Смекни!
smekni.com

Петербург в произведениях Некрасова (стр. 2 из 5)

И не здесь ли, рядом с Некрасовым, в таком же сыром подвале разыгралась жизненная драма целой семьи, так проникновенно расска­занная позднее поэтом в стихотворении “Еду ли ночью...” (1847).

Помнишь ли день, как больной и голодный

Я унывал, выбивался из сил?

В комнате нашей, пустой и холодной,

Пар от дыханья волнами ходил.

Помнишь ли труб заунывные звуки,

Брызги дождя, полусвет, полутьму?

Плакал твой сын, и холодные руки

Ты согревала дыханьем ему.

Он не смолкал — и пронзительно звонок

Был его крик... Становилось темней;

Вдоволь поплакал и умер ребенок...

Бедная! слез безрассудных не лей!

С горя да с голоду завтра мы оба

Так же глубоко и сладко заснем;

Купит хозяин, с проклятьем, три гроба —

Вместе свезут и положат рядком...

Несчастная мать идет на улицу великолепного Петербурга, чтобы продать себя одному из сытых, праздных, развратных хозяев жизни. Только крайняя степень нищеты довела ее до этого шага. В стихотворе­нии “Убогая и нарядная”, написанном значительно позже — в 1857 году, развивается та же тема:

Но не лучше ли, прежде чем бросим

Мы в нее приговор роковой,

Подзовем-ка ее да расспросим:

“Как дошла ты до жизни такой?”

Одним из первых в русской литературе Некрасов затронул эту ост­рую тему, о которой не принято было говорить и писать. Он показал” как несправедливый социальный строй толкает несчастных бедняков на преступление — воровство, проституцию — или обрекает их на нищенство.

Сам поэт в эти годы продолжал влачить голодную, неустроенную жизнь, менял один угол на другой, часто не лучший. Осенью 1838 года он снял угол в старом деревянном флигеле (теперь не сохранившемся) на Разъезжей улице, у отставного унтера. Юноша был тяжело болен, долго не мог найти никакой работы и задолжал хозяину. Тот предложил сво­ему постояльцу написать расписку, что он должен 45 рублей, а в залог оставляет свои вещи. Некрасов такую расписку написал. Однажды он от­правился на Петербургскую сторону проведать приятеля, а когда поздно вечером вернулся домой, двери флигеля оказались заперты. На его стук хозяин заявил: “Напрасно беспокоились: вы ведь от квартиры отказались, а вещи в залог оставили...”

“Что было делать? — записал со слов Некрасова А. С. Суворин. — Пробовал бедняга браниться, кричать — ничто не помогло. Солдат ос­тался непреклонен. Была осень, скверная, холодная осень, пронизыва­ющая до костей. Некрасов пошел по улицам, ходил-ходил, устал страшно и присел на лесенке одного магазина; на нем была дрянная шипелишка и саржевые панталоны. Горе так проняло его, что он закрыл лицо руками и плакал. Вдруг слышит шаги. Смотрит—нищий с мальчиком. “Подайте, Христа ради”,— протянул мальчик, обращаясь к Некрасову и останавли­ваясь. Он не собрался еще с мыслями, что сказать, как старик толкнул мальчика:

— Что ты? не видишь разве, он сам к утру окоченеет. Эх, голова! Чего ты здесь? — продолжал старик.

— Ничего,— отвечал Некрасов.

— Ничего, ишь гордый! Приюту нет, видно. Пойдем с нами.

— Не пойду. Оставьте меня.

— Ну, не ломайся. Окоченеешь, говорю. Пойдем, не бойсь, не обидим.

Делать нечего. Некрасов пошел. Пришли они в 17 линию Васильевского острова. Теперь этого места не узнаешь, все застроено. А тогда был один деревянный домишко с забором и кругом пустырь. Вошли они в большую комнату, полную нищими, бабами и детьми. В одном углу играли в три листа. Старик подвел его к играющим.

— Вот грамотный,— сказал он,— а приютиться некуда. Дайте ему водки, иззяб весь.

Некрасов выпил полрюмки. Одна старуха постлала ему постель, под­ложила... подушечку. Крепко... уснул он. Когда проснулся, в комнате ни­кого не было, кроме старухи. Она обратилась к нему: “Напиши мне атте­стат, а то без него плохо!” Он написал и получил 15 копеек”.

Некрасов неоднократно рассказывал об этих трагических обстоятель­ствах, при которых он расстался с углом на Разъезжей, и ввел этот эпизод в свою “Повесть о бедном Климе” (1842—1843) и в роман “Жизнь и похождения Тихона Тростникова” (1843—1848). Действие рассказов и повестей Не­красова 40-х годов почти всегда проис­ходит в Петербурге. К таким произве­дениям относятся “Макар Осипович Случайный” (1840), “Без вести пропавший пиита” (1840), где много автобиографических черт, “Ростовщик” (1841), где изображены скряга-ростовщик и умирающие с голоду бедняки, “Жизнь Александры Ива­новны” (1841), где Некрасов, между прочим, сообщает об одиой из стран­ных особенностей Петербурга: “... в Петербурге, кроме многих известных чудес, которыми он славится, есть еще чудо, которое заключается в том, что в одно и то же время в разных частях его можно встретить вре­мена года совершенно различные. Когда в центре Петербурга нет уже и признаков снегу, когда по Невскому беспрестанно носятся летние эки­пажи, а но тротуарам его, сухим и гладким, толпами прогуливаются обра­дованные жители и жительницы столицы в легких изящных нарядах, — тогда в другом конце Петербурга, на Выборгскои стороне, царствует со­вершенная зима. Снег довольно толстым слоем лежит еще па мостовых;

природа смотрит пасмурно и подозрительно; жители выходят на улицу не иначе, как закутавшись в меховую одежду... О, как далеко Выборгскои стороне до Невского проспекта!”. Талантливым и остроумным бытописателем и социологом Петербурга проявил себя Некрасов и в многочисленных своих фельетонах 40-х годов. Эти фельетоны печатались в “Литературной газете”, в разделе “Петер­бургская хроника”. По воскресеньям они появлялись в “Русском инва­лиде”, в разделе “Журнальные отметки”, с подзаголовком “Петербургская хроника”. В одном из фельетонов автор сетует, как мало пишут у нас о Петербурге, как мало знают его читатели. Фельетоны знако­мили неприхотливых читателей со столичными новостями: Гостиный двор осветился газом, омнибус связал регулярным движением центр го­рода со Спасской мызой, приехали на гастроли итальянские артисты. Фельетонист рассказывал и о праздничных балаганах на Исаакиевской площади, и о “большом конском ристалище” на Измайловском плац-параде, но не забывал сообщить и о новых книгах, новых пьесах, сделать обзор вышедших журналов. И часто в легкую и непринужденную фельетонную болтовню врываются темы насущно важные и серьезные: про­паганда новой “натуральной школы”, защита В. Г. Белинского от напа­док реакционеров, разговор об истинном назначении искусства. В фелье­тонах Некрасова много беззлобного юмора, но много и ядовитой иронии и острой сатиры.

К 1844 году относятся фельетоны “Хроника петербургского жителя”, “Петербургские дачи и окрестности” и “Черты из характеристики пе­тербургского народонаселения”. Что такое петербургские дачи? “Вид на два дерева и на лужу”. Что за люди населяют столицу? На этот вопрос автор отвечает так: “Мы, не вдаваясь в подробности, разделили бы жи­телей Петербурга на четыре разряда — на чиновников, офицеров, купцов и так называемых петербургских немцев. Кто не согласится, что эти че­тыре разряда жителей нашей столицы суть настоящие, главнейшие пред­ставители Петербурга, с изучения которых должно начинаться ближай­шее физиологическое знакомство с Петербургом? В каждом из них выра­жается какая-нибудь сторона петербургской жизни...

Нам остается взглянуть еще на низший класс петербургского наро­донаселения... Что такое зовут народом в столице?.. В Петербурге по­стоянных коренных жителей низшего сословия чрезвычайно мало, хотя простого народа много во всякое время... В столице больше потребности в рабочих и мастеровых... К... разряду низшего сословия, населяющего Петербург, должно отнести полчище дворовых людей, небольшое количе­ство проживающих постоянно в Петербурге мещан и еще меньше разно­чинцев.

Простой русский народ и в Петербурге и во всей России, как изве­стно, чрезвычайно работящ, отличается бесстрашием при производстве самых опасных работ, любит есть огурцы, лук, морковь, репу, хлеб с квасом и солью и чрезвычайно неразборчив в выборе своего помещения... В Петербурге вообще едят много, и всякий петербургский человек, по­читающий себя вправе пользоваться благами жизни, столько же прихот­лив в пище, сколько неприхотлив петербургский простолюдин”.

С середины 40-х годов начинается зрелый период творчества Некра­сова. Теперь героями его произведений все чаще становятся не только обитатели столицы, но и жители глухих деревень. Судьба крепостного крестьянина начинает волновать его не меньше, чем судьба городского бедняка. Однако петербургская тема по-прежнему занимает поэта, и дей­ствие ряда его стихотворений происходит

У хладных невских берегов,

В туманном Петрограде…

В 1850 году Некрасов создает стихотворный цикл “На улице”. Твор­ческое внимание поэта привлекают голодный, больной, безработный че­ловек, который становится вором (“Вор”); проводы в рекруты молодого” парня и “бесполезное горе” его родных (“Проводы”); солдат, несущи” детский гробик (“Гробок”); Ванька-пзвозчик с его “ободранной и замо­ренной клячей” (“Ванька”)...

“Мерещится мне всюду драма” — таков печальный вывод автора. В 1851 году Некрасов написал стихотворение “Муза”. Свою музу он называет “печальной спутницей печальных бедняков, рожденных для труда, страданья и оков...”

Чрез бездны темные Насилия и Зла,

Труда и Голода она меня вела —

Почувствовать свои страданья научила

И свету возвестить о них благословила...

Одним из одним из лучший произведений Некрасова является его стихотворение “Размышления у парадного подъезда” (1858), где поэт сделал глубокое обобщение своих мно­голетних наблюдений и раздумий: “Где народ, там и стон...”