Смекни!
smekni.com

Бондаж, садомазохизм и сексуальность в японской рисованной порнографии (комиксы и анимация) (стр. 4 из 4)

Фрейд полагал, что у мужчин есть некоторая склонность к садизму, который является частью их природной агрессивности. Он считал, что мужчины властвуют над женщинами и это нормально. Тогда мы могли бы предположить, что мазохизм нормален для женщин как пассивная позиция по отношению к сексуальной жизни и сексуальному объекту. Но, мне кажется, в это сложно поверить, по меньшей мере, мы должны рассматривать это как один из комплексов культурных верований, поддерживаемый, подкрепляемый существующей нормой и преподносимый как истина, однако в отношении всего человечества это недопустимо и невозможно доказать. Исключительным условием сексуального удовлетворения в крайних формах сексуальности, т.е. при перверсии, является испытывание или причинение физической боли сексуальному объекту. Садизм и мазохизм, таким образом, связаны. Фрейд утверждает, что садизм связан с чувством вины, но не объясняет почему. Я предполагаю, что садомазохизм - это своеобразный двойной капкан, в котором человек всегда повинен в нарушении нормы, ведь, как определяет общество, оба, и садист и мазохист, виновны в сексуальной трансгрессии; единственная для них возможность искупления вины — это продолжение отношений из страха, что их тайная сексуальная жизнь будет раскрыта и они будут страдать от публичного унижения. Таким образом, они простят друг друга при единственном условии - если их связь продолжится.

Фрейд утверждает, что садомазохизм, таким образом, является способом преодоления (чувств) отвращения, стыда, вины и подавления. Как выразился один из моих знакомых, садомазохизм снимает чувство вины и стыда с желания получить сексуальное удовольствие, ведь кого-то из партнеров принуждают к сексу. А когда кого-то заставляют против его воли, он становится беззащитной жертвой и избавляется от чувства вины.

Фрейд не решает проблему насилия. Даже говоря о том, что женщины развращены и хотят быть изнасилованными, а мужчины - извращенцы и хотят насиловать, он не допускает возможности, что садомазохизм может быть и игрой воображения, выдумкой (когда боль - легка, издевательства и унижения - разыграны, а жестокость - всего лишь игра, предназначенная для возбуждения), а не только маскарадом с четким распределением ролей, навязчивой фантазией, фетишистским представлением, театром спальни и т.п. Фрейд также утверждает, что каждый садист одновременно мазохист, а каждый мазохист - садист, так как он/она, как истинные актеры садомазохизма, наслаждаются, играя как пассивную, так и активную роли.

Перверсии

Эти так называемые перверсии нередко являются частью нормальной здоровой сексуальной жизни, и о них нельзя думать только как об извращении, отклонении от нормы, как о психологической или физиологической, другими словами, медицинской проблеме. Если какой-нибудь человек имеет так называемую перверсию, которая вытесняет все остальное из его жизни и угрожает ей, его репродуктивным способностям и нормальному функционированию, только тогда перверсия становится для него проблемой, а точнее она становится социальной проблемой, базирующейся на социальных условностях, называемых культурой. Эти одержимости (перверсии) усложняются не спецификой сексуального поведения, а отсутствием разнообразия выбора в сексуальных отношениях и невозможностью удовлетворения обоих партнеров (в рамках перверсии). Проблема в том, что оба партнера не могут получить удовлетворение. Культура награждает нас чувствами отвращения, стыда, вины и раскаяния. Чтобы иметь здоровую и счастливую сексуальную жизнь, их необходимо преодолеть. Подобным, образом наши убеждения, гласящие, что мужчины должны быть активными и агрессивными, а женщины пассивными и чувствительными, - всего лишь стереотипы, сдерживающие сексуальное удовольствие. В этом заключается двойная ловушка культуры - такие противоречия ведут к проблемам в сексуальной жизни, в свою очередь атмосфера молчания и сокрытия знаний о сексе и любви приводит к путанице и противоречиям, тогда как более открытое и свободное общество не допустило бы появления многих сексуальных проблем. Честность и открытость могли бы предупредить многие сексуальные расстройства, дисфункции и осложнения. Еще одна большая проблема связана с ограничением сексуального удовольствия для небольшой, но значительной группы популяции - это гомофобия, ведь, если Фрейд не ошибался, - секс является естественной потребностью человека, столь же необходимой ему, как пища (и потому сравнимой с голодом), и каждый может сказать, что это если не ежедневная, то, по крайней мере, регулярная потребность, которая, однако, слишком часто остается неудовлетворенной из-за влияния пуританских ценностей, современных трудовых ритмов и культурно сконструированных ограничений.

Фрейд показал, что сексуальные перверсии и аномалии обнаруживают себя тогда, когда чьи-либо сексуальные потребности (или потребность в любви) отвергаются, ограничиваются или подавляются. В поисках способа удовлетворения этих потребностей некоторые люди останавливаются не на искренней человеческой привязанности, понимании, эмоциональной теплоте и физическом контакте, а на неких «заменителях». Тогда мы можем сделать вывод, что порнографические фильмы могут выступать в качестве такой временной замены секса (впрочем, как и любые другие заменители любви) - это своеобразный коммерциализированный фетишизм в культуре потребления. Почему анимация? Анимация имеет следующие преимущества: идеализированная репрезентация, оформление истории как фантазии, безупречная гибкость рисунка, иллюзия того, что в процессе создания фильма не эксплуатируются работники секс-индустрии (а они эксплуатируются), и возможность апеллировать к молодой аудитории, проявляющей страстную тягу к сексуальным знаниям, но не имеющей к ним доступа из-за своего возраста.

Я полагаю, что японская порнографическая анимация является для американской аудитории своего рода заменой секса, средством стимуляции (секса или мастурбации), способом получения подробных знаний о сексуальном искусстве и доступом к моделям сексуальности и сексуального поведения, комплексом назидательных историй и рядом воображаемых образов (паттернов) для размышления о сексуальности в условиях культуры подавления и молчания. Фильмы в процессе разворачивания смысла тоже продуцируют недосказанности, умолчания. В них содержаться пустоты, которые аудитория заполняет собственными смыслами и вариантами. Они предлагают сценарии «что, если». Что, если бы это случилось со мной, если бы я участвовал в этой фантазии; что, если бы все это было на самом деле? В действительности эти фильмы представляют собой культурные модели, из которых могут быть сконструированы когнитивные и психологические паттерны. Такие фильмы могут быть опасными, так как они пропагандируют фетишизм (как сами по себе, так и своим содержанием) и укрепляют патриархатные нормы и убеждения. Но все-таки они могут использоваться для того, чтобы поставить под сомнение подобные нормы, фетиши и доминирование нормативной сексуальности. Люди могут играть, экспериментировать с текстами и что-то получать от них взамен. Чем в меньшей степени будет задействована цензура при производстве текстов, тем лучше. Чем больше будет возможностей для открытого обсуждения всех аспектов человеческого существования, тем лучше. Тот факт, что эти фильмы одновременно выполняют функции сопротивления культурной гегемонии и обозначения границ дозволенного, говорит о том, что ситуация в лучшем случае безрадостна. Если молодые люди чувствуют, что для экспериментирования со своей сексуальностью им необходимо обращаться к подобным формам репрезентации либо сублимировать свою сексуальность посредством использования таких ограниченных текстов и изображений, то это лишь доказывает, что они действительно не свободны. Популярность этих анимационных фильмов в Америке и Японии наводит на мысль, что молодым людям трудно вступать в реальные сексуальные контакты, любить или испытывать интимные чувства, причиной чего является господство одной модели сексуальности, накладывающее ограничения на их сексуальное поведение. Тот факт, что они вынуждены сублимировать свои желания через разглядывание рисованных версий человеческой сексуальности, занятия спортом, молитвы, пение и коммерциализированный фетишизм, подсказывает мне, что молодежь (а в действительности все люди) попадают в ловушку сексуальных и политических репрессий (у Оруэлла в «1984» порнографию распространяют служащие Порносека и пролы). Как показано в «Brave New World» Олдоса Хаксли, контроль над человеческой сексуальностью характерен для тоталитарных сообществ: Фили (the Feelies - от англ. feeling «фильмы для всех чувств») - это разновидность секса «по квитанции», а порнография - это попытка контролировать сексуальность. Как подсказывает Фуко, любой аппарат контроля дает возможность сопротивления. Вопрос в том, связано ли эротическое искусство в большей степени с властью, контролем и репрессиями или все-таки с освобождением, сопротивлением и сублимированием сексуального желания в желание свободы?