Уже с осени 1846 года Шопен не бывает в Ноане, где Жорж Санд проводит большую часть времени, а вскоре происходит полный и окончательный разрыв. Шопен так и не смог оправиться от этих жестоких ударов. Обострилась болезнь легких, которой Шопен страдал с юных лет. Последние два года композитор почти ничего не писал. Средства его иссякли.Хрупкий организм Шопена, подтачиваемый душевными страданиями, надломлен, но превозмогая себя, он по-прежнему дает многочисленные уроки и даже начинает вновь выступать на концертах.
Последние годы Шопена, по собственным словам, смертельно раненного своей привязанностью, - самые печальные в его жизни.
Чтобы поправить свое тяжелое материальное положение, Шопен предпринял поездку в в Англию и Шотландию по приглашению английских друзей. Собрав последние силы, больной, он дает там концерты, уроки.После нескольких выступлений в Лондоне по приглашению своих учениц, “милых шотландок”, Шопен направился в Шотландию. “Я здесь наслаждаюсь (физически) полнейшим покоем и прекрасными шотландскими песнями”, - пишет он. С большим интересом слушает Шопен народные шотландские песни в исполнении известной шведской певицы Женни Линд, посещает старинные английские замки. Восторженный прием вначале радует его, вселяет бодрость.
28 августа состоялся его первый концерт в Манчестере, через некоторое время в Глазго, затем в начале октября в Эдинбурге, а 31 октября Шопен возвратился в Лондон. Cырой климат Англии быстро оказал свое губительное действие. Беспокойная жизнь, полная светских, часто пустых и бессодержательных развлечений, начала утомлять его. Письма Шопена из Лондона отражают его мрачное настроение, а нередко и страдание. ”Я же ни беспокоиться, ни радоваться уже не в состоянии - совсем перестал что-либо чувствовать - только прозябаю и жду, чтобы это поскорее кончилось”, - писал он одному из своих друзей. Обессиленный болезнью, но движимый патриотическим чувством, он выступил на ежегодном польском балу, устроенном 16 ноября 1848 года. Это было последнеепоявление Шопена перед публикой.
В конце ноября Шопен вернулся в Париж. Оставшийся год жизни был медленным угасанием. Последнюю радость Шопену доставил приезд сестры Людвики, которая неотлучно оставалась подле него до самого конца. В ночь с 16 на 17 октября 1849 года Шопена не стало. Он скончался в от туберкулёза на руках своей сестры. и был похоронен не кладбище Пер-Лашез рядом с могилой своего друга Беллини. В торжественных похоронах приняли участие лучшие артисты Парижа. Был исполнен Реквием Моцарта, в котором партии соло пели Виардо и Лаблаш. Специально был оркестрован и исполнен похоронный марш Шопена, а один из видных французских органистов проникновенно сыграл на органе прелюдии Шопена - h-moll и e-moll. В могилу Шопена высыпали горсть польской земли из кубка, преподнесенного друзьями при прощании его с родиной.“Даже самая стоическая античность не знала примера более прекрасной смерти...”, - писал Гжимала вскоре после его кончины. Согласно воле композитора, его сердце было перевезено сестрой в Варшаву и захоронено в подземелье костела св. Креста; в 1879 году оно было замуровано в одной из колонн этого храма, на которой сооружена доска с надписью: "Фридерику Шопену - соотечественники". Во время фашистского нашествия польские патриоты спрятали драгоценный сосуд. После освобождения Польши Советской Армией в 1945 году в день годовщины смерти Шопена его сердце было возвращено родной стране.
Шопен был одной из ярчайших творческих индивидуальностей в истории не только музыки, но и всей мировой культуры. Он сознательно посвятил себя только фортепианному творчеству, не писал ни опер, ни симфоний. Но он впервые превратил фортепианную музыку в столь самостоятельное мощное художественное царство.
Шопеновские баллады и сонаты, скерцо и фантазия - подобно крупным органным творениям И. С. Баха - своеобразные симфонии, а какая-либо двухстрочная прелюдия или мазурка по глубине замысла и выраженного чувства перерастает в большую поэму, волнующую драму.
Основой выразительности музыки Шопена является мелодия. По редкому мелодическому дару Шопена можно сравнить только с Моцартом и Чайковским. Шопен является одним из величайших мелодистов мира, крупнейшим новатором, создателем оригинальных музыкальных жанров и форм.
Творчество Шопена - это огромный мир необыкновенной красоты. Слушая его забываешь о том, что слушаешь всего один инструмент - фортепиано. Перед тобой открываются безграничные просторы, распахиваются окна в неведомые дали, полные тайн и приключений. И очень хочется, чтобы этот новый, вновь открывшийся мир, не покидал тебя уже никогда.
Творческое наследие Шопена
Один из лучших пианистов своего времени, Шопен писал практически исключительно фортепьянную музыку. Его наследие включает два концерта, ряд камерных сочинений с участием фортепьяно и сочинения для сольного фортепьяно: три сонаты, четыре баллады, четыре скерцо, 27 этюдов, 21 ноктюрн, более 20 прелюдий, мазурки, вальсы, полонезы и другие многочисленные произведения.
К крупнейшим по масштабам сочинениям Шопена относятся концерты, в которых основная роль принадлежит фортепьяно, оркестру отводится довольно скромное место. Кристиан Цимерман (р. 1956) в 1975 году победил на сложнейшем конкурсе им. Шопена в Варшаве, став самым молодым победителем за всю историю конкурса и получив, помимо главного, призы за исполнение сонат, полонезов и мазурок. Блестящее исполнение концертов, первый из которых записан "в живую" во время выступления в Лос-Анжелосе в 1978 году.
Из сонат Шопена наиболее значительны вторая и третья, написанные в годы расцвета творческих сил. Третья часть второй сонаты Шопена - траурный марш, известный в многочисленных оркестровых переложениях.
Шопен первым ввел жанр баллады, широко распространенный в вокальной музыке, в музыку инструментальную. Четыре его баллады - это масштабные, многоплановые пьесы. Много общих c ними черт имеет фантазия, op. 49. Баркаролла более изящная, утонченная, без драматических контрастов.
Ноктюрны являются самым поэтичным произведениями Шопена. Глубина мысли, разнообразие настроений, богатство мелодики ставят эти произведения особняком в жанре фортепьянного ноктюрна, созданного Джоном Филдом. Интерпретация Артура Рубинштейна из тех, что остаются навсегда в сокровищнице мирового пианизма, поражая слушателя изяществом и благородством. Студийная запись была сделана в 1965 году в Риме.
Родоночальником жанра фортепьянного этюда принято считать композитора Муцио Клементи (1752-1832), который предназначал свои этюды для развития пианистической техники у молодых музыкантов. Листу и Шопену удалось превратить этюд из технически сложной, виртуозной, но зачастую пустоватой, пьесы в полноценное художественное произведение.
Владимир Ашкенази - один из самых известных исполнителей Шопена. Ему замечательно удается донести до слушателя все многообразие и техническое изящество шопеновских этюдов.
Диск, выпущенный отечественной фирмой "Мелодия" сохранил для нас исполнение сонаты Шопена с участием выдающегося виолончелиста Даниила Шафрана.
Приложение №1
Игорь Северянин 1887-1941
"МЕДАЛЬОНЫ"(Белград, 1934)
Шопен
Кто в кружева вспененные Шопена,
Благоуханные, не погружал
Своей души? Кто слаже не дрожал,
Когда кипит в отливе лунном пена?
Кто не склонял колени — и колена! —
Пред той, кто выглядит, как идеал,
Чей непостижный облик трепетал
В сетях его приманчивого плена?
То воздуха не самого ли вздох?
Из всех богов наибожайший бог —
Бог музыки — в его вселился opus,
Где все и вся почти из ничего,
Где все объемны промельки его,
Как на оси вращающийся глобус!
1926
Приложение №2
Шопен "Шопениана"
Хореографическая композиция в одном акте
сюита пьес для фортепиано в оркестровке Александра Глазунова и Мориса Келлера Сценарий: Михаил Фокин
Хореография: Михаил Фокин
Возобновление Агриппины Вагановой
Декорации по эскизам Ореста Аллегри
Премьера: 8 марта 1908 года, Мариинский театр, Петербург
Идет в редакции Агриппины Вагановой 1931 года
Приложение № 3
Борис Пастернак. Шопен
1.
Легко быть реалистом в живописи, искусстве, зрительно обращенном квнешнему миру. Но что значит реализм в музыке? Нигде условность иуклончивость не прощаются так, как в ней, ни одна область творчества неовеяна так духом романтизма, этого всегда удающегося, потому что ничем неПроверяемого, начала произвольности. И, однако, и тут все зиждется наисключениях. Их множество, и они составляют историю музыки. Есть, однако,еще исключения из исключений. Их два - Бах и Шопен. Эти главные столпы и создатели инструментальной музыки не кажутся намгероями вымысла, фантастическими фигурами. Это - олицетворенныедостоверности в своем собственном платье. Их музыка изобилует подробностямии производит впечатление летописи их жизни. Действительность больше, чем укого-либо другого, проступает у них наружу сквозь звук. Говоря о реализме в музыке, мы вовсе не имеем в виду иллюстративногоначала музыки, оперной или программной. Речь совсем об ином. Везде, в любом искусстве, реализм представляет, по-видимому, неотдельное направление, но составляет особый градус искусства, высшую ступеньавторской точности. Реализм есть, вероятно, та решающая мера творческойдетализации, которой от художника не требуют ни общие правила эстетики, нисовременные ему слушатели и зрители. Именно здесь останавливается всегдаискусство романтизма и этим удовлетворяется. Как мало нужно для егопроцветания! В его распоряжении ходульный пафос, ложная глубина и наиграннаяумильность,- все формы искусственности к его услугам. Совсем в ином положении художник реалист. Его деятельность - крест ипредопределение. Ни тени вольничания, никакой блажи. Ему ли играть иразвлекаться, когда его будущность сама играет им, когда он ее игрушка! И прежде всего. Что делает художника реалистом, что его создает? Ранняявпечатлительность в детстве,- думается нам,- и своевременнаядобросовестность в зрелости. Именно эти две силы сажают его за работу,романтическому художнику неведомую и для него необязательную. Егособственные воспоминания гонят его в область технических открытий,необходимых для их воспроизведения. Художественный реализм, как нам кажется,есть глубина биографического отпечатка, ставшего главной движущей силойхудожника и толкающего его на новаторство и оригинальность. Шопен реалист в том же самом смысле, как Лев Толстой. Его творчествонасквозь оригинально не из несходства с соперниками, а из сходства снатурою, с которой он писал. Оно всегда биографично не из эгоцентризма, апотому, что, подобно остальным великим реалистам, Шопен смотрел на своюжизнь как на орудие познания всякой жизни на свете и вел именно этотрасточительно-личный и нерасчетливо-одинокий род существования.
2.
Главным средством выражения, языком, которым у Шопена изложено все, чтоон хотел сказать, была его мелодия, наиболее неподдельная и могущественнаяиз всех, какие мы знаем. Это не короткий, куплетно возвращающийсямелодический мотив, не повторение оперной арии, без конца выделывающейголосом одно и то же, это поступательно развивающаяся мысль, подобная ходуприковывающей повести или содержанию исторически важного сообщения. Онамогущественна не только в смысле своего действия на нас. Могущественна она ив том смысле, что черты ее деспотизма испытал Шопен на себе самом, следуя вее гармонизации и отделке за всеми тонкостями и изворотами этоготребовательного и покоряющего образования. Например, тема третьего, E-dur-ного этюда доставила бы автору славулучших песенных собраний Шумана и при более общих и умеренных разрешениях.Но нет! Для Шопена эта мелодия была представительницей действительности, заней стоял какой-то реальный образ или случай (однажды, когда его любимыйученик играл эту вещь, Шопен поднял вверху сжатые руки с восклицанием: "О,моя родина!"), и вот, умножая до изнеможения проходящие и модуляции,приходилось до последнего полутона перебирать секунды и терции среднегоголоса, чтобы остаться верным всем журчаньям и переливам этой подмывающейтемы, этого прообраза, чтобы не уклониться от правды. Или в gis-moll-ном, восемнадцатом этюде в терцию с зимней дорогой (этосодержание чаще приписывают С-dur-ному этюду, седьмому) настроение, подобноеэлегизму Шуберта, могло быть достигнуто с меньшими затратами. Но нет!Выраженью подлежало не только нырянье по ухабам саней, но стрелу пути всевремя перечеркивали вкось плывущие белые хлопья, а под другим угломпересекал свинцовый черный горизонт, и этот кропотливый узор разлуки могпередать только такой, хроматически мелькающий с пропаданьями, омертвелозвенящий, замирающий минор. Или в баркароле впечатление, сходное с "Песнью венецианскогогондольера" Мендельсона, можно было получить более скромными средствами, итогда именно это была бы та поэтическая приблизительность, которую обычносвязываешь с такими заглавиями. Но нет! Маслянисто круглились и разбегалисьогни набережной в черной выгибающейся воде, сталкивались волны, люди, речи илодки, и для того, чтобы это запечатлеть, сама баркарола вся, как есть, совсеми твоими арпеджиями, трелями и форшлагами, должна была, как цельныйбассейн, ходить вверх и вниз, и взлетать, и шлепаться на своем органномпункте, глухо оглашаемая мажорно минорными содроганиями своей гармоническойстихии. Всегда перед глазами души (а это и есть слух) какая-то модель, ккоторой надо приблизиться, вслушиваясь, совершенствуясь и отбирая. Оттоготакой стук капель в Des-dur-ной прелюдии, оттого наскакивает кавалерийскийэскадрон эстрады на слушателя в As-dur-ном полонезе, оттого низвергаютсяводопады на горную дорогу в последней части h-moll-ной сонаты, оттогонечаянно распахивается окно в усадьбе во время ночной бури в середине тихогои безмятежного F-dur-ного ноктюрна.
3.
Шопен ездил, концертировал, полжизни прожил в Париже. Его многие знали.О нем есть свидетельства таких выдающихся людей, как Генрих Гейне, Шуман,Жорж Санд, Делакруа, Лист и Берлиоз. В этих отзывах много ценного, но ещебольше разговоров об ундинах, эоловых арфах и влюбленных пери, которыедолжны дать нам представление о сочинениях Шопена, манере его игры, егооблике и характере. До чего превратно и несообразно выражает подчас своивосторги человечество! Всего меньше русалок и саламандр было в этомчеловеке, и, наоборот, сплошным роем романтических мотыльков и эльфов кишеливокруг него великосветские гостиные, когда, поднимаясь из-за рояля, онпроходил через их расступающийся строй, феноменально определенный,гениальный, сдержанно-насмешливый и до смерти утомленный писанием по ночам идневными занятиями с учениками. Говорят, что часто после таких вечеров,чтобы вывести общество из оцепенения, в которое его погружали этиимпровизации, Шопен незаметно прокрадывался в переднюю к какому-нибудьзеркалу, приводил в беспорядок галстук и волосы и, вернувшись в гостиную сизмененной внешностью, начинал изображать смешные номера с текстом своегосочинения - знатного английского путешественника, восторженную парижанку,бедного старика еврея. Очевидно, большой трагический дар немыслим безчувства объективности, а чувство объективности не обходится без мимическойжилки. Замечательно, что куда ни уводит нас Шопен и что нам ни показывает, мывсегда отдаемся его вымыслам без насилия над чувством уместности, безумственной неловкости. Все его бури и драмы близко касаются нас, они могутслучиться в век железных дорог и телеграфа. Даже когда в фантазии, частиполонезов и в балладах выступает мир легендарный, сюжетно отчасти связанныйс Мицкевичем и Словацким, то и тут нити какого-то правдоподобияпротягиваются от него к современному человеку. Это рыцарские преданья вобработке Мишле или Пушкина, а не косматая голоногая сказка в рогатом шлеме.Особенно велика печать этой серьезности на самом шопеновском в Шопене - наего этюдах. Этюды Шопена, названные техническими руководствами, скорее изучения,чем учебники. Это музыкально изложенные исследования по теории детства иотдельные главы фортепианного введения к смерти (поразительно, что половинуиз них писал человек двадцати лет), и они скорее обучают истории, строениювселенной и еще чему бы то ни было более далекому и общему, чем игре нарояле. Значение Шопена шире музыки. Его деятельность кажется нам еевторичным открытием.
1945