Поэтический текст подчиняется всем правилам данного языка. Однако на него накладывают новые, дополнительные по отношению к языку, ограничения: требование соблюдать определенные метро-ритмические нормы, организованность на фонологическом, рифмовом, лексическом и идейно-композиционном уровнях. Все это делает поэтический текст значительно более "несвободным", чем обычная разговорная речь.
Информативность текста в поэзии растет, что на первый взгляд расходится с основными положениями теории информации.
Каким образом наложение на текст дополнительных - поэтических ограничений приводит не к уменьшению, а к резкому росту возможностей новых значимых сочетаний элементов внутри текста.
В не-поэзии выделяют:
1. структурно-значимые элементы, относящиеся к языку, и их варианты расположенные на уровне речи. Эти последние собственного значения не имеют, а обретают его лишь в результате соотнесения с определенными инвариантными единицами языкового уровня.
2. в пределах языкового уровня различают элементы, имеющие семантическое значение, то есть соотнесенные с какой-либо языковой реальностью, и формальные, то есть имеющие только внутриязыковое (например, грамматическое) значение.
Переходя к поэзии, мы обнаруживаем, что:
1. Любые элементы языкового уровня могут возводиться в ранг значимых.
2. Любые элементы, являющиеся в языке формальными, могут приобретать в поэзии семантический характер, получая дополнительные значения.
Таким образом, некоторые дополнительные, наложенные на текст ограничения заставляют воспринимать его как поэзию. А стоит нам отнести этот текст к поэтическим, как количество значимых элементов в нем получает способность расти.
Однако усложняется не только количество элементов, но и система их сочетаний. Ф. де Соссюр говорил, что вся структура языка сводится к механизму сходств и различий. В поэзии этот принцип получает значительно более универсальный характер: элементы, которые в общеязыковом тексте выступают как несвязанные, принадлежа к разным структурам или даже различным уровням структур, в поэтическом контексте оказываются сопоставленными или противопоставленными. Принцип со-противопоставления элементов является универсальным структурообразующим принципом в поэзии и словесном искусстве вообще. Он образует то "сцепление" эпизодов (для прозы наиболее значим сюжетный уровень), о котором писал Л. Толстой, видя в нем источник специфической художественной значимости текста.
Стихотворение - сложно построенный смысл. Все элементы являются обозначениями одного содержания [Лотман Ю.М. 1964: 64]. Входя в состав единой целостной структуры, значащие элементы языка (в первую очередь, семантические) оказываются связанными сложной системой соотношений, со - и противопоставлений, невозможных в обычной языковой конструкции. Это придает и каждому элементу в отдельности, и всей конструкции в целом совершенной особую семантическую нагрузку. Слова, предложения и высказывания, которые в грамматической структуре оказываются сопоставимыми и противопоставимыми, в позициях тождества и антитезы, и это раскрывает в них неожиданное, вне стиха невозможное, новое семантическое содержание. Более того, семантическую нагрузку получают элементы, не имеющие ее в обычной языковой структуре [Лотман Ю.М. 1964: 64-65].
Художественная конструкция строится как протяженная в пространстве - она требует постоянного возврата к, казалось бы, уже выполнившему информационную роль тексту, сопоставления его с дальнейшим текстом. При этом в процессе подобного сопоставления и старый текст раскрывается по-новому, выявляя скрытое прежде семантическое содержание. Универсальным структурным принципом поэтического произведения является принцип возвращения. Он придает языку, построенному как художественный текст, не свойственную ему обычно пространственную протяженность и составляет основу собственно художественной структуры [Лотман Ю.М. 1964: 65-66].
В поэтическом тексте отождествляется нетождественное и противопоставляется не противоположное в естественном языке.
Рифма - граница стиха. Отмеченность границы роднит стих со словом, а паузу в конце стиха - со словоразделом. Каждый значимый элемент стремится выступать в качестве знака, имеющего самостоятельное значение. И текстовое целое представляет как некоторая фраза, синтагматическая цепь единой конструкции. Одновременно этот же элемент имеет тенденцию выступать лишь как часть знака, а целое приобретает признаки единого знака, имеющего общее и нерасчленимое значение.
Если в первом смысле мы можем сказать, что каждая фонема в стихе ведет себя как слово, то во втором мы можем стих, а затем строфу и, наконец, весь текст рассматривать как особым образом построенные слова. В этом смысле стих - особое окказиональное слово, имеющее единое и нерасчленимое содержание.
Единство стиха проявляется на метрическом, интонационном, синтаксическом и смысловых уровнях. Оно может дополняться единством фонологической организации, которая часто образует внутри стиха прочные локальные связи.
Семантическое единство стиха проявляется в том, что Ю.Н. Тынянов называл "теснотой стихотворного ряда". Лексическое значение слов внутри стиха индуцирует в соседних словах сверхзначения, невозможные вне данного стихового контекста, что часто приводит к выделению доминирующих в стихе смысловых центров, с одной стороны, и слов, сведенных на положение связок и частиц префиксально-суффиксального характера, с другой, то, что стих - это одновременно и последовательность слов, и слово, значение которого отнюдь не равно механической сумме значений его компонентов, придает стиху двойной характер. В таком случае, мы сталкиваемся со случаем, когда один и тот же текст принципиально допускает более, чем одну интерпретацию, интерпретация модели на более конкретном уровне дает не однозначную перекодировку, а некоторое множество взаимно эквивалентных значений.
Стих сохраняет всю семантику, которая присуща этому тексту как нехудожественному сообщению, и одновременно приобретает интегрированное значение. Напряжение между этими значениями и создает специфическое для поэзии отношение текста к смыслу.
Расхождение между общеязыковым и интегральным значениями стиха может быть нулевым в двух придельных случаях: при полном приравнивании значения стиха его прозаическому пересказу, то есть при предельной прозаизации стиха, и при полном разрушении общеязыковой семантики - при создании поэзии глоссолалического типа. Но, во-первых, оба этих придельных случая возможны лишь как исключения на фоне поэтической культуры обычного типа, как ее отрицание в ту или иную сторону, но невозможны в качестве самостоятельной системы построения поэтических значений. Во-вторых, отношение двух систем, даже если одна из них представлена пустым классом, не тождественна в структурном отношении прозе, не соотнесенной с поэзией.
Единство стиха как семантического целого создается на нескольких структурных уровнях. При этом мы можем отметить действие тенденции сначала к максимальной реализации всех системных запретов, а затем - к их ослаблению, создающему добавочные смысловые возможности.
Трудности стихотворного перевода обычно связывают с двумя проблемами: передачей национально-идеологичекого (и психологического) своеобразия (передача структуры одного сознания через структуру другого) и с непереводимым своеобразием языковых средств (идиомы). Иногда указывают также на специфику просодических элементов языка и национальных ритмических структур.
Что касается первого вопроса, то он не составляет специфики перевода и касается проблем перевода вообще. Можно полагать, что в пределах близких циклов культур он не должен представлять значительных трудностей. Что касается языковых различий, то здесь, очевидно, речь должна идти именно о языке художественной литературы, поскольку переведение одного плана выражения в другой при общности плана содержания и условности характера связей между этими планами - задача, теоретически не вызывающая трудностей. [Скаличка В. 1963].
Именно в художественном тексте (и, прежде всего, в поэзии), при слиянии общеязыкового плана содержания и плана выражения в сложной структуре художественного знака, и возникает "эффект непереводимости".
В свое время В. Брюсов писал: "Передать создание поэта с одного языка на другой - невозможно; но невозможно и отказаться от этой мечты" [Брюсов В. 1955: 188]. Для того чтобы уяснить, что и с какой степенью точности в стихе поддается переводу, необходимо расчленить вопрос на уровни. Специфическая трудность перевода поэтического текста будет непонятой, если подходить к стиху с традиционным преставлением о нем как об определенном речевом отрезке, построенном с учетом наперед заданных ритмических правил. Очевидно, что обычная передача одного речевого отрезка через соответствующий ему по значению на другом языке (перевод) не представляет трудностей.
Теория установки речи позволила теоретически и экспериментально объяснить причины, по которым идея непереводимости имеет право на существование. Установка на использование любого языка индивидуально, т.к это одна из граней личности конкретного человека.
В поэзии индивидуальность автора и его родного языка проявляются в максимальной степени. Фактически все полноценные поэтические произведения - уникальны, как уникальны личности поэтов, сотворивших эти произведения. Сочетание уникальности личности поэта и уникальности его родного языка делает неизбежным проявление непереводимости в области поэтического перевода.