Смекни!
smekni.com

Особенности взаимодействия актера и зрителя (стр. 7 из 8)

Наталья Гундарева - актриса театра имени Владимира Маяковского как-то в интервью газете «Труд», сказала: «А до театра ли нам вообще?! В эти самые непростые времена, в самой театральной из стран. Именно так! И в театрах между тем всё равно плачут и смеются зрители. Люди хотят ходить в театр. Тринадцатый сезон смотрят у нас «Леди Макбет Мценского уезда» и плачут. Если им нужны эти слезы, значит, нужен и театр. Да, на «Леди Макбет» зал полон. Со своего места на сцене я имею возможность видеть зал целиком. И все актеры обычно меня спрашивают: «Наташа, есть на балконе зритель?» «Есть», - отвечаю. «И на первом ярусе есть?» - «И на первом ярусе». Но это сегодня. Я не знаю, что будет завтра. Да и никто, наверное, не знает. Но что бы ни произошло в жизни, мы тотчас услышим это со сцены театра.

Театр не должен быть отражением жизни. Когда жизнь насильственно поселяют на сцене театров, зрители из зала убегают. Люди спешат в театр, чтобы видеть красоту, даже если идет «Гамлет» с пятью убийствами - это все равно благородные, высокие, красивые чувства. Поэтому, я убеждена: театр - это театр, а жизнь - это жизнь».

О театре говорят много и все, плохое и хорошее, пытаются помочь, поддержать этот самый театр «на плаву» не смотря на то, что советский драматический театр серьёзно и тяжело болен, он в состоянии полураспада. Так считает Сергей Юрьевич Юрский - . «Появились мутанты. Театром стала ресторанная эстрада, показ мод, стриптиз, монологи конферансье, рок-ансамбль, цирковая клоунада, выступления спортсменов-профессионалов, забавы затейника, парковый аттракцион - все, все называет себя театром. Значит, это лестно - быть театром.

Мутанты обставляются всеми внешними признаками театра. Иногда, на волне успеха, они самодовольно говорят: «Мы новый театр, старый умер, он родил нас, мы взяли от него все лучшее, и пошли дальше. Мы уже далеко». И зрители тоже бегут к мутантам, забывая прежние привязанности. Зритель сам становится мутантом. Звезды вспыхивают и гаснут, сменяют друг друга с большой скоростью. И в этом вихре вдруг... иногда... из воспоминаний, из полузабытых детских впечатлений, из рассказов родителей, знакомых, случайных встречных, как живой, возникает образ того, что есть настоящий театр: с актерами, артистами, обладающими непонятным даром перевоплощения — превращения в другого человека.

Высокая волна драматического театра уже прошла. Не так далеко это время, и все же далеко. Почти все знаменитости кино были театральными актерами. Они могли подтвердить свою профессиональную состоятельность, способностью прямого общения, умением владеть зрительным залом, воздействовали искусством: их работой было создание образов», - это мнение Сергея Юрского, одного из известнейших и профессиональных людей театра.

«Мне кажется, - пишет Марк Розовский, - что зритель, который сидит сегодня в зале, в чем-то такой же, каким был, вероятно, в начале 20-х годов, а в какой-то степени такой же, каким он был в конце 50-х — начале 60-х, когда в жизнь театра стало включаться новое поколение интеллигенции. В культуре мы имеем дело с медленным вырождением, иссушением театра. Я не считаю, что публика - дура. Публика, которая ходит в мой театр - не дура. А публика, которая ходит на «голубые» спектакли, поставленные по Чехову, режиссер которых говорит о любви между Соленым и Тузебахом, - вероятно, не очень умна. Такие спектакли мне малоинтересны. У меня волосы встают дыбом - я не хочу смотреть такого Чехова. И не буду смотреть. Думаю, что ваши и мои дети тоже не должны смотреть такого Чехова. Я не говорю лично о коллегах и не оцениваю качества их трудов, - я уважаю всех. Для того, чтобы судить, не обязательно видеть: мне достаточно отзывов. Не хочу видеть такое. А кто - то, видимо, хочет - это его право. Зрителю предлагаются заменители, суррогаты, опусы не выстраданного авангарда, а некое подобие чего-то такого, что, якобы, из себя что-то представляет. И зритель, как голодная рыбка, мало что видевшая, клюет на эту наживку. Они платят деньги, театры приглашают, они заполняют залы, потом плюются...

Я не очень понимаю разделение искусства на «коммерческое» и «некоммерческое» - есть искусство, а есть неискусство. Наш театр - для избранных, и вся прелесть в том, что этими избранными могут быть все. Массовая культура - антикультура, средство оболванивания. Благодаря массовой культуре происходит большая деформация зрительского сознания. Благодаря огромным деньгам, которые в нее вкладываются, благодаря тому, что называют «шоу-бизнесом», массовая культура медленно, но верно приучила всех к мысли: она-то и есть то самое искусство, которое людям необходимо. Между тем, когда после «Дяди Вани» незнакомый зритель хватает меня за локоть и говорит: «Спасибо вам, сегодня я побывал в раю», - для меня это дороже всех рецензий во всех лощеных журналах вместе взятых».

Удовлетворены ли творцы зрителем? Однозначно ответить трудно. Все зависит, наверное, от театра и даже от спектакля. Если режиссер с актерами не сумели увлечь публику — значит, подскажет нам «обратная связь», виноваты они сами, их театр.

Без сомнения, есть определенный процент публики, не лучшим образом подготовленной к восприятию те­атра. Зачастую зрителя портит нехудожественная про­дукция, которую он «поглощает». Но, как в музыке, когда порой понимаешь произведение лишь с третьего раза, так и в сценическом искусстве можно научиться языку театра и воспитать в себе стремление к свобод­ному владению им.

Наталья Триблех уже многие годы является актрисой Театра Киноактера, и она просто обожает своего зрителя. «Публика у нас удивительная! Постоянная, благодарная: даже, летом, театр полон, а в финале каждого спектакля актеров регулярно задаривают цветами... И это совсем не премьерные, а уже какие-нибудь сотые показы! У нас, с самого начала существования театра, сразу же появилась своя, очень верная и доброжелательная публика. Я знаю людей, которые смотрят любимые спектакли и по десять, и по пятнадцать раз. Поддержку таких зрителей ощущаешь просто физически. Иной раз идешь на спектакль больная, разбитая, а то и с температурой, в метро еле волочишь ноги... И вот начинается спектакль... Первый акт преодолеваю еще с трудом, потом начинаю чувствовать, что откуда-то берутся силы, а уж к финалу все - я абсолютно здорова! Без этой тесной связи со зрителем сделать на сцене что-то стоящее практически невозможно. Хотя иногда бывает публика с отрицательным настроем - играешь и чувствуешь: какой сегодня тяжелый зал! Но мы и такой, казалось бы, непробиваемый зал, в конце концов, раскручиваем - за счет своих жил, что называется... Чаще все же наша публика бывает отзывчивой и благодарной. Мы заводим зрителей, а они своими положительными эмоциями – нас. Для актера успех - признание публики. Именно она расставляет все и всех на свои места. Удивить, увлечь нынешних избалованных всевозможными зрелищами зрителей - дорогого стоит».

На вопрос: чувствуете ли вы зал, и оказывает ли он на вас обратное воздействие, самый скандальный московский режиссер Роман Виктюк, ответил: «Конечно, и очень сильное. Зал - это всегда очень сложно. И по разному сложно. В разных залах ты затрагиваешь разные центры: когда зал нужно поднять, то ты это делаешь физически, когда он уже летит вместе с тобой, тогда и ты существуешь по-другому. Это все и сложно, и, в то же время очень интересно: это почти что ругаться с залом, что любить его».

Театр Виктюка - режиссёрский театр. Именно поэтому его имя вынесено в название театра, оно притягивает публику. Если использовать язык зрителя, то можно сказать, что он идёт “на Виктюка”, вне зависимости от того, в каком театре показывается спектакль.

По мнению Виктюка, Москва является самым холодным городом. Самая сдержанная, самая снобистски настроенная - это московская публика. Информационного голода у московского зрителя нет, да и не какого голода у московского зрителя нет - может именно из-за отсутствия этого голода, они спокойно садятся и спокойно смотрят, и мало кого можно оторвать от спинки стула.

А что же зритель, который живет в глубинке? Неужели он так же похож на московского зрителя? Этот вопрос задавался журналистами Сергею Юрскому.

«В Нижний Новгород, Петербург, Екатеринбург, или еще десятки других городов, - уже столько лет я предъявляю им свои концертные программы, спектакли, мы объехали еще 48 городов России со спектаклем "Железный класс", около 30 городов со спектаклем "Стулья" в течение многих лет. Мы же приезжаем на гастроли в один город, и играем в нем один или два спектакля. Значит, это особый слой, интеллигентный слой, театральный слой, который ходит, зная на что. Иногда бывает, что приходят на "Стулья" посмотреть тетю Шуру и дядю Митю из фильма "Любовь и голуби". Я радуюсь таким людям, потому что я очень люблю этот фильм. Но они получают нечто другое. В следующий раз либо они совсем не придут, либо придут, уже зная, что они будут смотреть нечто другое.

То, что пока что зрителей достаточное количество, это величайшая моя радость, которая и заставляет меня говорить, что уныния нынче во мне нет. Если уйдет зритель, да, придется быть унылым».

Другое мнение на счет зрителя высказывают драматург Олег Богаев и композитор Олег Пайдербин. Долгое время они жили в Германии и сотрудничали с немецкими драматическими театрами, говорят, что немецкий зритель более благодарен, нежели российский. Он никогда не станет громко говорить во время представления, пить пиво и шуршать пакетами из-под чипсов, не заснёт во время спектакля, даже если ему стало не интересно. А у нас в России, по их словам, может прийти критик на премьеру и уснуть в первом ряду, на глазах у актеров. Потом он проснется, и будет говорить о спектакле. Точно говорить, что самое поразительное! Наш зритель еще ни насытился видео, домашним кинотеатром, компьютерными играми, дискоклубами, ресторанами, а немецкий зритель уже насытились. И вернулся в театр.