Смекни!
smekni.com

Франсиско Гойя Семья короля Карла IV (стр. 2 из 7)

Вернулся Гойя в 1771 году. По дороге, в Парме, он получил вторую премию на конкурсе местной академии по заданной теме «Ганнибал устремляет взгляд на Италию с высоты Альпийских гор».

Вскоре по своем возвращении на родину Гойя получил заказ расписать своды церкви Вирхен дель Пилар в Сарагосе, которая в то время была значительно увеличена ввиду постоянно возраставшего наплыва паломников, сходившихся в Сарагосу на поклонение чудотворному столпу, на котором Богородица явилась св. Иакову, Как этот, так и последовавший за ним, в 1772—1774 годах, цикл фресок, исполненный Гойей в Картезианском монастыре Aula Dei, указывают сильную зависимость Гойи от нарядного, чисто декоративного стиля Тьеполо, но не представляют в художественном отношении чего-либо значительного, Это безличные, ординарные работы, какими покрывались в те времена бесчисленные церкви по всей Европе. Лишь в редких кусках виднеется рука мастера и прорывается нервность более высокого порядка,

В 1775 году мы застаем Гойю в Мадриде, уже женатым на Хосефе Байэу, сестре придворного живописца, бывшего товарища и, быть может, учителя Гойи в Сарагосе, Брак этот не был вполне счастливым как вследствие любовных похождений неисправимого Гойи, так и благодаря тяжелому характеру Хосефы, К тому же супруга Гойи расходилась с мужем во взглядах на искусство, Это не помешало чете иметь двадцать человек детей, из которых, впрочем, лишь один пережил своих родителей.

1.1 Начинающаяся карьера королевского живописца.

С этого времени жизнь Гойи потекла в довольстве и в почете; деятельность же очень работоспособного художника прямо утроилась, Вот только вкратце этапы его официальной карьеры: в 1780 году Гойя выбран членом академии Сан Фернандо; в 1785-м произведен в Teniente Director той же академии; в 1786-м он получил звание королевского живописца, «Я устроил себе,— пишет он другу в том же году,— действительно налаженную жизнь, Я никому не прислуживаюсь, Кто имеет до меня надобность, должен меня искать, и, в случае когда меня находят, я еще заставляю немного просить себя, Я остерегаюсь сразу принимать какие-либо заказы, за исключением тех случаев, когда нужно угодить видному персонажу или же когда я считаю нужным сдаться на настойчивые просьбы друга. И вот, чем более я стараюсь сделать себя недоступным, тем более меня преследуют. Это привело к тому, что я так завален заказами, что не знаю, как всем угодить». 30 апреля 1789 года Гойя отправляется в Аранхуэс, чтобы присягнуть новому королю, назначившему его камерным художником — звание, дававшее право на вход во дворец.

В 1776 году Менгс устроил Гойе заказ исполнить картоны для королевской шпалерной мануфактуры San ВагЬага, и с этого момента в продолжение многих лет (до 1791 года) Гойя пишет серию композиций, предназначенных служить образцами для тканых картин, Эти композиции освещают целую сторону его личности и дают самую характерную ноту для молодых лет его деятельности, Исполнение картонов не заняло, впрочем, всей деятельности Гойи за эти годы, Так, в 1778 году он исполняет ряд офортов с картин Веласкеса, Офорты с Веласкеса принадлежат в чисто графическом отношении к наиболее совершенному из того, что сделано мастером.

С лета 1780 года Гойя снова занят фресками в церкви Богородицы в Сарагосе, и во время этой работы он сильно повздорил со своим зятем Байэу, которому было поручено общее наблюдение за работами, Байэу позволил себе критиковать произведения Гойи, к нему присоединилась и хунта церковного совета, смущенная общественным неудовольствием, Несмотря на уступки Гойи, все это кончилось тем, что его довели до отказа от дальнейшего исполнения фресок, Любопытна для характеристики взглядов Гойи на искусство фраза в записке, поданной им в церковный совет: «Честь художника очень тонкого свойства, Он должен из всех сил стараться сохранить ее чистой, так как от репутации его зависит все его существование; с того момента, когда она запятнана, счастье его гибнет навсегда», Вот почему он не может согласиться с тем, чтоб с ним, которого удостоил своим одобрением сам король, обращались как с наемным ремесленником. Весь этот случай, произошедший благодаря щепетильности Гойи и известной надменности Байэу, очень дурно отозвался на настроении художника, Он некоторое время страдал манией преследования, сделался раздражительным и мрачным. Несколько лет спустя он помирился с зятем, и тот загладил свою вину, оказав Гойе поддержку во многих делах, Красивый портрет Байэу написан уже после этого примирения,

Русский биограф В.Стасов, для которого Гойя был чем-то вроде предвестника Верещагина, нравоучительным сатириком и житейским философом во вкусе 1860 годов, обдал презрением этот цикл работ и считал картоны Гойи «балетно-элегантными и ложно галантерейными», Стасов даже недоумевал, что «есть еще» между французами, немцами и англичанами люди, способные радоваться на подобный «ублюдочный род искусства» и согласные прощать всю его ложь из-за «каких-то дилетантских соображений, из-за какого-то праздного любования на краску или рисунок», «Нам, русским, это все уже только смешно и жалко»,— кончает он свою мысль.

Между тем картоны Гойи знаменуют собой целую эпоху не только в его жизни, но и в жизни всего испанского народа. Не надо забывать, что если для Франции XVIII столетие означало непрестанное движение к революции, то для Испании это же время было чем-то совершенно иным, Испания после бездарного правления Габсбургов в XVII веке переживала теперь, под скипетром Бурбонов, своего рода возрождение, К концу века благодаря ряду удачных реформ Филиппа V, миролюбивого Фердинанда VI и умного, добросовестного Карла III Испания ожила от мрачного средневекового кошмара, в котором она пребывала двумя столетиями дольше, нежели другие страны Европы, Много еще оставалось исправить и улучшить, но в народе жила уверенность, что и это придет в свое время,

Нравы испанского образованного общества изменились за этот век до неузнаваемости, Такой художник, каким является Гойя в своих картонах и в портретах, был бы немыслим при Карле II, так же, как немыслимо было бы при последних Габсбургах изгнание иезуитов, произошедшее в 1767 году, и, наконец, реформа всего внешнего быта, ярче всего символизировавшая коренную перемену, произошедшую в нравах испанского общества.

Настроением счастья и довольства пропитаны «шпалерные картоны» Гойи. От них веет молодостью и силой. Если в них и встречается несколько более мрачных страниц, то сделано это для художественного контраста, да и эти мрачные страницы обусловлены или природой (путники, застигнутые метелью), или неумеренным употреблением вина (драка у харчевни), причем в последней сцене совершенно очевидна юмористическая задача художника без намека на какое-либо нравоучение. Все остальное передает нам или детские забавы, или национальные игры, или просто сценки с натуры из жизни Мадрида и окрестных деревень.

Исполнены эти картоны с удивительной легкостью (одно их количество указывает на нервную спешность исполнения) в несколько грубоватой технике, с утрированным контрастом света и тени.

К шпалерным картонам примыкает и один из главных шедевров Гойи, написанный им, как кажется, в 1788 году и изображающий народное гулянье во время ярмарки св.Изидора в долине Мансанареса. Небольшая картина эта принадлежит к самому замечательному, что создала живопись XVIII века, и в творении самого Гойи она является лучшим в чисто живописном отношении перлом.

Национальное празднество у капеллы патрона Мадрида св. Изидора происходит в конце мая и длится несколько дней, На гулянье это собираются толпы народа не только из окрестных деревень, но и из далеких провинций.

В дни Гойи празднество это представляло особенно блестящую картину, и художник увековечил зрелище с удивительной, трогательной любовью. Не изменяя своему широкому приему письма, он все же постарался здесь дать нечто совершенно законченное. Все в этой картине: и редкий по непосредственности впечатления «вырез» ее первого плана, и воздушность широкой панорамы, и группировка массы фигурок, разодетых в нежно-пестрые костюмы, а главное — весенний, мягкий, белый свет, разлитый повсюду, — производят чарующее впечатление, рассказывают о том наслаждении, которое должен был испытывать впечатлительный, легко возбуждающийся художник, гуляя по этим лугам, отдыхая на траве с друзьями, глядя на вереницу расписанных экипажей, вмешиваясь в веселые разговоры простых обывателей, вышедших за стены подышать свежим воздухом. В чисто живописном отношении Гойя никогда больше не подымался на ту же высоту.

К этому же времени (к 1780-м годам) относится ряд очень жизненных портретов Гойи. Они, правда, уступают по остроте характеристики и по сдержанности красочной гармонии произведениям более позднего времени. В них еще нет полного синтеза и той выразительной меткости, которые Гойя приобрел впоследствии и которые в портретах 1790-х и 1800-х годов заставляют прощать все их технические недостатки. Зато портреты первого периода отличаются удивительным вниманием к предмету и какой-то молодцеватой свежестью. Сюда относятся портреты Карла III и Карла IV в охотничьих костюмах, портрет семьи благородного инфанта дона Луиса-Антона и многие другие.

1.2 Заколдованный круг на пути царствования ничтожной аристократии.

С начала 1790-х годов в творчестве Гойи происходит большая перемена, Повлияли на это как обстоятельства внешнего мира, так и ухудшение в здоровье мастера, приведшее его к совершенной глухоте. Из жизнерадостного, чисто внешнего художника, наследника плеяды чувственных поэтов XVIII века, Ватто, Буше и Тьеполо, Гойя превращается в злобного сатирика, в пессимиста адских сил, издевающихся над бедными людьми, как над фантомами. Фантомами, пожалуй, были и его прежние действующие лица. Гойя, даже в самых своих острых портретах, не давал «апофеоза» человеческой личности, как то делали Тициан или Ван Дейк. Доля издевательства и презрения сквозит и в его «картонах», Но до того периода, к которому мы теперь обращаемся, презрительное отношение Гойи к человечеству было смягчено его богатой, щедро разливавшейся на все чувственностью, тогда как отныне он становится сосредоточенным человеконенавистником, жестоким и беспощадным в своем презрении. Потемки скептицизма окутывают его, и если еще и прорывается у него улыбка прежнего веселья или какая-то надежда на лучшее будущее, то эти моменты являются редчайшими и краткими проблесками.