Однако возникли и проблемы. По словам русского поэта Г.Р. Державина, государь говорил ему в 1814 году: “Да, Гавриил Романович, мне Господь помог устроить внешние дела России, теперь примусь за внутренние, но людей нет”. В самом деле, если в душе царя воспылало монархическое чувство, то было немало тех, кто, наоборот, победив Европу, еще более уверился в истинности именно “западного” пути развития. В том числе внушаемый и такими советниками, Александр I даровал в 1815 году конституцию Царству Польскому, а в 1816—1819 гг. провел крестьянскую реформу в Прибалтике.
В самом русском обществе время после победы в Отечественной войне 1812 года — это период духовной нестабильности и разброда, период идеологических брожений и разрастания революционных настроений. Так, в среде русского офицерства начинает зреть заговор против императора и существующей формы правления. Создаются различные тайные общества, имеющие своим истоком масонские ложи. Еще во время заграничных походов 1813—1814 гг. русские офицеры создавали “военно-походные ложи”. Многие из них были приняты в масоны зарубежными, в т.ч. французскими, ложами. Членами масонских лож были многие будущие “декабристы” — П.И. Пестель, С.П. Трубецкой, И.Д. Якушкин и др. Участники тайных организаций хотели “пересадить Францию в Россию”, утвердить в российских пределах идеалы свободы, равенства и братства, республиканские формы
правления.
К тому же в России в послевоенное время начинают расцветать всевозможные оккультные и мистические общества, причем побуждаемые и поддерживаемые самим царем, который не был тверд в православном вероучении, но на основе с детства впитанных им просветительских убеждений искал некую общую для всего мира религиозную истину. Александр I не просто поддерживал мистиков и оккультистов, но постоянно советовался с ними, беседовал, испрашивал у них толкования скрытого смысла неясных ему мест Ветхого и Нового Заветов. Мистиком был и близкий друг царя, обер-прокурор Святейшего Синода и министр специально созданного Министерства духовных дел и народного просвещения А.Н. Голицын, который вел дело к объединению всех религий в одном мистическом культе некого “универсального единого христианства”, поддерживал распространение инославных религий и запрещал защиту православия.
Страна была наводнена иезуитами, одно время (1811—1820 гг.) получившими даже возможность учредить целый учебный округ своих школ с Полоцкой академией во главе. Тогда же открывается как бы палладиум всего религиозно-мистического движения начала XIX столетия — Библейское общество (1813 г.), председателем которого стал А.Н. Голицын, а членами различные духовные лица, как православные, так и инославные. Веротерпимость и внеконфессиональность слишком часто обертывалась покровительством сектантам (особенно духоборам молоканам, даже скопцам, — в этой среде хорошо расходились “мистические” книги...). И, во всяком случае, слишком часто тогда декларировали против “наружной церковности”, в надежде сорвать эти “обветшалые пелены” с истинного и внутреннего христианства. В некоторых открыто изданных сочинениях можно было прочитать и о “тьме нелепостей и суеверий, называемых Греко-Католическим Восточным исповеданием”, которую подобает разогнать “светом Божественной книги”.
Лишь немногие тогда выступили против духа мистицизма, поразившего высшие сословия России. Одним из них был иеромонах Фотий (в миру Петр Никитич Спасский) (1792—1838), в скором будущем — архимандрит Юрьева Новгородского монастыря.
Родившийся в семье дьячка, Фотий в 1817 году принял монашество, в сане иеромонаха был назначен законоучителем 2-го кадетского корпуса. Именно тогда иеромонах Фотий прославился в Петербурге своим строгим аскетизмом и верностью устоям православия, резко выступил против мистицизма. За свои взгляды в 1820 году Фотий был
удален из Петербурга и назначен настоятелем Деревяницкого монастыря. В 1822 году его перевели в Сковородский монастырь, а затем в Юрьев Новгородский монастырь в сане архимандрита.
В 1822 году, поддержанный А.А. Аракчеевым и генерал-адъютантом Ф.П. Уваровым, Фотий был вызван в Петербург и принят Александром I, на которого произвел сильное впечатление. В 1824 году Фотий подал на имя императора две записки, в которых показал вред от распространения мистицизма и потребовал увольнения А.Н. Голицына. На этот раз государь уступил требованиям Фотия, Голицын был уволен, а его министерство ликвидировано.
Разочарование в мистицизме сопровождалось и тем, что Александр I крайне отрицательно стал относиться к масонству. Русские масонские ложи всегда управлялись из зарубежных масонских центров, каналы этого управления были тайными. Поэтому всегда существовала возможность превратить российские масонские “братства” в центры политического влияния и сбора важной информации. Это было особенно опасно, поскольку в ложи входили люди сановные и влиятельные. Кроме того, среди некоторых масонов начали возобладать революционные настроения. Поэтому в 1822 году императорским указом деятельность всех тайных обществ, и в первую очередь масонских лож, была запрещена. Знаменательно, что этот запрет подтверждали все остальные российские императоры.
Расставание Александр I с друзьями-мистиками и прежними увлечениями одновременно привело к возвышению новых советников, которых можно считать бoльшими сторонниками прежних традиционных воззрений. Именно в последние годы царствования Александра происходит новое возвышение А.А. Аракчеева, третье в жизни этого интересного государственного деятеля.
Алексей Андреевич Аракчеев (1769—1834) был родом из семьи бедного помещика. С 1792 года Аракчеев оказался приближен к цесаревичу Павлу Петровичу. В 1796 году, на следующий день после восшествия на престол Павла I, Аракчеев был назначен комендантом Петербурга. В 1797—1798 гг. — командир Преображенского полка и генерал-квартирмейстер всей армии. Но затем он был уволен со службы с запрещением жить в Петербурге.
Вновь возвысился Аракчеев при императоре Александре I, став в 1808 году военным
министром и генерал-инспектором всей пехоты и кавалерии. Он упорядочил комплектование и обучение строевого состава; ввел разделение армии на дивизионы; издал положения по многим частям военного управления; улучшил снабжение войск вооружением и провиантом; основал Артиллерийский комитет и организовал выпуск “Артиллерийского журнала”. Военные реформы Аракчеева во многом способствовали успехам русской армии в войнах с Наполеоном в 1812—1814 гг. Но в конце 1809 года Аракчеев, уязвленный возвышением М.М. Сперанского, подал в отставку с поста военного министра и получил взамен должность директора департамента военных дел Государственного Совета. Во время Отечественной войны 1812 года Аракчеев состоял при Императорской квартире, ведал комплектованием войск, пополнением артиллерийских парков и организацией ополчений.
В 1814—1815 гг. Александр I передал Аракчееву контроль над деятельностью Государственного Совета, Комитета министров, Собственной Его Императорского Величества канцелярии. По желанию императора, но сам к тому не стремясь, Аракчеев возглавил организацию военных поселений. В 1818 году по поручению Александра I Аракчеев подготовил проект освобождения крестьян, который так и не был осуществлен. Осенью 1825 года из-за болезни Аракчеев отошел от дел, а после воцарения Николая I был уволен в отпуск.
К концу правления Александра I в России сложилась непростая обстановка. В 1824—1825 гг. императора неоднократно предупреждали о существовании офицерского заговора и подготовке восстания. “Не мне их судить”, — отвечал Александр I, помня о собственных конституционных и республиканских увлечениях, и не предпринимал никаких мер.
Кроме того, возникла сложная династическая ситуация. Императорская чета была бездетна. По существовавшему тогда закону о престолонаследии, в случае смерти Александра трон должен был перейти следующему по старшинству брату — Константину Павловичу, к тому времени наместнику государя в Царстве Польском. Но Константин Павлович отказывался принять бразды правления Российской империей. Поэтому в 1823 году Александр I передал права на престол другому своему брату — великому князю Николаю Павловичу. Однако это завещание сохранялось втайне и от Сената, и от всего народа, и от самого Николая Павловича.
Сам Александр I чувствовал необычайную усталость от несомых им императорских обязанностей. “Я устал, — сообщал он брату Константину, — не в силах сносить тягость
правительства”. Он даже решил по достижении им возраста 50 лет, т.е. в 1827 году, отказаться от престола. А пока государь начал много и часто путешествовать по стране. Осенью 1825 года во время поездки в Крым император простудился. Простуда перешла в воспаление легких, и 19 ноября 1825 года Александр I скончался в г. Таганроге.
Неожиданная смерть Александра I породила многочисленные слухи и легенды, среди которых наибольшее распространение получила легенда о старце Федоре Кузьмиче. Согласно ей Александр не умер, а лишь имитировал свою смерть, а сам тайно скрылся из Таганрога и поселился в Сибири под именем старца Федора Кузьмича. Современники отмечали поразительное внешнее сходство этого человека с императором Александром I, его светские манеры, а также необыкновенную осведомленность о политических событиях и жизни светского общества первой четверти XIX в. Многие представители династии Романовых верили в истинность легенды. Но в настоящее время подтвердить или опровергнуть ее не представляется возможным. Федор Кузьмич умер 20 января 1864 года, унеся в могилу свою тайну.
***
Победа в Отечественной войне 1812 года вызвала небывалый до того времени подъем национального самосознания в России. И если для власть предержащих этот подъем свидетельствовал о необходимости укрепления традиционных основ Российской империи, то для большой части образованных людей из дворянского сословия он открыл существование… самого русского народа! Ведь до того большинство дворян воспринимало собственный народ лишь как “темную” и косную массу, как “глупых мужиков”, способных только к обработке земли да к удовлетворению многообразных дворянских прихотей. И вдруг этот “темный мужик” на вилах вынес из России грозу всей Европы — непобедимого Наполеона! А сами дворяне плечом к плечу вместе с солдатами-“мужиками” гнали этого Наполеона через всю Европу, пока не выкинули его на остров Святой Елены! Тут поневоле задумаешься...