Смекни!
smekni.com

М.А. Суслов - политический портрет (стр. 3 из 4)

Вся идеологическая жизнь в нашей стране в 70-е годы контролировалась Сусловым и его аппаратом. Конечно, при желании можно отметить некоторые успехи в разных областях науки и культуры в 70-е год. Но в целом здесь наблюдался не столько прогресс, сколько регресс, и этим мы во многом обязаны руководству Суслова. 60-е годы были временем многих перспективных начинаний в куль­туре, искусстве, общественных науках. Однако большин­ство из них не получило развития, они стали затухать уже к концу десятилетия и почти заглохли, в 70-е годы. Для интеллигенции, для всех тех, кто создает культуру страны, это было плохое Десятилетие. Никакого собствен­ного вклада ни в теорию, ни в идеологию партии не внес и сам Суслов, его творческий потенциал оказался пора­зительно ничтожным.

Можно вспомнить, пожалуй, лишь тот факт, что имен­но Суслов в одной из своих речей первым употребил по­нятие «реальный социализм», которое может быть об­разцом уклончивости и неопределенности в теории. В от­личие от термина «развитой социализм» понятие «реальный социализм» иногда употребляется и в настоящее вре­мя, но каждый вкладывает в него то содержание, какое считает нужным.

Суслову не нравилось все, что как-то поднималось над общим средним уровнем. Известно, например, что ему пришелся очень не по душе роман Вс. Кочетова «Че­го же ты хочешь?». Слишком откровенный сталинизм Кочетова шокировал Суслова. Но его крайне раздража­ли и песни В. Высоцкого, пьесы Театра на Таганке. Суслов долго не разрешал к прокату фильмы «Гараж» Э. Ряза­нова н «Калина красная» В. Шукшина. . Неизвестно, по каким соображениям Суслов долго препятствовал выхо­ду на экран и фильма Рязанова «Человек ниоткуда». Говорили, что ему просто не понравилось название кар­тины, а чиновники из кинопроката не хотели раздражать «главного идеолога». Суслов мешал публикации воспо­минании не только Жукова, но и Микояна. Но он же явно не одобрял и набирающее силу в конце 60-х годов рус­ское «почвенничество», выразителем илей которого стали некоторые публикации, в частности в журнале «Молодая гвардия». Однако и большая статья одного из ответствен­ных работников аппарата ЦК КПСС А. Н. Яковлева «Против антиисторизма.», опубликованная 15 ноября 1972 года в «Литературной газете» и критиковавшая раз­личного рода проявления «социальной патрнархальщины» и национализма, также не понравилась Суслову оп­ределенностью и самостоятельностью суждений. Хорошо зная практику, при которой для ответственных работни­ков статьи и речи составляются сотрудниками «менее от­ветственными», Суслов попросил своего помощника уз­нать, кто написал для Яковлева нашумевшую статью. Помощник вскоре доложил, что статью написал сам Яковлев. «Что он, Ленин, что ли»,— с раздражением за­метил Суслов.

Все основные решения о «диссидентах» — от выдво­рения А. И. Солженицына, ссылки А. Д. Сахарова до ареста активистов «хельсинкских групп» —принимались при учахтии Суслова.

У него в эти годы сложились хорошие отношения с художником Глазуновым. Глазунов, долгое время счи­тавшийся чуть ли не опальным художником, получил разрешение устроить огромную персональную выставку в Манеже, что очень высокая честь. Глазунов написал портрет Суслова, который тому весьма понравился. По это вовсе не означало поддержку Сусловым русофилов. Именно он еще в 1970 году организовал специальное за­седание Политбюро, которое осудило линию публика-

ций журнала «Молодая гвардия» и приняло решение о замене его редакционной коллегии.

Бесспорно, Суслов был очень опытным аппаратчиком, он умело ориентировался в коридорах власти, у негобыли крайне важные связи в военных кругах и в КГБ. Он постоянно поддерживал дружеские отношения с не­которыми известными, но далеко не лучшими представи­телями творческой интеллигенции.

Бурные события в Польше потребовали с августа 1980 года пристального внимания Суслова и вызвали у него большую тревогу. Весной 1981 года он предпринял поездку в Польшу, чтобы отговорить польский ЦК от проведения чрезвычайного съезда партии путем прямых выборов делегатов съезда. Но Суслов смог добиться лишь некоторой отсрочки в проведении съезда. По его инициативе было составлено письмо ЦК КПСС руково­дителям Польской объединенной рабочей партии. Под его руководством проводилась осторожная, но настойчи­вая борьба с так называемым «еврокоммунизмом».

В начале января 1982 года у Суслова было особенно много неотложных и важных дел. Военное положение в Польше, острая дискуссия по этому поводу с Итальян­ской коммунистической партией. Продолжавшийся спор МХАТа с Институтом марксизма-ленинизма по поводу постановки в театре пьесы М. Шатрова «Так победим!»— о последних годах жизни Ленина. В этой полемике за решением Секретариата ЦК о запрещении спектакля стояло «авторитетное мнение» Суслова. В духе времени М. Шатров опасался последующих оргвыводов — лише­ния партбилета. Чтобы спасти спектакль, Шатров и главный режиссер МХАТа О. Ефремов решили обратиться в Политбюро к Черненко, так как Брежнев болел и уже плохо ориентировался в реальной жизни. Для Чер­ненко неожиданно оказалось выгодным защитить пьесу и театр. Авторам была предоставлена возможность «улучшить свое произведение».

Кроме того, Суслову пришлось заниматься и несколь­кими делами о хищениях и коррупции, в которых оказались замешаны некоторые ответственные работники и люди с достаточно громкими фамилиями.

Суслов держался всегда дру­желюбно со всеми, даже с незначительными работника­ми своего аппарата и посетителями он неизменно здоро­вался за руку. В личной жизни был аскетичен, не стре­мился к постройке роскошных дач, не устраивал богатых приемов, не злоупотреблял спиртными напитками. Сус­лов не особенно заботился и о карьере своих детей. Его дочь Майя и сын Револий не занимали видных постов. Суслов не имел научных степеней и званий и не стре­мился к ним, как это делали Ильичев, получивший зва­ние академика, или Трапезников, который после несколь­ких провалов стал все же членом-корреспондентом Ака­демии наук СССР. Напротив, именно Суслов провел че­рез ЦК решение, которое запрещало работникам, зани­мающим видные посты в аппарате партии, домогаться каких-либо академических званий. Все это, несомненно, похвальные качества для идеологического руководителя. Можно предположить, что Суслов хорошо знал теорию марксизма-ленинизма, то есть классические тексты. Ве­роятно, этого хватило бы для хорошего преподавания общественных дисциплин, но было совершенно недоста­точно для главного идеолога партии.

Хотя Суслова именовали в некрологе «крупным теоретиком партии», на самом деле он не внес в партийную теорию ничего нового, не сказал здесь ни одного ориги­нального слова. За свою 35-летнюю деятельность на от­ветственных постах в ЦК Суслов не написал ни одной книги, и все его «сочинения» уместились в трех не слиш­ком больших томах. Но что это за сочинения? Читать их подряд невыносимо скучно, в его речах и статьях по­стоянно повторяются одни и те же выражения и идеоло­гические штампы. Суслов как будто сознательно избегает ярких мыслей и сравнений, он не употребляет шу­ток, и его речи почти никогда не сопровождаются ремар­ками («смех», «громкий смех», «движение в зале» и т. п.). Да и что мы найдем в собрании его сочинений из трех томов, изданных в 1982 году?

Его речи как секретаря Ростовского обкома и Став­ропольского крайкома — это обычные выступления рядо­вого партработника: о воспитании молодежи комсомо­лом, о долге народного учителя нести в народ свет зна­ний, о важности своевременной и хорошей обработки земли, о необходимости добровольно работать для фрон­та и храбро сражаться против фашистов.

Сделавшись ответственным работником ЦК КПСС, Суслов не сказал ничего глубокого и значительного. Добрых два десятка речей были произнесены им при вручении орденов Сара­товской, Черновицкой, Павлодарской, Ульяновской, Ле­нинградской, Тамбовской областям, городам Одессе, Брянску, Ставрополю и другим. Подобные речи обычно готовятся для оратора сотрудниками аппарата ЦК и со­ответствующего обкома. Множество таких же заранее подготовленных аппаратчиками речей Суслов произнес на съездах зарубежных компартий: французской, италь­янской, вьетнамской, индийской, монгольской, болгар­ской и других. Не отличались оригинальностью и его традиционные речи перед избирателями различных ок­ругов, от которых он баллотировался в Верховный Совет СССР и РСФСР.

Большое место в «творческом наследии» Суслова занимают юбилейные доклады и речи— в годовщины смерти или рождения Ленина, в годовщи­ны Октябрьской революции, к 70-летию II съезда РСДРПи 40-летию VII конгресса Коминтерна, к 150-летию со дня рождения Карла Маркса. Если основную речь к то­му или иному юбилею произносил Брежнев, то Суслов публиковал по этому поводу статью в журнале «Комму­нист». Не слишком интересны и доклады, которые он делал регулярно на Всесоюзных совещания идеологиче­ских работников или преподавателей общественных дис­циплин. Как правило, он всегда обходил наиболее ост­рые и злободневные вопросы. К тому же, готовя свои вы­ступления для публикации в сборниках, Суслов их тща­тельно редактировал. Он полностью убирал как восхва­ления, так и порицания Сталина или Хрущева, исключал примеры преступной деятельности Молотова и т. п.

Неудивительно, что сборники речей и статей Суслова не пользовались почти никаким спросом в книжных ма­газинах. Их первый завод в 100 тысяч экземпляров не расходился более двух лет, хотя его книги продавались в любом книжном киоске. Для СССР это очень не­большой тираж, так как в Советском Союзе было не менее миллион работников, профессионально занимающихся проблемами идеологии и общественными науками. Что касается сборника выступлений Суслова за 1977—1980 годы, то первый завод этой книги, стоившей всего 30 ко­пеек, был отпечатан в количестве 50 тысяч экземпляров. Для политической брошюры это ничтожно мало. Да и ра­зошлась она главным образом по библиотекам и.партка­бинетам. Вероятно, не более 20—30 тысяч преподавате­лей и пропагандистов истратили 2 рубля для приобрете­ния в свои личные библиотеки сборников речей и статей Суслова. Не слишком впечатляющий результат много­летней деятельности «главного идеолога» партии!