Интересно сочетание наречий неполноты действия с глаголами, например:
1. At a particularly bad spot, where a ledge of barely submerged rocks jutted out into the river, Hans cast off the rope, and, while Thornton poled the boat out into the stream, ran down the bank with the end in his hand to snub the boat when it had cleared the ledge. (Jack London The Call of the Wild)2. The wolf was suspicious and afraid; for Buck made three of him in weight, while his head barely reached Buck's shoulder. Watching his chance, he darted away, and the chase was resumed. (Jack London The Call of the Wild)3. What you would hardly believe is that, when he first came up, he was a
person of great physical attractions. He is now grown fat, but in those days was extremely handsome. (Maugham W. S. The Magician)4. She flushed a little, embarrassed by the passion in his tone. His letters had told me that he was very much in love with his wife, and I saw that he could hardly take his eyes off her. (MaughamW. S. TheMoonandSixpence)
В таких примерах наречия неполноты действия выступают в функции деинтенсификаторов. Другими словами, наречия неполноты действия фактически преобразуют утвердительное высказывание в высказывание, которое близко по значению к отрицательному. Темнеменее, данныйвопросявляетсяспорным:
1. He got up and moved towards the door, but he staggered and with a groan tumbled to his knees. Margaret sprang forward to help him. She reproached herself bitterly for those scornful words. The man had barely escaped death, and she was merciless. (Maugham W. S. The Magician)2. You had no pity for her, because you have no pity for yourself. And you killed her out of fear, because you trembled still at the danger you had barely escaped." (Maugham W. S. The Moon and Sixpence)
3. And then instinctively they started back, for, as the door opened, a wave of heat came out upon them so that they could hardly breathe. The place was like an oven. (Maugham W. S. The Magician)В данных примерах действия все же были совершены, а значит, что так называемое частично отрицательное значение в данных примерах является менее доминантным.
Подводя итог характеристике наречий неполноты действия, следует подчеркнуть, что они функционируют в предложении как обстоятельства, относимые к глаголу, к прилагательному, а так же к неглагольным предикативам. Наречия меры и степени определяют глагол, прилагательное или наречие и обозначают, степень, меру действия или признака. Наречия неполноты действия, добавляют свои семантические признаки к семантике глагола, специфицируют его, не меняя его функциональной структуры. Наречия неполноты действия при глаголе в большинстве высказываний не являются, строго говоря, показателями положительной или отрицательной оценки, они ориентированы на норму и показывают несоответствие действия или состояния стереотипу. Таким образом, целью предиката с наречием является сообщение о действии несоответствующем норме. Наречия неполноты действия фактически преобразуют утвердительное высказывание в высказывание, которое близко по значению к отрицательному.
Корепина Н.А.
Иркутский государственный технический университет
СЕМАНТИКА МЕСТОИМЕНИЯ Я
«Человекоцентризм» (или «антропоцентризм», «эгоцентризм») местоимений отмечается многими исследователями. По наблюдениям О.Н. Селиверстовой, местоимения семантически своеобразны и это своеобразие осознается лингвистами давно. На вопрос о том, в чем именно оно заключается, разные лингвисты отвечали по-разному. Так, было высказано мнение о том, что «местоимения не имеют значения, что и составляет их специфику; местоимения не имеют постоянного значения, оно меняется в каждом акте речи; местоимения не отличаются от других языковых знаков в плане неустойчивости, непостоянности значения; их своеобразие заключается в том содержании, которое выражает это значение» [Селиверстова, 2004: 406].
Еще в работах В. Гумбольдта понятие Я связывалось с осознанием личности говорящего (см. об этом: [Виноградов 1972:258]). Важно отметить, что философская значимость этого понятия и его роль в формировании языка оценивается теперь лингвистами иначе, само представление о том, что местоимение я связано с выражением личности говорящего, сохранило свою значимость. Так, например, Ю.С. Степанов [1981:165] пишет: «Субъект «Я», очевидно, индивидуализирует; собственно, «Я» - это высшая степень индивидуализации, которая может быть достигнута средствами языка». О.Н. Селиверстова полагает, что характеристика участника события как индивида, личности и составляет главное отличие местоимения я от такого выражения, как произносящий данные слова [Селиверстова, 2004:412].
Э. Бенвенист [1974] считал, что высказывания, содержащие я, принадлежат прагматическому уровню (или модусу) языка. К этому уровню он относил высказывания, которые наряду со знаками включают тех, кто ими пользуется. Таким образом, лицо, на которое указывает местоимение я, как бы становится элементом высказывания. Поскольку местоимение я в отличие от имени собственного не становится постоянным обозначением того или иного лица, остается не совсем ясным, почему оно выполняет индивидуализирующую функцию, указывая на говорящих. Неполная аргументированность вывода, вероятно, ощущалась и самим Бенвенистом, чем и можно объяснить введение следующего дополнения в предложенную им модель описания: он утверждал, что знак я не принадлежит языку, и каждый раз создается в актах речи. Таким образом, существует множество я, каждое из которых имеет свою референцию и соответствует «единственному индивиду, взятому именно в его единственности» [Бенвенист, 2002: 286]. Давая обобщающее определение местоимения я, Э. Бенвенист писал: «Я не обозначает никакой лексической сущности» [Бенвенист, 2002:295], т.е., следовательно, не имеет лексического значения. Вслед за О.Н. Селиверстовой, в концепции Э. Бенвениста мы не можем принять положение, в соответствии с которым знак я не принадлежит языку. Такое утверждение является, очевидно, произвольным. Мы не отождествляем также языковой знак и индивид, на который этот знак указывает. Однако нам представляется чрезвычайно важным положение Э. Бенвениста о том, что местоимения образуют знаки особого типа и что функция личных местоимений заключается не только в указании на роль в акте речи, но, прежде всего в представлении говорящего или слушателя как индивида, взятого в его единственности [Бенвенист, 2002: 413].
С другой стороны, личное местоимение 1-го лица я обозначает человека, произносящего это слово, а во время разговора так называют себя все собеседники. Слово я как бы перемещается от говорящего к говорящему, называя попеременно то одного, то другого. Считать, что значением я является что-то вроде «говорящий», неправильно. Так, фразы Говорящий должен смотреть в лицо собеседнику и Я должен смотреть в лицо собеседнику очевидным образом означают совершенно разные вещи, т. е. я и говорящий никак не являются синонимами [Кронгауз, 2005:296].
Традиционно местоимения рассматриваются как заменители имен. Однако большинство подклассов местоимений имеют также и совершенно иную функцию, которую можно считать более базовой, чем функция замещения предшествующего имени или именной группы. Это их индексальная, или дейктическая, функция [Лайонз, 2003:318, 319]. Дейктический контекст, таким образом, строится вокруг здесь-и-сейчас говорящего, он является, в этом отношении, эгоцентрическим. Местоимение 1-го лица I «я» в английском языке обозначает (в норме) актуального говорящего, то есть того, кто говорит в данный момент. Поскольку роль говорящего – или, говоря в более общих терминах, роль агента локуции – переходит по ходу диалога от одного лица к другому, точка отсчета в дейктическом контексте постоянно меняется вместе с референцией «я» и «здесь» [Лайонз, 2003:321].
Согласно стандартному посткартезианскому взгляду, эго, Я (theself), является мыслящим существом, сознающим себя в качестве мыслящего и также сознающим себя как имеющее определенные мнения, мысленные установки и эмоции. Это существо отличается от ментальной деятельности, субъектом, или агентом, которой оно является, и от мыслей, мнений, ментальных отношений и чувств, для которых оно является вместилищем. Однако многие философы и психологи небезосновательно утверждают, что подобное различие не может быть проведено между субъектом и объектом сознания, что Декарт, в своем знаменитом анализе пропозиции, выраженной по-латыни предложением ‘Cogito, ergosum’(обычно переводимого по-английски как ‘Ithink, thereforeIam’ «Я мыслю (вообще), следовательно, я есть», однако, Джон Лайонз в данном контексте предлагает перевести аспектуально иным предложением ‘Iamthinking, thereforeIam’ «Я мыслю (актуально, в данный момент), следовательно, я есть»), результатом которого было отделение эго от мышления, был введен в заблуждение двухчастной субъектно-предикатной структурой латинского языка (и других индоевропейских языков, включая французский, английский, немецкий и т.д.).
Кроме того существуют взгляды, лежащие в основе господствующего в настоящее время интеллектуалистского и объективистского подхода к формальной семантике, представляющие Я если не всегда эксплицитно, то имплицитно как мыслящую способность, бесстрастно оперирующую с пропозициями, хранящимися в уме (или в уме/мозгу) или доставленными ему для суждений устройствами для наблюдения (объективного) внешнего мира. Джон Лайонз неоднократно подчеркивал значение непропозиционального аспекта языка. Неадекватность условно-истинностной семантики как целостной теории не только значения высказывания, но и значения предложения проистекает в конечном итоге из ее неспособности описать феномен субъективности. Самовыражение не может быть сведено к выражению пропозиционального знания и мнений.
Следующий момент, который необходимо отметить, это то, что Я, выражаемое агентом локуции, является продуктом его социальной и интерперсональной ролей, которые он (или она) играл в прошлом, и оно проявляет себя социально узнаваемым способом в той роли, которую он (или она) играет в контексте высказывания. Однако общество передает эти полномочия отдельным индивидам, и они составляют часть того Я, которое выражается, когда агент локуции произносит предложение в соответствующем социальном контексте.
Наряду с теми, кто доказывает, что невозможно провести четкое различие между Я, которое выражается в языке, и выражением этого Я, есть и такие ученые, особенно среди антропологов и социальных психологов, которые доказывают, что существует не одно единое Я, которое остается неизменным во всех жизненных обстоятельствах и особенно во всех ситуациях контактов с другими людьми, но, скорее, множество Я (не одна личность, но множество личностей, как настоящее Я, мое второе Я, искреннее Я и т.п.), каждое из которых является продуктом прошлого взаимодействия с другими людьми, включая, что чрезвычайно важно, прошлые диалогические, или интерлокутивные, взаимодействия: