Что денег он тогда без пути разбросал... Девкам пригоршнями жемчуг делил, серьги, перстни, фермуары брильянтовые, материи всякие раздаривал, бархаты...
Раз под утро узнают: розыск наехал... Стихла гульба.
- По местам! - сказал князь. - Были бы плети наготове. Я их разыщу!
Приходит майор, с ним двое чиновных. Князь в гостиной во всем параде: в пудре, в бархатном кафтане, в кавалерии. Вошли те, а он чуть привстал и на стулья им не показывает, говорит:
- Зачем пожаловать изволили?
- Велено нам строжайший розыск о твоих скаредных поступках с покойной княгиней Варварой Михайловной сделать.
- Что-о? - крикнул князь и ногами затопал. - Да как ты смел, пащенок, холопский свой нос ко мне совать?.. Не знаешь разве, кто я?.. От кого прислан?.. От воеводы-шельмеца аль от губернатора-мошенника?.. И они у меня в переделе побывают... А тебя!.. Плетей!..
- Уймись, - говорит майор. - Со мной шкадрон драгун, а прислан я не от воеводы, а из тайной канцелярии, по именному ее императорского величества указу...
Только вымолвил он это слово, всем телом затрясся князь. Схватился за голову да одно слово твердит:
- Ох, пропал... ох, пропал!..
Подошел к майору смирнехонько, божится, что знать ничего не знает и ни в чем не виноват, что если б жива была княгиня Варвара Михайловна, сама бы невинность его доказала.
- Покойница княгиня о твоих богомерзких делах своей рукой ее императорскому величеству челобитную писала. Гляди!
И показал княгинино челобитье.
- Прозевал, значит, Шатун!.. - прошептал князь. - Счастлив, что на свете нет тебя.
- В силу данного нам указа, - говорит майор, - во все время розыска быть тебе, князь Алексей княжь Юрьев сын Заборский, в своем доме под жестоким караулом. Для того и драгуны ко всем дверям приставлены. Выхода отсель тебе нет.
Голосу у князя не хватает.
Столы раскладывают, бумаги кладут, за стол садятся, ничего князь не видит: стоит, глаза в угол уставивши, одно твердит:
- Ох, пропал, ох, пропал!..
А майор розыск зачинает. Говорит:
- Князь Алексей княжь Юрьев сын Заборский. По именному ее императорского величества указу из тайной канцелярии изволь нам по пунктам показать доподлинную и самую доточную правду по взведенному на тебя богомерзкому и скаредному делу...
- Не погуби!.. Смилуйся! Будьте отцы родные, не погубите старика!.. Ни впредь, ни после не буду... Будьте милостивы!..
И повалился князь в ноги майору.
Велик был человек, архимандритов в глаза дураками ругал, до губернатора с плетями добраться хотел, а как грянул царский гнев - майору в ножки поклонился.
- Не погубите!.. - твердит. - В монастырь пойду, в затвор затворюсь, схиму надену... Не погубите, милостивцы!.. Золотом осыплю... Что ни есть в дому, все ваше, все берите, меня только не губите...
- Встань, - говорит майор. - Не стыдно ль тебе? Ведь ты дворянин, князь.
- Какой я дворянин!.. Что мое княжество!.. Холоп я твой вековечный: как же мне тебе не кланяться?.. Милости ведь прошу. Теперь ты велик человек, все в твоих руках, не погуби!.. Двадцать тысяч рублев сейчас выдам, только бы все в мою пользу пошло.
- Полно бездельные речи нести, давай ответ в силу данного нам указа.
Поднялся князь на ноги, скрепил себя, грозно нахмурился и глухо ответил:
- Знать ничего не знаю, ведать не ведаю.
- Смотри, не пришлось бы нам ту комнату застенком сделать. Не хочешь добром подлинной правды сказать - другие средства найдем: кнут не ангел - души не вынет, а правду скажет.
Опустился на кресло князь, побагровел весь, глаза закатились, еле дух переводит.
- Ой, пропал!.. - твердит. - Ой, не снесу!..
Посмотрел на него майор... Остановил розыск до другого дня.
К князю никого не допускают. Ходит один-одинешенек по запустелому дому, волосы рвет на себе, воет в источный голос.
Идет по портретной галерее, взглянул на портрет княгини Варвары Михайловны - и стал как вкопанный...
Чудится ему, что лицо княгини ожило, и она со скорбью, с укором головкой качает ему...
Грянулся о пол... Язык отнялся, движенья не стало...
Подняли, в постель уложили. Что-то маячит, но понять невозможно, а глаза так и горят. Майор посмотрел, за лекарем послал, людей допустил.
Кинул лекарь руду. Маленько полегчало. Хоть косно, а стал кое-что говорить. Дворецкого подозвал.
- Замажь, - говорит, - лицо на портрете княгини Варвары Михайловны. Сию же минуту замажь.
Замазали. Докладывают.
- Ладно, - молвил. - Не скажет теперь майору.
Думали - бредит, взглянули - духу нет...
Так розыску и не было.