Стихотворение обнаруживает ряд примет акмеистической поэзии: зримую графичность («как змеи, волны гнутся», «латинский парус» - парус в виде прямоугольного треугольника), ощущение тверди камня (глянцевитая скала»), передачу звуков («лопнет с гиканьем и ревом») и запаха (дыша «бодрящим запахом смолы»).
В книге в целом отчетливо сказались и другие акмеистические черты поэзии Гумилева: яркая изобразительность, повествовательность, тяготение к открытию объектного мира («Паломник»), ослабленность музыкального и эмоционального начал, подчеркнутая бесстрастность, выразительность описаний («Туркестанские генералы»), множественность ликов лирического героя («Оборванец», «Укротитель зверей»), ясный взгляд на мир, адамистическое мироощущение (оно рельефно выражено в «Балладе»), классическая строгость стиля, равновесие объемов, точность деталей («Я верил, я думал…»), точное соответствие слова понятию, композиционная стройность, мужественные ритмы стихов с пропуском ударений, чеканность формы. Чтобы поддержать и усилить акмеистическую тенденцию своего сборника, Гумилев включил в него переводы пяти стихотворений Туофиля Готье, который в своем стремлении к «величественному идеалу жизни» исповедовал родственные русскому поэту принципы игнорирования «туманного, отвлеченного» и «случайного, конкретного», а также утверждал идею бессмертия нетленной красоты искусства. В представленном здесь стихотворении «Искусство» Готье провозглашал:
Созданье тем прекрасней,
Чем взятый материал
Бесстрастней –
Стих, мрамор иль металл.
В этом утверждении Гумилев видел формулу акмеизма. В книгу вошел цикл «Абиссинские песни», который показывает, как существенно изменился подход Гумилева к передаче экзотического мира.
Я служил пять лет у богача,
Я стерег в полях его коней,
И за то мне подарил богач
Пять быков, приученных к ярму.
Одного из них зарезал лев,
Я нашел в траве его следы, -
Надо лучше охранять крааль,
Надо на ночь зажигать костер.
А второй взбесился и бежал,
Звонкою ужаленный осой.
Я блуждал по зарослям пять дней,
Но нигде не мог его найти.
Двум другим подсыпал мой сосед
В пойло ядовитой белены,
И они валялись на земле
С высунутым синим языком.
Заколол последнего я сам,
Чтобы было чем попировать
В час, когда пылал соседский дом
И вопил в нем связанный сосед.
Особняком в сборнике стоят поэмы «Открытие Америки» (она повествует о путешествии Колумба и раскрывает романтику странствий) и «Блудный сын» (горестный рассказ о блужданиях «без мысли и цели», использующий библейскую образность), а также одноактная пьеса «Дон Жуан в Египте», по-новому истолковывающая вечную тему мировой литературы. Этот очевидный уход автора от российской темы объясняет название сборника – «Чужое небо». Должно пройти некоторое время, чтобы поэт обратился к «небесам родной Отчизны» и, главное, к ее многострадальной земле. Впрочем, один из разделов книги Гумилев посвятил своей соотечественнице Анне Ахматовой, которая в 1910г. стала женой поэта. К семнадцати стихотворениям этого раздела можно добавить еще одно «Из логова змиева», которым завершается первая часть сборника.
Из логова змиева,
Из города Киева,
Я взял не жену, а колдунью.
А думал – забавницу,
Гадал – своенравницу,
Веселую птицу певунью.
Покликаешь – морщится,
Обнимешь – топорщится,
А выйдет луна – затомится,
И смотрит, и стонет,
Как будто хоронит
Кого-то, - и хочет топиться.
Это стихотворение весьма характерно для любовной лирики поэта того периода – оно создает весьма условный и иронически окрашенный образ женщины. Казалось бы, лирическому герою надо радоваться, что рядом с ним «веселая птица-певунья», но он горестно жалуется на свою злополучную судьбу. Та, что казалась существом веселого нрава, предстала в образе колдуньи. И вместо любви и нежности явились недобрые пророчества, гаданья, «истома». Отсюда – мрачный колорит стихотворения, возникшие в них образы похорон, смерти, омута, утопленницы. …И со стороны лирического героя уже нет ласки и участия, и он восклицает: с тобой «возится теперь мне не в пору». Отчуждение и контраст характеров обусловили систему антитез, передаваемых при помощи противительных союзов и тире:
Покликаешь – морщится,
Обнимешь – топорщится,
А выйдет луна – затомится…
Сам Киев объявляется «логовым змиевым», тем более что он связан со змеем своим преданием. Герою чужды «днепровские омуты» и иные фольклорно-реальные места, вплоть до Лысой горы, где, по легенде, собирается ведьмы. Трагически заканчивая стихотворение, поэт пророчествует в духе своей колдуньи: быть его возлюбленной «березой подрытою», «птицею подбитою», «Богом заклятую». Воскрешая образ чеховской подбитой чайки, Гумилев по-своему провидчески угадал судьбу возлюбленной, своей жены-поэтессы.
Сборник «Чужое небо» вызвал множество положительных откликов, сделав имя своего автора широко известным и принеся ему репутацию мастера. В.Ходасевич заметил, что в своей книге «Гумилев как бы снимает, наконец, маску. Перед нами поэт интересный и своеобразный. В движении стиха его есть уверенность, в образах – содержательность, в эпитетах – зоркость». По словам М.Кузьмина, лучшими вещами этого сборника Гумилев открыл «широко двери новым возможностям для себя и новому воздуху». В.Брюсов приветствовал возросшее мастерство молодого поэта.
Еще одно путешествие в Африку совершает Гумилев в 1913г.
Это была командировка музея антропологии и этнографии Академии наук. Поэт, путешественник, ученый встретились в одном лице. Гумилев был едва ли не первым европейцем, пришедшим на эти земли с серьезными научными целями. С чувством прекрасно выполненного задания Гумилев вернулся в Петербург. Привезенные им экспонаты легли в основу Африканского фонда музея этнографии.
…Есть музей этнографии в городе этом,
Над широкой, как Нил, многоводной Невой,
В час, когда я устану быть только поэтом,
Ничего не найду я желанней его.
Как бы ни было заполнено время Гумилева путешествиями, исследованиями, встречами с людьми, он никогда не прерывал творчества.
А между тем надвигалась война. Как известно, в 1907г. Гумилев признан неспособным к воинской службе и освобожден от нее. Но через семь лет, когда грянула первая мировая война, Гумилев ушел в армию добровольцем. Его храбрость и презрение к смерти были легендарны. В1916г. Был написан его очередной сборник стихов «Колчан». Здесь, как и у многих поэтов тех лет, звучат трубные зовы победоносной битвы, участие в которой автор воспринимает как высшее предназначение и благо. Так, в стихотворении «Война» автор провозглашает:
И воистину светло и свято
Дело величавое войны.
Серафимы, ясны и крылаты,
За плечами воинов видны.
Тружеников медленно идущих
На полях, омоченных в крови,
подвиг сеющих и славу жнущих,
ныне, господи, благослови.
Как у тех, что гнутся над сохою,
Как у тех, что молят и скорбят,
Их сердца горят перед тобою,
Восковыми свечками горят.
Но тому, о Господи, и силы
И победы царский час даруй,
кто поверженному скажет: «Милый,
вот, прими мой братский поцелуй!»
В «Наступлении» слышатся те же ноты. Поэт словно бы не замечает «залитые кровью недели», настолько происходящее видится ему «светлым часом», а сам себе он кажется «носителем мысли великой». Это ошибочное представление порождает убеждение поэта в своем бессмертии. Но на ряду с этим пафосом в сборнике Гумилева возникают страшные зарисовки военной мясорубки, человеческого месива, тления. В этих случаях поэт исключительно точен в деталях, и ему превосходно служат контрасты света и мрака, дня и ночи, живого и мертвого.
И жужжат шрапнели, словно пчелы,
собирая ярко-красный мед…
Гумилев видел и сознавал ужас войны, показывал его в прозе и стихах, а некоторая романтизация боя, подвига была особенность Гумилева – поэта и человека с ярко выраженным, редкостным, мужественным началом и в поэзии и в жизни.
В «Колчане» же начинает рождаться новая для Гумилева тема – «О России». Совершенно новые мотивы звучат здесь – творения и гений Андрей Рублев и кровавая гроздь рябины, ледоход на Неве и древняя Русь.
Я кричу, и мой голос дикий,
Это медь ударяет в медь,
Я, носитель мысли великой,