Нередко пишут о том, что эстетические нормы и принципы гармонии проявляются в правильной, симметричной форме каменных орудий, изготовленных еще в эпоху мустье. Ф. Боас считал, что наслаждение красотой – одно и то же чувство для всех примитивных людей, охваченных "страстным желанием делать вещи, доставляющие наслаждение, что невозможно провести грань между искусством и неискусством"8. Но Ф. Боас все же имел в виду людей современного физического типа, хотя и отставших в своем культурном развитии, а многие исследователи считают, что чувство красоты уже было присуще архантропам.
А. П. Окладников тоже считал, что "утро искусства" относится ко времени до верхнего палеолита. Он писал: "Если раньше можно было предполагать, что мустьерский культ мертвых и культ зверя предшествуют искусству верхнего палеолита, то теперь мы знаем, что зачатки художественной деятельности не моложе этих первых проявлений религиозной фантастики. Более того, вопреки утверждениям идеалистически настроенных искусствоведов и философов, ясно, что религия не была почвой для искусства и не из нее исходили стимулы, вызвавшие к жизни первоначальную художественную деятельность. На самом деле истоки художественной деятельности коренятся в том, что составляет сущность и основу искусства – в творческой фантазии и в способности наслаждаться прекрасным – в эстетическом чувстве... Одной из конкретных важнейших предпосылок для возникновения новой художественной формы деятельности явилось накопление технического опыта в производстве орудий и, прежде всего, в обработке основного для той эпохи материала – камня... Прямое, непосредственное давление потребностей общественного производства, материальной практики, физического труда оказалось стимулом, повлиявшим на возникновение не только различных видов изобразительного искусства, но и таких форм художественного творчества, как пение, танец, зачатки инструментальной музыки"9.
В книге "Утро искусства", написанной не для специалистов, а для широкого читателя, А. П. Окладников стремился показать, что происхождение искусства не связано с религией (тогда эта тема имела политическую актуальность), но в борьбе с религиозным идеализмом, незаметно для себя, он сам оказался почти на тех же позициях, видя "сущность и основу искусства в творческой фантазии и в эстетическом чувстве". В этой концепции не оставалось никакого места объективным природным, в том числе и психофизиологическим факторам, которые вызвали к жизни сначала саму знаковую деятельность и как ее часть фигуративные и абстрактные изображения. Только потом, когда эта деятельность стала вполне осознанной, могли возникнуть стимулы и нормы эстетического характера.
В этой связи уместно привести соображения А.К.Филиппова, много лет изучающего происхождение искусства с точки зрения эстетического восприятия. Говоря о совершенстве орудий ашело-мустьерского времени, он пишет: "Разумеется, наш предок в виллафранке был человеком. Но о его эстетических переживаниях мы можем только в общем плане высказать более или менее правдоподобные гипотезы"10. С этой мыслью можно полностью согласиться за исключением человека из виллафранка. Ведь виллафранк – это около 2 млн лет назад, когда только появляется самый ранний хабилис, а австралопитек еще будет существовать почти миллион лет. А далее А.К. Филиппов переходит к давно дискутируемому вопросу об эстетике оптимальных форм ашело-мустьерских орудий и как специалист-трасолог дает, как представляется, наиболее правдоподобное объяснение этому феномену. "… У любого орудия при постепенном износе-заострении происходит своеобразное выравнивание активного участка, когда он одновременно изнашивается и формируется…, оптимальная форма наиболее совершенна и не может не замечаться; и как следствие работы орудием с подобной кромкой, несомненно, должно возникать чувство удовлетворения и удовольствия"11. Близкую, но более категоричную точку зрения высказывают и другие исследователи. П.Бинан из научного Центра (Дордонь, Франция) и Э.Боэда из университета Париж-Х, пишут: "…мы верим в кажущуюся симметрию ашельских рубил, которая также обманчива, как и утверждение, что симметрия является источником эстетического наслаждения"12. М. Конки из университета Беркли (США) считает, что "когда мы говорим о палеолитическом "искусстве", мы приписываем предметам эстетический смысл, которого вначале у них, возможно и не было"13.
По иронии судьбы католический священник А. Брейль оказался большим материалистом, чем боровшиеся с религиозными теориями марксисты и материалисты, особенно те из них, кто стремился быть более ортодоксальными марксистами, чем К. Маркс и Ф. Энгельс. Незадолго до своей кончины, подводя итог своим 60-летним исследованиям, в которых искусство палеолита занимало ведущее место, Брейль писал, что пещерное искусство Западной Европы было вызвано к жизни особыми условиями, в которых обитали здесь охотники ледникового времени. Охота на крупных животных – на мамонта, носорога, бизона, на лошадей и оленей – в условиях больших открытых пространств, способствовала быстрому созреванию целого комплекса глубоких "динамических впечатлений", которые выплеснулись из сознания человека на стены пещер и другие плоские поверхности. В отличие от охотников франко-кантабрийской области, у жителей побережья Атлантики и Средиземного моря, собиравших улиток и морские ракушки, подобного стимула к формированию таких насыщенных зрительно-эмоциональных перегрузок не было, а поэтому не было искусства.
Брейль учитывал не отдельные факторы внешней среды, а их взаимодействие, их систему. Он понимал, что одной большой охоты со всеми ее динамическими нагрузками на психику мало для рождения искусства. В тропических районах Африки была большая охота, но не было большого искусства. Брейль объясняет это тем, что мощная растительность тропиков скрывает из вида человека добычу, которую он преследует. Искусство, по его мнению, возникает только в условиях совокупного действия всех рассмотренных факторов: большая охота, требующая постоянно совершенствующихся орудий, находчивости и напряжения всех физических и духовных сил; открытые пространства, где преследуемый или нападающий зверь предстает перед охотником во всей своей красе и становится источником избыточных зрительных "динамических впечатлений"; глубокие, сравнительно теплые пещеры, где в промежутках между охотами, по-видимому, зимой отправлялись обряды, которые должны были способствовать успеху будущих охот. "Этому благоприятствовал Великий Дух, который управлял природой и благословлял их охотничьи экспедиции. В некоторые обряды, связанные с ними, вмешивалось искусство. Оно изображало желанных зверей и иногда помечало их уже магической стрелой. В обрядовых церемониях живописные или графические образы на стенах пещер принимали определенный смысл – призыв к небесной или адской силе, от которой зависит размножение дичи"14.
Конечно, Брейль ошибался, предполагая некие "особые условия" в Западной Европе эпохи верхнего палеолита. Но не это важно в его гипотезе. Самое главное представляется в том, что он едва ли не первым встал на путь поиска объективных факторов, обусловивших появление изобразительной деятельности. Среди них магические обряды, упомянутые Брейлем, не занимают ведущего места и не рассматриваются как предшественники искусства. Поэтому вряд ли следует относить его к сторонникам магической гипотезы15. Подход, обозначенный Брейлем, представляется очень емким. Он не противостоит другим гипотезам, и при более детальной проработке мог бы включить их в себя в качестве частного случая (и натуральный макет, и роль магии, и прамифологию и т. д.).
А. Леруа-Гуран почти не занимался вопросами эстетики первобытного искусства. Большинство авторов принимает эстетические чувства людей эпохи верхнего палеолита как заданные, но разрабатывает теоретические обоснования этому, пользуясь понятиями современного искусствоведения16. Не отказывая никому в таком подходе к первобытному искусству, хотелось бы все же поставить вопрос следующим образом: если первобытное искусство порождено эстетическим отношением к действительности, то где же истоки самое эстетики. Существовала ли некая "предэстетика"?
Если мы хотим остаться в рамках научного познания, нужно заранее сказать, что на этот вопрос нет однозначного ответа. Изобразительная деятельность существует более 30 тыс. лет, примерно столько же времени существуют и другие искусства: танец, пение, маскарад (зачатки театра) и т.п. Первые ростки эстетической мысли зафиксированы в древнеиндийской и древнекитайской философии, т.е. примерно 2500 лет назад. Если даже допустить, что в устной традиции они появились намного раньше и добавить еще одну-две тысячи лет, все равно этот период будет несоизмерим с временем существования искусства. Более четкие формулировки, чем у древних индусов и китайцев, принадлежат древним грекам – Гераклиту, Платону и в наибольшей мере Аристотелю. А сам термин эстетика, как область познания, был введен в научный оборот и того позже – в XVIII в. А.-Г. Баумгартеном.
Эстетическое отношение к действительности это, прежде всего, – чувство прекрасного. Современная наука находится в самом начале пути к пониманию того, что представляет собой это чувство. Если мы плохо понимаем, что такое чувство прекрасного у современного человека, то еще сложнее понять, каким оно было и было ли оно вообще у наших сородичей 30-40 тыс. лет тому назад, а у эволюционных предшественников еще на две-три сотни тысяч лет раньше. Специалисты-этологи считают некорректным использование человеческого поведения в качестве моделей изучения поведения животных. "Слишком слаба научная база для проведения аналогии между психическими переживаниями человека и животных"17. Сопоставление с поведением животных требует большой осторожности, но сопоставление поведения верхнепалеолитического человека с современным вполне возможно, поскольку их физиологическое "устройство" одинаково и, соответственно, нейропсихологические реакции, если не идентичны, то очень близки.