17 Сказав это, мы, конечно же, не должны забывать, что последних не интересовала идея "биографического" и, тем самым, жизнь с ее временем.
18 При этом я учитываю, что гегелевская "Феноменология духа" категорически не допускает такой позиции, и что сама идея стороннего наблюдателя мифа не менее мифологична, чем рассматриваемый миф.
19 "История есть трансценденция... Это - „диалектическое подавление" Человека, отрицающего себя (как данное, естественное) и в то же время сохраняющего себя (как человеческое существо), то есть сублимирующего себя своим сохраняющим самоотрицанием. И это "диалектическое движение" предполагает и подразумевает конечность того, что „движется", то есть смерть человека, создающего Историю". A. Kojève. Introduction à la lecture de Hegel, p. 559.
20 Там же, с. 552.
21 Гегелевский Geist не может постулироваться, если одновременно и отдельно не постулируется Знатель. Они просто не могут существовать в созерцании друг без друга. Отсюда следует необходимость антропологии; Абсолют нуждается в том, чтобы пониматься как "Он", в то время как в "Бхагавадгите" и "Упанишадах" Абсолют - это "То". Но Абсолют у Гегеля не может полагаться, не будучи сам по себе "знаемым", в то время как в "Бхагавадгите" он непознаваем. То, что Знающий - это Человек, совершенно обязательно для Гегеля и случайно для " Бхагавадгиты".
22 Тем не менее, эта субъективность имеет и противоположную сторону. Ведь для Гегеля, как и для Кожева, все, о чем они говорят, должно было, так или иначе, быть тем, что произошло сейчас, произошло уже и происходит еще. Это и есть история, единственная в своем роде. Это подразумевает трехактную пьесу: акт первый - самосознание человека и признание его самосознания другим человеком; затем продолжение - смертельная борьба за признание, и ее конец с самореализацией Духа в последнем философе и первом Знающем, Гегеле, и Всемирном признании, персонифицированном в Наполеоне. "Единственная в своем роде" - потому что Гегель есть точка конца истории, и Кожев - единственный свидетель этого события в глазах постисторической эпохи.
23 В самом деле, достаточно взглянуть на такие современные клише, как "последняя война", "конец культуры", "конец человеческой цивилизации", или такие самообозначения, как "постмодернизм", "постструктурализм", "постмарксизм", "деконструктивизм", "постэдипность" и другие, чтобы увидеть в них не более чем термины, с помощью которых человек XX века помещает себя субъективно на границе того или иного контекста "своей ситуации", не осознавая объективно мифологического характера этого "самопомещения".
24 Это, конечно же, не означает, что картина мира с неоднородным временем была бы менее мифологична.
25 Такое выделение и фрагментирование - не типичный метод исследователя мифологии, а скорее спонтанное направление, которому философ дает свободный ход, когда он вовлекается в мифологию. Он ставит перед собой задачу денатурализировать содержание (сюжет) текста, извлекая из него все, чего не было в нем от традиции (См.: W. Benjamin. Illuminations.., pp. 40-41; 44-49). Сама эта работа является, с одной стороны, актуализацией этого содержания в сознании, что делает его настоящим и вне-временным, а с другой - позволяет сознанию вернуться с этим содержанием назад к традиции и рассматривать ее с точки зрения ее собственных "вневременных" элементов.
* В лингвистике шифтером называется изменчивая, перемещающаяся позиция, зависящая от сдвига наблюдения. - Прим. перев.