Образ женщины, внешне следующий минойской традиции, тоже понимается иначе. Одна из фигур в тиринфском дворце, так называемая “Тиринфнянка”, - отдаленное эхо кносской “Парижанки”. Сохранились постановка фигуры в профиль, одежда и даже прическа. Однако трепет жизни совершенно исчез из росписей. Плотные, словно эмалевые краски заполняют участки рисунка, подчеркнутые контурами. Вместо живых и чувственных образов, еще недавно царивших в минойской живописи, на фресках появились застывшие, подчеркнуто декоративные, стилизованные формы.
Еще сильнее различия в минойской и микенской живописи выражены в фигуре “Микенянки” - фрагмент фрески, найденной в одном из домов “нижнего города” Микен. Это изображение гораздо больше отличается от критского, чем “Тиринфянка”. Компактная головка, крутые, сильно развернутые плечи и совершенно иной профиль, с коротким носиком и тяжелым подбородком, создали образ микенской аристократки, яркий и резковатый. Голубовато-синие, насыщенные красно-порфировые, нежные серебристые и палевые тона сменились горячими желтыми, ярко-красными, глухими черными.
Это иной почерк, иной взгляд на мир, иная художественная система, постепенно развитая микенцами в изобразительном искусстве. Но при всей статичности, порой даже неуклюжести и робости микенские образы гораздо жизнеспособнее минойских. Критские герои отличаются исключительной хрупкостью, они как бы не выдерживают натиска природных стихий, подчиняются их воле. Талии критян готовы надломиться, пушистые кудри - скрыть целиком лицо, ноги парят над землей в неслышном грациозном шаге. Напротив, микенские герои массивны, тяжеловесны, прочно стоят на земле. Их уверенность в себе и внутренняя силы таковы, что они способны сопротивляться любым внешним воздействиям. Каждый из них имеет в мире свое место, законность которого продиктована богами. Каждый из них “тектоничен”, т. е. находится в строго определенных весовых отношениях с окружающим миром. Как застывают мелькающие цветные стеклышки в калейдоскопе, так во второй половине 2 тысячелетия до н. э. Все вещи, рассыпанные божественной рукой, уверенно занимают свои места - в соответствии с четкой логикой и жестким порядком. Если критское искусство выражает стихийность неопределенных ощущений, то микенское - силу разума и организованность интеллекта.
Иной подход, иное видение мира во всех микенских вещах, нередко исполненных критскими мастерами, - от шкатулок из слоновой кости, головок воинов в шлемах из клыка вепря и до росписей ваз, которые совершенно утратили критскую праздничность и превратились в стереотипные, беглые, часто схематичные сценки. Однако они пользовались огромной популярностью на Балканах, островах, в Малой Азии и Кипре.
К числу самых великих проявлений микенского духа принадлежат памятники погребального искусства. Вход в город был оформлен в 14 в. до н. э. так называемыми Львиными воротами, украшенными сценой поклонения львов божеству, воплощенному в критской колонне. Рядом с микенским дворцом находился царский некрополь. Он был устроен гораздо ниже уровня дороги и имел вид обнесенного каменным кольцом круга. Это так называемый “могильный круг А”, открытый в 1876 году. Позднее, в 1952 г., был обнаружен “могильный круг В”, уже за пределами цитадели. В этих некрополях, датируемых 16 в. до н. э., хранились все богатейшие сокровища микенских царей.
В каждом “круге” устроено по несколько глубоких шахтовых гробниц прямоугольной формы, очень грубых и даже без обкладки стен камнем. На их дне были погребены члены царского рода, что должно было увековечить их в памяти потомков. На лицах мужчин - золотые маски, сильно стилизованные, но ясно передающие черты микенских василевсов. Ярко выраженные индоевропейские черты иногда по-настоящему благородны (“маска Агамемнона”). В отличие от критян правители Микен носили усы и бороду, чему станут подражать и их греческие преемники.
Золотые маски, не будучи новостью в Древнем мире - они встречались уже в 5 тысячелетии до нашей эры на территории Болгарии, - тем не менее, загадочны. Их предназначение - сохранять нетленными черты смертных царей. У женщин маски заменялись диадемами с очень широкой лентой и громадными высокими лучами. Стилизованный орнамент диадем говорит об их связи с богами-светилами, воплощением которых считались микенские царицы. Вероятно, женщины носили диадемы на высоких шапках - тиарах, истлевших со временем подобно пышным нарядам, от которых остались только золотые бляшки со штампованным изображением крито-микенских богов - бабочек, осьминогов, пчел, звезд и т. п.
Здесь же были найдены богатые бронзовые кинжалы с рукоятками из горного хрусталя и инкрустированными рисунками - сценами охоты, бегущими львами, звездным небом. В шахтовых гробницах обнаружен и целый ряд прекрасных золотых перстней-печатей (тоже минойской работы). К числу самых богатых даров относились сосуды из серебра, золота и электра (сплав золота с серебром): в “Одиссее” царь Менелай дарит на прощание своему гостю, сыну Одиссея Телемаху, богатый кратер - сосуд для смешивания воды и вина. По смерти владельца такие сосуды клали в могилу, они были, как тогда верили, залогом возрождения умершего. Некоторые сосуды имеют форму того или иного животного или оформлены в виде рога быка. Они использовались для ритуальных возлияний. В их исполнении различают критский почерк (живой, натуралистический, образный) и микенский (схематический, стилизованный, использующий крупные формы и цельные фрагменты).
Если в 16 веке до нашей эры такие сокровища отправляли в захоронения - грубые земляные шахты, то в 15 веке до нашей эры в тех же Микенах были построены величественные толосы - круглые в плане купольные гробницы. Купол был украшен серебряными золочеными розетками, имитирующими небесный свод. К гробнице вели длинный узкий коридор - дромос и высокий, красиво оформленный портал, полуколонны которого были богато расписаны длинными зигзагами. Выше колонн шел аттик - стенка над венчающим сооружение карнизом, на которой изображена сцена поимки дикого быка. Перед этим порталом были найдены фрагменты разбитых чаш, видимо оставшихся от тризны - поминального пиршества. Внутри, справа от входа, перекрытого огромным,“циклопическим” камнем, была устроена отдельная погребальная камера. Она некогда тоже могла быть богато украшена, как показали раскопки гробницы в Орхомене (Беотия, область в Центральной Греции), выполненные Генрихом Шлиманом. Там был найден фрагмент потолка со схематичным - в бегущих спиралях и стрелах - изображением звездного неба. Найденные гробницы оказались совершенно пустыми.
Купольные гробницы небольшого размера, предназначенные для захоронения членов целых родов, известны на Крите. Но такой тип богатого погребального сооружения с длинным дромосом (около 36 метров) в Эгеиде и на Балканах прежде не встречался. Он появится в Северном Причерноморье в 5 веке до нашей эры. Царский курган под Керчью является прямым наследником микенского толоса.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Дворцовая жизнь, длившаяся в Минойско-Микенском регионе несколько столетий, начала постепенно затухать к 13 -12 веку до нашей эры. Намечавшийся кризис выражался во многом: в истощение дворцовых богатств, редком появление дорогих изделий, отсутствии перестроек и переделок разрушенных или приходящих в запустение зданий, определенной замедленности пульса бытия. Он чувствовался и в “усталости искусства”, которое было сведено к нескольким бесконечно повторяющимся основным типам.
Около 1250 или 1190 г. до н. э. произошла какая-то катастрофа. Ослабевший, деградировавший Крито- Микенский мир, по видимому, исчерпал к тому времени свои силы и прекратил существование. Возможно, вторгшиеся северные племена ускорили ее падение. На долгие столетия героический мир умолк, но он жил в памяти потомков, в устной и фольклорной традиции, в песнях греческих певцов - аэдов. В 8 веке до нашей эры он сохранен Гомером на века в поэмах “Илиада” и “Одиссея”.