– Одну минуточку! Возникли большие сложности... Поверхностные связи – это не ругательство? Речь о внешних связях?
– Не о внешних! Внешние для текста – те отношения, о которых мы уже говорили: семантические, прагматические... Связи с внешним миром, с действительностью! А в данном случае имеются в виду отношения в тексте. Но наиболее очевидные, те, которые отграничивают его от иного и потому доступны наблюдению в первую очередь.
– Значит, форма? Внешняя форма?
– Вы сказали это так, что у меня сразу возникла ассоциация, с которой я воюю со школьных времен: форма – сосуд, в который «наливается» содержание... Взгляд распространенный, но в высшей степени примитивно представляющий единство содержания и формы. Знаете, как рассуждал по поводу этого единства академик Алексей Федорович Лосев?.. Он выдвинул тезис: выражение сущности, или форма, по своему бытию ничем от самой сущности не отличается и потому есть сама сущность. Противопоставил ему антитезис: выражение, или форма, сущности отлично от сущности, так как предполагает нечто иное, что есть кроме сущности. И вывел синтезис: выражение, или форма, сущности есть становящаяся в ином сущность; она – потенция и залог всяческого функционирования сущности; она – твердо очерченный лик сущности, в котором отождествлен логический смысл с его алогической явленностью и данностью...
– Глубоко!
– Еще как! Лосев был одним из самых ярких и самобытных мыслителей нашего века...
Так вот, поверхностные связи текста и есть способ становления сущности в ином. Не форма, но то, что образует форму, то, что предопределяет «твердо очерченный лик» становящейся в ином сущности.
– И Вы говорите, что в журналистском тексте эти связи своеобразны?..
– Да, это можно сказать наверняка, хотя изучение их только начато. Две из особенностей – те, что названы выше, – дитекс обнаруживает вполне отчетливо.
– Монтажный характер, Вы сказали, и...
– ...высокая «проникающая способность». Но давайте сначала разберемся с первым. У Вас есть опыт сотрудничества на радио значит, о понятии «монтаж» Вы наверняка слышали.
– Разумеется. Это этап работы, когда из записанного...
– ...а на телевидении – отснятого...
– да... из записанного или отснятого материала отбираются и склеиваются в единое целое нужные куски.
– И этот этап работы (как и все другие, впрочем) «умирает в продукте», позволяя увидеть ее результаты. Оценивая радийный или телевизионный сюжет, мы говорим: хороший монтаж... плохой монтаж... Так ведь?
– Так. Или еще: «Отрицательные монтажные эффекты!» Это значит, монтаж стал причиной нежелательного для авторов, не соответствующего их замыслам воздействия на адресата информации.
– Ну, вот Вы невольно и определили суть связей монтажного характера: они задаются не столько объектом действительности, который отражается в произведении, сколько субъектом деятельности – его замыслами, предопределяющими опосредованность отражения.
– А разве может быть по-другому?
– Подойдите к зеркалу. Вы увидите свое отражение, но эта «становящаяся в ином сущность» зависит только от Вас как объекта реальности. От Вас как субъекта творчества – ни чуточки! Тут поверхностные связи «текста» носят естественный характер.
– Понял. И есть виды деятельности, где порождающая модель творчества предписывает ориентироваться именно на связи, задаваемые объектом! Например, создание истории болезни и стратегии ее лечения.
– Думаю, да. А в журналистике поверхностные связи текста, будь это текст радийный, телевизионный или печатный, в значительной степени задаются замыслом субъекта и осуществляются с помощью монтажа. Поэтому монтаж можно рассматривать как средство организации текста, выступающее в виде некоторых правил «стыковки» элементов с точки зрения их последовательности. Эти правила не диктуют конкретных вариантов сочетания в произведении элементарных выразительных средств. Их цель — сориентировать творческий поиск журналиста в области формы как становящейся в ином сущности на максимальное соответствие назначению журналистского текста и ожиданиям аудитории. Потому и оказывается, что вариантов монтажа множество: от простых, как в информационном сообщении, до сложнейших, когда материал предстает в виде последовательности главок или сюжетов, отмеченных и собственными монтажными эффектами. Но все эти варианты, если текст выполнен профессионально, служат достижению прозрачности и точности смысла, доказательности и эстетической целесообразности материала.
– Объяснение тому, видимо, как раз в правилах?
– Да, но мы о них поговорим чуть позднее, когда уясним, в чем, собственно, заключается вторая особенность поверхностных связей журналистского текста – высокая «проникающая способность».
– Слушаешь – и становится как-то не по себе: проникающая радиация вспоминается...
– Что Вы! В нашем случае речь о вполне безобидных вещах. Дело просто в том, что поверхностные связи журналистского текста одинаково легко «проходят» через разные информационные слои. Иначе говоря, они с равным успехом «стыкуют» друг с другом текстовые элементы из разных рядов. Взгляните, пожалуйста, на дитекс Вашего материала «Вытащу сай из волос гейши...»!
Вот текст:
«Вы знаете, что такое "тонфа"? Это дубинка с ручкой, которой сейчас с большим удовольствием пользуются милиционеры и разнообразные охранники. А появилась тонфа на Окинаве как сельскохозяйственное орудие местных крестьян, использовавших ее в качестве рычагов для вращения жерновов.
А что такое "сай"? Это трезубец, который те же крестьяне использовали для уборки сена и навоза, гейши почитали высшим шиком применять уменьшенный вариант сая вместо элегантной заколки. А воины стали использовать как грозное оружие.
Ну, а уж что такое "нунчаки", все наверняка знают по многочисленным кинофильмам, где главные герои по поводу и без такового используют короткие палки, скрепленные металлической цепью. Окинавские селяне предпочитали применять это орудие для того, чтобы молотить рис.
Сейчас сельское хозяйство Японии использует более совершенную технику, а перечисленные мной инструменты сохранились и получили прописку в нашей стране как оружие, применяемое при изучении каратэ.
Бои с применением каких-либо видов этого оружия – большая редкость, потому что требуют от участников поединка очень высокого уровня мастерства.
Как знать, появилась ли бы у нас возможность бесплатно насладиться столь уникальным зрелищем, если бы не 850-летие Москвы. Ведь именно к юбилею российской столицы приурочен фестиваль боевых искусств Юго-Западного округа, в рамках которого и прошли эти бои.
Ребята от 5 до 20 лет много и интенсивно тренировались и репетировали: ведь им предстояло поразить зрителей техникой каратэ, таэквондо и ушу, навыками работы с оружием – тонфой, саем, нунчаками, посохом, алебардой, копьем, мечом. Конечно, оружие дали в руки только самым подготовленным, а их с 1990 года (время основания спорткомплекса) немало.
Некоторые из этих мальчишек и девчонок уже участвовали в подобных мероприятиях – каждый День города и в некоторые другие знаменательные даты юные спортсмены и их инструкторы проводят показательные выступления. Но многое из того, что многочисленные зрители увидели в этом году, демонстрировалось впервые.
Я поинтересовался у организатора фестиваля, заместителя директора спортивного комплекса "Центр единоборств", президента клуба каратэ-до "Северное Бутово" Алексея Николаевича Кузнецова, каких результатов хотели бы добиться организаторы и участники фестиваля. Вот что он мне сказал:
– Во-первых, мы старались сделать приятное всем, кто пришел на наш фестиваль. Во-вторых, мы ставили своей целью пропаганду здорового образа жизни и привлечение молодежи к занятиям восточными единоборствами. Если зрителям понравится наше выступление и молодые ребята, посмотрев на своих сильных, ловких, дисциплинированных сверстников, бросят сигареты и бутылки и придут из темных переулков в спортивный зал, – мы будем довольны».
– Прочитайте абзац, который начинается словами: «Ребята от 5 до 20 лет...»
Вы находите здесь у себя фактические ошибки?
– Нет. И возраст ребят, и программа выступлений, и выбор участников поединков, и дата основания спорткомплекса – все точно!
– Тогда скажите: оружие дали в руки всем «самым подготовленным», кто занимался в спорткомплексе с 1990 года?
– Ну, всем – не всем... Знаете, их сколько?!
– И Вы не знаете (знал бы, цифру назвал бы). Так всем или не всем?..
– Трудно сказать... Да не всем, наверное. Кто-то в армию ушел, кто-то, возможно, болен...
– Вот именно. А из Вашего материала следует, что всем («...оружие дали в руки только самым подготовленным, а их с 1990 года... немало»).
– Но я не утверждаю, что всем!
– Я и не говорю, что Вы утверждаете. Я говорю – из материала следует... Так следует или нет?
– Кажется, действительно, так можно подумать...
– Вот Вам и дисфункциональный эффект! Ясно, что погрешность в данном случае невольная, но она есть. А почему возникла, как Вы считаете?
– Времени, наверное, не хватило выверить все.
– Да что Вы! Время здесь ни при чем. И не в проверке дело. Просто Вы стремились втиснуть в этот абзац как можно больше сведений и так «состыковали» текстовые элементы, что они утратили четкость границ. Произошла диффузия микросмыслов, а в результате...
О человеке, который невнятно произносит слова, обычно говорят: во рту у него каша. У Вас получилось – в абзаце каша и это привело к дезинформации, пусть не очень значительной, но тем не менее... И еще не все! По той же причине в абзаце возникла замутненность смысла. Может читатель с определенностью сказать, что Вы имели в виду, написав: «Конечно, оружие дали в руки только самым подготовленным»?
– По-моему, да: что на выступления отобрали самых подготовленных.