Смекни!
smekni.com

Махатма Ганди (стр. 3 из 7)

Как и многие другие индийские мыслители и политические деятели (в том числе и Джавахарлал Неру), Ганди видел в"Бхагаватгите" духовную основу своей жизни. "Чем больше я изучаю Гиту, тем больше я убеждаюсь в ее уникальности. Для меня это духовный словарь. Когда я сомневаюсь, должен или не должен я что-либо делать, я обращаюсь к ней, и до сих пор она никогда не разочаровывала меня", - писал он. Он не прекращал ее изучения всю свою жизнь и пришел к выводу, что именно в ней заложены основы ненасилия.

Из всех священных текстов, формировавших личность Ганди и его учение, "Бхагаватгита" была основной. Однако он нередко обращался и к священным книгам других религий. Большую роль сыграло в становлении его личности учение джайнов, Будды, причем Ганди никогда, по его собственным словам, "не рассматривал джайнизм и буддизм отдельно от индуизма".

Несомненное влияние оказала на него Библия. Ганди не раз говорил о сходстве многих духовных принципов Бхагаватгиты и Библии. Так, обращаясь к библейским изречениям "помоги моему неверию" и "если сколько-нибудь можешь веровать - все возможно верующему" и отмечая мудрость их внутреннего смысла, Ганди добавляет: "в Гите имеется много аналогичных высказываний".

Обращая внимание на то, что между Ветхим и Новым заветом имеются фундаментальные различия, он подчеркивал, что "хотя Ветхий завет содержит много глубоких истин, я не могу относиться к нему с тем же почтением, как к Новому завету. Я рассматриваю Новый завет как развитие учения Ветхого завета и в то же время в известном смысле как его отрицание".

Был Ганди знаком и с Кораном. "У меня никогда не было сомнения в том, чтобы рассматривать Коран как откровение, не было у меня таких сомнений ни в отношении Библии, ни в отношении Зенд Авесты, ни в отношении Грант Сахеба, ни в отношении какого-либо другого подлинного писания, - замечал он. - Откровение не является исключительной собственностью какой-либо одной нации или племени". Определяющим для его мировоззрения было убеждение в том, что каждая из священных книг была "наилучшей для своего места и своей страны".

Религиозные тексты играли огромную роль в формировании духовности Ганди. В самых различных жизненных ситуациях, на разных этапах своей деятельности он всегда обращался прежде всего к священным источникам. Что касается индийских проповедников и реформаторов XVII-XIX вв., таких, как Нанак, Кабир, Рамакришна, то многие их откровения Ганди ставил наравне с древними священными текстами. К взглядам же современных ему религиозных деятелей, интерпретаторов и популяризаторов религиозных текстов Ганди

относился весьма сдержанно и нередко отмечал склонность многих из них к догматизму и схематизму. Не случайно он писал, что "находится в поисках гуру" (учителя), но никого не может из современников "назвать своим гуру в религиозных исканиях".

Однако троих своих современников он выделяет как особенно близких ему духовно и нередко называет своими учителями. Один из них был его соотечественником, как и он, гуджаратцем, другой - россиянином, третий - представителем западной культуры. "Три современника оказали реальное влияние на мою жизнь: Райчандбхай - непосредственным общением со мной, Толстой - своей книгой "Царство божие внутри нас" и Раскин - книгой "У

последней черты", - писал Ганди.

Раджачандра Равджибхаи, или, как, называл его Ганди, Райчандбхай (1868- 1901) был известным поэтом-мистиком. В то же время он принадлежал к гуджаратским деловым кругам. Однако Ганди привлекала не деловая активность и даже не поэтическое творчество Райчандбхаи, а "его глубокое знание Священного писания, безупречность характера и горячее стремление к самопознанию". Ганди называл его "подлинным искателем истины", что было в

его устах самой высокой похвалой. По словам Ганди, именно Райчандбхаи позволил ему понять истинную сущность индуизма; помог ему осознать, что человек не может быть свободен, не

освободив себя от привязанностей к земным благам и не овладев искусством самоконтроля. Под его влиянием Ганди пришел к выводу, что "человек, полностью преданный своей дхарме и совершенно свободный от привязанностей (к земным благам), лучше всего может сосредоточить все свои усилия на деле, которому он в данный момент служит".

О влиянии Л.Н.Толстого на Ганди неоднократно писалось в литературе. Утверждалось даже, что идею ненасилия Ганди заимствовал у Л.Н.Толстого. Разумеется, это не так. Сам Ганди писал: "Толстой укрепил мою любовь к ненасилию". Тем не менее в становлении Махатмы Толстой действительно занимает особое место.

В книге "Сатьяграха в Южной Азии" и в автобиографии Ганди подробно описал события, благодаря которым завязалась его переписка с великим русским мыслителем. По его словам, он знал об учении Толстого о ненасилии задолго до начала этой переписки и воспринял многие его идеи. Решающим было влияние книги Толстого "Царство божие внутри нас". "Перед независимым мышлением, глубокой нравственностью и правдивостью этой книги, казалось, потускнели все другие", - вспоминал Ганди.В первом письме Толстому (1 октября 1909 г.), обращая его внимание на тяжелое положение индийцев в Южной Африке и на свое стремление добиться отмены несправедливых законов, Ганди писал: "Борьба еще продолжается и неизвестно, когда закончится, но она показала, по крайней мере некоторым из нас, что ненасильственное сопротивление может и должно победить там, где грубое насилие бессильно". В этом письме Ганди попросил у Толстого разрешения распространить среди индийцев в Южной Африке его нашумевшее в то время "Письмо к индусу".

Толстой, который до этого письма Ганди ничего не слышал о нем, сразу почувствовал в нем своего единомышленника. Переписка их не прекращалась до дня смерти великого русского писателя. Ганди посылает Толстому свое предисловие к его "Письму к индусу" и книгу "Самоуправление Индии". Толстой высоко отозвался об этой книге, назвал Ганди "индусским мыслителем" и "борцом против английского господства", а в письме к В.Г. Черткову (22 апреля 1910 г.) писал: "Очень он близкий нам, мне человек". Сам же Ганди на протяжении всей жизни считал себя единомышленником Толстого. Об этом говорится в беседах Ганди с его первым биографом Джозефом И. Доком, в его предисловии к "Письму к индусу" Толстого, в его

автобиографии, в письмах и выступлениях. В список книг, которые Ганди рекомендовал читать юношеству, он включил трактаты Толстого: "Так что же нам делать", "Что такое искусство" и "Царство божие внутри нас". В 1921 г. на вопрос одного из корреспондентов о его отношении к графу Толстому Ганди на страницах своего еженедельника "Янг Индиа" ответил: "Отношение преданного почитателя, который многим обязан ему в жизни". На закате жизни, в 1942 г., Ганди вновь публично подтвердил: "Россия дала мне в лице Толстого учителя, который представил рациональную основу моего ненасилия".

В то же время Ганди не раз обращал внимание на то, что он разделяет далеко не все идеи Толстого. Главное, по его словам, заключалось не в том, что великий русский писатель научил его чему-то принципиально новому, а в том, что он укрепил его собственную веру в силу добра в борьбе со злом. В предисловии к публикации перевода "Письма к индусу" Толстого Ганди писал: "Не обязательно принимать все, что говорит Толстой - некоторые из его

положений сформулированы недостаточно точно. Но надо ясно представить себе основную, главную истину, на которой зиждится его обвинение современной системы. Истина эта заключается в том, чтобы понять и положить в основу своих действий непреодолимую власть души над телом, неотразимую власть любви, которая является свойством души, над грубой силой, порождаемой в нас возбуждением дурных страстей. В том, что проповедует Толстой, нет

ничего нового. Но его трактовка старой истины свежа и действенна. Его логика неопровержима. И, самое главное, он пытается осуществить в жизни то, что он проповедует. Он проповедует, чтобы убедить".

Ганди привлекало то, что Толстой пропагандирует истины ненасилия, трудовой жизни, самоконтроля, созвучные основным принципам индуизма - ахимса (непричинение зла живущим), яджна (работа во имя хлеба насущного) и йога (управление своей душой и своим телом), и то, что Толстой связывает постижение этих истин с таким понятием, как совесть. В индийских языках нет слова, идентичного слову "совесть", но, подчеркивал Ганди, призывы

Толстого прислушиваться к голосу совести созвучны изречениям древнеиндийских текстов о необходимости "иметь внутренний слух, чтобы слушать, внутренний голос и внутреннее зрение и воспитывать в себе самоконтроль, чтобы иметь все это" [30].

Если Райчандбхаи помог Ганди прийти к сыгравшему такую большую роль в его жизни выводу о том, что принципы индуизма укрепляют позиции человека в жизни и в борьбе за свои права, то Лев Толстой убедил его в том, что эти принципы имеют общечеловеческое звучание.

Что касается Д.Раскина, то социально-политические утопические идеи этого английского публициста и теоретика искусства были в первое десятилетие XX в. созвучны многим идеям Толстого и Ганди. Книга Раскина "У последней черты", которую Ганди перевел на гуджарати, помогла ему сформулировать принципы всеобщего блага - сарводайя - и необходимости для каждого человека зарабатывать себе на жизнь трудом, и прежде всего трудом физическим. В "Автобиографии" Ганди-писал: "Основные положения книги Раскина сводятся, как я понял, к следующему: благо отдельного человека в благе всех... у всех одинаковое право зарабатывать трудом себе на пропитание... Жить стоит только трудовой жизнью, какова жизнь земледельца