Божественном покровительстве над монастырем, 2) о международном признании монастыря и 3) о его духовном влиянии в пределах Русской земли.

В этом отношении особенно интересен рассказ о варяге Шимоне, ибо в нем нашла выражение тема западных контактов Древней Руси, довольно редкая в древнерусской литературе. «В земли Варяжской» у некоего князя Африкана было два сына — Фрианд и Шимон. После смерти Африкана его брат Якун, некогда помогавший Ярославу Мудрому в его борьбе против Святополка Окаянного, лишил своих племянников их вотчинных владений. Шимон пришел к Ярославу, который принял его с честью и определил его на службу к своему сыну Всеволоду. И получил Шимон «велику власть от Всеволода». Живя на Руси, Шимон проникся особой любовью к Киево-Печерскому монастырю. И вот по какой причине. Еще во время княжения в Киеве Изяслава, на Русь явились половцы. Изяслав выступил против них вместе с братьями Святославом и Всеволодом (1066 г.). Перед выступлением Ярославичи пришли к святому Антонию «молитвы ради и благословения». Старец однако предрек им поражение, а Шимону, бывшему с ними, предсказал: «О чадо… ты же, спасен быв, зде имаши положен быти, в хотящей создатися церкви». Предсказание Антония об исходе битвы сбылось: на реке Альте «гневом Божиим побежени быша христиане». Тяжело раненный, Шимон лежал среди трупов на поле битвы. Здесь ему было видение: он в небе «виде церковь превелику, якоже преже виде на мори, и воспомяну глаголы Спасовы и рече: Господи, избави мя от горкыа сеа смерти молитвами пречистыа твоеа Матере и преподобною отцу Антониа и Феодосиа». Тотчас же «некоей силой» Шимон был вырван «из среды мертвых, и абие исцеле от ран, и вся соа обрет целы и здравы». Он пришел к Антонию и рассказал ему «вещь дивну». Оказывается, еще когда он жил на родине, его отец Африкан сделал большое распятие по латинскому обычаю. Воздавая честь Спасителю, Африкан возложил на него золотые пояс и венец. Когда же Шимон уходил в изгнание, то забрал с собой эти пояс и венец и при этом ему был чудесный «глас от образа»: «Никако же сего возложи, человече, на главу свою! Неси же на уготованное место, идеже зиждется церковь Матере моея от преподобнаго Феодосия, и тому в руце вдаждь, да обесится над жертовником моим!» Когда после того изгнанник плыл на корабле, началась страшная буря, так что он, ожидая смерти, «начах вопити: Господи, прости мя, яко сего ради пояса днесь погыбаю, понеже взях от честнаго твоего и человеколюбиваго ти образа!» В тот же момент Шимон увидел «церковь горе» и услышал «глас»: «Иже хощет создатися от преподобнаго во имя Божиа Матере, в ней же и ты положен имаши быти!» Шимон при этом успел измерить «поясом тем златым» величину явленной церкви: в ширину она была 20 поясов, в длину 30, в высоту 30, а «с верхом 50». Затем море успокоилось, Шимон спасся и прибыл на Русь. Но он так и не мог узнать, где же создается церковь, чудесно виденная им во время бури. И лишь когда она привиделась ему второй раз над полем брани, Шимон вспомнил предсказание Антония о том, что погребен будет в «хотящей создатися церкви», тогда-то он и понял, что речь шла о печерском монастыре. Закончив свой рассказ, Шимон отдал преподобному Антонию тот «пояс златый, глаголя: Се мера и основание! Сий же венец обешан будет над святою трапезою». Антоний, восхвалив Господа, нарек Шимона Симоном и передал, в свою очередь, святые реликвии преподобному Феодосию для возведения храма. С тех пор Симон «велику любовь имеше ко святому Феодосию, подавая ему имения многа на возграждение монастырю». Далее в рассказе сообщается, что этот варяг-благодетель вымолил у Феодосия «писание» с благословением всему его роду. Кроме того, здесь же содержится замечательное свидетельство: по нему выходит, что именно от Симона началась на Руси традиция влагать умершим в руку благословенную молитву — по образцу той, которая дана была ему преподобным Феодосием: «Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа! Помяни мя, Господи, егда приидеши во царствии си и воздати хотя комуждо по делом его, тогда убо, Владыко, и раба своего Симона и Георгия сподоби одесную тебе стати во славе твоей и слышати благый твой глас: Приидете, благословении Отца моего, наследуйте уготованое вам царство искони мира!» Завершается рассказ о Шимоне свидетельством, что он в конце концов оставил «латинскую буесть», истинно уверовал и действительно был «первым положен» в Успенской церкви. Так что предсказания преподобного Антония полностью сбылись.